Народный депутат – главный герой пьесы – показан как глупец. Разве это могло понравиться депутатам, которые, точно так же как и герой пьесы, были торговцами, зажиточными ремесленниками и крестьянами? И если этот депутат заявляет, что в Скупщине он будет говорить то, что ему скажут министры в Белграде, то разве можно поставить такую сцену в театре, общее руководство которым осуществляет правительство? Какое правительство, какие мудрые государственные деятели могли бы разрешить постановку такой пьесы в театре, находящемся под их постоянным контролем?»
Еще до того, как выступить с этой своей речью, Шапчанин предложил мне написать какую-нибудь другую, более подходящую пьесу, которую можно было бы поставить на сцене театра за то время, пока «Народный депутат» будет ожидать более благоприятных обстоятельств. Я согласился с ним и написал комедию «Подозрительная личность».
А через некоторое время после речи Шапчанина меня приговорили к двум годам тюрмы за политическое стихотворение, а тем самым приговорили и «Народного депутата» к еще более продолжительному бессрочному ожиданию.
В тюрме я написал пьесу «Протекция», только она и смогла попасть на сцену, а пьесы «Народный депутат» и «Подозрительная личность» имели в дальнейшем каждая свою долгую и интересную историю.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Еврем Прокич.
Павка – его жена.
Даница – их дочь.
Спира – муж Павкиной сестры.
Спириница – Павкина сестра.
Ивкович – адвокат.
Госпояса Марина – его тетка.
Секулич – жандармский писарь.
Йовица Еркович.
Сима Сокич.
Срета.
Первый гражданин.
Второй гражданин.
Третий гражданин.
Четвертый гражданин.
Пятый гражданин.
Оратор из толпы.
Mладен – мальчишка, работник в доме Еврема.
Официант из кофейни.
Жандарм.
Мальчишка – ученик в лавке Еврема.
Действие первое
Комната в доме Еврема Прокича. Двери справа и в глубине. Слