Не желая попасть в плен к врагу, последней пулей он покончил с собой. Приняв необходимые меры предосторожности, Кузнецов не успокоился до тех пор, пока через своих «информаторов» в гестапо не убедился, что Приходько в самый последний момент подорвал пакет с донесением, привязав его к гранате и что фашисты ничего не заподозрили.
Готовясь к возмездию над Кохом, Кузнецов неутомимо ищет пути «встреч» с гауляйтером. Через разведчиков своей группы, ровенских подпольщиков и своих «приятелей» – гитлеровских офицеров он устанавливает местонахождение его особняка. «Кох живет на Монополевой, д. 23–25. По улице Словацкого, 4 – штаб связи командующего В/С Украины», – доносит он в отряд.
Немного позже командование отряда уже точно знало, что Кох живет в особняке из пяти комнат в семидесяти метрах от рейхскомиссариата, недалеко второй особняк для охраны. Рейхскомиссариат и особняк обнесены трехметровой оградой с колючей проволокой. В рейхскомиссариате бывает не всегда. В 20.00 пьет дома чай, принимает гостей, поездом не пользуется, за ограду никуда не выезжает, за исключением аэродрома.
Наконец, Кузнецов достал схему двора рейхскомиссариата с обозначением постов охранения, парадных и тайных выходов особняка. Но Кох отсиживался в Кенигсберге. Следить же, когда он, навещая Ровно, бывает в особняке, было очень трудно. Однажды, проведав о начавшемся ремонте резиденции Коха, Кузнецов решил подбросить в логово палача «мокрую лягушку». Речь шла о том, чтобы с помощью строительных рабочих, проводивших отделку дворца, пронести в особняк взрывчатку и «вознести» ею на небеса богобоязненного почитателя религии Эриха Коха. Но охрана проводила самый тщательный контроль стройматериалов. Эсэсовцы щупами проверяли цемент, осматривали поделочную древесину Ремонтные работы велись под наблюдением гестаповцев.
В это время Николай Кузнецов и его помощники искали среди рабочих-штукатуров, плотников и маляров верных людей для осуществления задуманной операции.
Через подпольщиков Ершова и Шевчука он познакомился с ровенским патриотом Василием Буримом. Василий и его брат работали малярами в одной из немецких фирм.
Вот как это произошло.
Однажды, придя домой с работы, Бурим застал на кухне Шевчука, беседующим с женой. Шевчук при первом знакомстве отрекомендовался паном Соколовским, а потом, когда убедился, что на маляра Бурима можно положиться, признался: «Я парашютист, зовут меня Мишка, фамилия Шевчук».
Пан Соколовский явился в гости в парадном черном костюме, в шляпе и при галстуке. Он первым поздоровался с хозяином по-польски: «Мое ушанование, что это вы так долго работаете?»
– Я был у одного товарища, – ответил Бурим.
Шевчук вел себя как дома. Он открыл дверь во вторую комнату и позвал:
– Битте, битте!..
На кухню вышел немец, молодой красивый офицер. Протягивая хозяину квартиры руку, он заговорил по-немецки:
– О, герр Васва, варум филь спазирен?
Бурим настороженно, стараясь подобрать немецкие слова, ответил, что не работал и не гулял, а навестил больного приятеля.
Каково же было изумление молодого маляра, когда он узнал, что перед ним партизан-разведчик!..
Офицер, между тем, улыбаясь, сказал чисто по-русски, показывая на мундир:
– Ты не смотри так, Вася, на меня. Это – маскировка. В действительности во мне нет ни одной капли немецкой крови. Я русский! И мы с тобой еще в Берлине будем давить этих фашистских гадов!
Вскоре Кузнецов познакомил Бурима со своим другом Николаем Струтинским. В условленное время Бурим явился за город, в село Тютковичи. И здесь в клуне он увидел легковую машину серого цвета, а около нее Кузнецова и Николая Струтинского. Бурим достал краски, кисти, и все трое принялись за дело. Красил машину, правда, один Бурим, а его помощники едва успевали отгонять мух, прилипавших к быстро сохнущей краске. Вскоре машина из серой превратилась в темно-коричневую с хорошим блеском.
Струтинский сменил номера. Кузнецов остался очень доволен работой и шутя заметил: «Ну, теперь ее даже хозяин не узнает!»
В этом была доля правды. Через три часа Кузнецов и Струтинский раскатывали по городу на «новом» автомобиле. Еще не раз пользовались они таким приемом. Бурим и партизанский художник Григорий Пономаренко перекрашивали немецкие машины, реквизированные, занятые «напрокат» даже у самого гебитскомиссара города Ровно полковника Бера. На этих машинах Кузнецов выполнял боевые задания.
Пауль Зиберт ищет экзаменатора
Кузнецов давно мечтал встретиться с представителями высших кругов офицерства германских вооруженных сил. Ему хотелось еще раз проверить себя в роли немецкого офицера, обогатиться знаниями закулисных штабных новостей, специфической военной терминологией, появившейся в лексиконе за последнее время. Для этого нужно было достать «длинного языка», как выражаются разведчики.
А партизанам-медведевцам как-то все попадалась мелкая рыбешка.
Декабрьским днем сорок второго года на шоссе Ровно – Киев можно было увидеть такую картину На четырех подводах (фурманках) запряженных породистыми лошадьми, с песнями, гиканьем и свистом не спеша ехало не менее двух десятков полицейских. В передней фурманке сидел немецкий офицер. Стоило рядом с подводами появиться грузовой машине с солдатами или стремительному «оппель-адмиралу», как полицаи оглашали воздух буйным приветствием: «Хайль Гитлер!» и снова продолжали горланить песни. Обычная для немецкой оккупации картина.
Завидят крестьяне такую грабь-армию и бросаются с глаз долой. Знают, что от немцев и полицаев добра не жди. Снова обирать едут. Готовь кур, свиней…
Фурманки продолжали свой путь на Кастрополь. Но никто из встречных немецких военных, пролетавших мимо на «адлерах» и «оппелях», не обратил внимания на двух пешеходов, шедших на значительном расстоянии от повозок с полицаями.
Короткий зимний день клонился к вечеру Начало смеркаться. Мороз крепчал. Задымила поземка. По обеим сторонам шоссе ни кустика на десятки метров. Они вырублены, чтобы партизаны не могли незамеченными подбираться к автомагистрали.
Впереди на шоссе, спускавшемся с невысокого увала, показалась легковая машина. Ее желтые подфарники, как два подслеповатых глаза, стремительно двигались в сторону полицейских. Раздался пистолетный выстрел. Это сделал первый пешеход. Он заметил в машине высокие «индючьи» офицерские фуражки. К тому же фары с желтым цветом означали, что на автомобиле следует высокое начальство. Второй пешеход коротким взмахом руки выхватил сбоку из торбочки гранату и послал ее в сторону автомобиля.
Раздался мощный взрыв. Все было рассчитано на секунды. Легковой автомобиль завалился в кювет, и его бок прошила автоматная очередь. Офицер, сидевший на первой фурманке, подал «полицейским» короткую команду, и те бросились к подбитому автомобилю. Не успели они вытащить из машины бесчувственных пассажиров, как навстречу вынырнула другая автомашина.
«Немецкий офицер» энергично махнул рукой и по-русски скомандовал:
– Бейте и эту!..
Граната на этот раз не помогла. Машина шла на огромной скорости. Автомобиль полоснули из ручного пулемета и автоматов, но он, проскочив мимо людей, начал удаляться, невредимый… На шоссе действовала подвижная группа партизан во главе с Кузнецовым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Готовясь к возмездию над Кохом, Кузнецов неутомимо ищет пути «встреч» с гауляйтером. Через разведчиков своей группы, ровенских подпольщиков и своих «приятелей» – гитлеровских офицеров он устанавливает местонахождение его особняка. «Кох живет на Монополевой, д. 23–25. По улице Словацкого, 4 – штаб связи командующего В/С Украины», – доносит он в отряд.
Немного позже командование отряда уже точно знало, что Кох живет в особняке из пяти комнат в семидесяти метрах от рейхскомиссариата, недалеко второй особняк для охраны. Рейхскомиссариат и особняк обнесены трехметровой оградой с колючей проволокой. В рейхскомиссариате бывает не всегда. В 20.00 пьет дома чай, принимает гостей, поездом не пользуется, за ограду никуда не выезжает, за исключением аэродрома.
Наконец, Кузнецов достал схему двора рейхскомиссариата с обозначением постов охранения, парадных и тайных выходов особняка. Но Кох отсиживался в Кенигсберге. Следить же, когда он, навещая Ровно, бывает в особняке, было очень трудно. Однажды, проведав о начавшемся ремонте резиденции Коха, Кузнецов решил подбросить в логово палача «мокрую лягушку». Речь шла о том, чтобы с помощью строительных рабочих, проводивших отделку дворца, пронести в особняк взрывчатку и «вознести» ею на небеса богобоязненного почитателя религии Эриха Коха. Но охрана проводила самый тщательный контроль стройматериалов. Эсэсовцы щупами проверяли цемент, осматривали поделочную древесину Ремонтные работы велись под наблюдением гестаповцев.
В это время Николай Кузнецов и его помощники искали среди рабочих-штукатуров, плотников и маляров верных людей для осуществления задуманной операции.
Через подпольщиков Ершова и Шевчука он познакомился с ровенским патриотом Василием Буримом. Василий и его брат работали малярами в одной из немецких фирм.
Вот как это произошло.
Однажды, придя домой с работы, Бурим застал на кухне Шевчука, беседующим с женой. Шевчук при первом знакомстве отрекомендовался паном Соколовским, а потом, когда убедился, что на маляра Бурима можно положиться, признался: «Я парашютист, зовут меня Мишка, фамилия Шевчук».
Пан Соколовский явился в гости в парадном черном костюме, в шляпе и при галстуке. Он первым поздоровался с хозяином по-польски: «Мое ушанование, что это вы так долго работаете?»
– Я был у одного товарища, – ответил Бурим.
Шевчук вел себя как дома. Он открыл дверь во вторую комнату и позвал:
– Битте, битте!..
На кухню вышел немец, молодой красивый офицер. Протягивая хозяину квартиры руку, он заговорил по-немецки:
– О, герр Васва, варум филь спазирен?
Бурим настороженно, стараясь подобрать немецкие слова, ответил, что не работал и не гулял, а навестил больного приятеля.
Каково же было изумление молодого маляра, когда он узнал, что перед ним партизан-разведчик!..
Офицер, между тем, улыбаясь, сказал чисто по-русски, показывая на мундир:
– Ты не смотри так, Вася, на меня. Это – маскировка. В действительности во мне нет ни одной капли немецкой крови. Я русский! И мы с тобой еще в Берлине будем давить этих фашистских гадов!
Вскоре Кузнецов познакомил Бурима со своим другом Николаем Струтинским. В условленное время Бурим явился за город, в село Тютковичи. И здесь в клуне он увидел легковую машину серого цвета, а около нее Кузнецова и Николая Струтинского. Бурим достал краски, кисти, и все трое принялись за дело. Красил машину, правда, один Бурим, а его помощники едва успевали отгонять мух, прилипавших к быстро сохнущей краске. Вскоре машина из серой превратилась в темно-коричневую с хорошим блеском.
Струтинский сменил номера. Кузнецов остался очень доволен работой и шутя заметил: «Ну, теперь ее даже хозяин не узнает!»
В этом была доля правды. Через три часа Кузнецов и Струтинский раскатывали по городу на «новом» автомобиле. Еще не раз пользовались они таким приемом. Бурим и партизанский художник Григорий Пономаренко перекрашивали немецкие машины, реквизированные, занятые «напрокат» даже у самого гебитскомиссара города Ровно полковника Бера. На этих машинах Кузнецов выполнял боевые задания.
Пауль Зиберт ищет экзаменатора
Кузнецов давно мечтал встретиться с представителями высших кругов офицерства германских вооруженных сил. Ему хотелось еще раз проверить себя в роли немецкого офицера, обогатиться знаниями закулисных штабных новостей, специфической военной терминологией, появившейся в лексиконе за последнее время. Для этого нужно было достать «длинного языка», как выражаются разведчики.
А партизанам-медведевцам как-то все попадалась мелкая рыбешка.
Декабрьским днем сорок второго года на шоссе Ровно – Киев можно было увидеть такую картину На четырех подводах (фурманках) запряженных породистыми лошадьми, с песнями, гиканьем и свистом не спеша ехало не менее двух десятков полицейских. В передней фурманке сидел немецкий офицер. Стоило рядом с подводами появиться грузовой машине с солдатами или стремительному «оппель-адмиралу», как полицаи оглашали воздух буйным приветствием: «Хайль Гитлер!» и снова продолжали горланить песни. Обычная для немецкой оккупации картина.
Завидят крестьяне такую грабь-армию и бросаются с глаз долой. Знают, что от немцев и полицаев добра не жди. Снова обирать едут. Готовь кур, свиней…
Фурманки продолжали свой путь на Кастрополь. Но никто из встречных немецких военных, пролетавших мимо на «адлерах» и «оппелях», не обратил внимания на двух пешеходов, шедших на значительном расстоянии от повозок с полицаями.
Короткий зимний день клонился к вечеру Начало смеркаться. Мороз крепчал. Задымила поземка. По обеим сторонам шоссе ни кустика на десятки метров. Они вырублены, чтобы партизаны не могли незамеченными подбираться к автомагистрали.
Впереди на шоссе, спускавшемся с невысокого увала, показалась легковая машина. Ее желтые подфарники, как два подслеповатых глаза, стремительно двигались в сторону полицейских. Раздался пистолетный выстрел. Это сделал первый пешеход. Он заметил в машине высокие «индючьи» офицерские фуражки. К тому же фары с желтым цветом означали, что на автомобиле следует высокое начальство. Второй пешеход коротким взмахом руки выхватил сбоку из торбочки гранату и послал ее в сторону автомобиля.
Раздался мощный взрыв. Все было рассчитано на секунды. Легковой автомобиль завалился в кювет, и его бок прошила автоматная очередь. Офицер, сидевший на первой фурманке, подал «полицейским» короткую команду, и те бросились к подбитому автомобилю. Не успели они вытащить из машины бесчувственных пассажиров, как навстречу вынырнула другая автомашина.
«Немецкий офицер» энергично махнул рукой и по-русски скомандовал:
– Бейте и эту!..
Граната на этот раз не помогла. Машина шла на огромной скорости. Автомобиль полоснули из ручного пулемета и автоматов, но он, проскочив мимо людей, начал удаляться, невредимый… На шоссе действовала подвижная группа партизан во главе с Кузнецовым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47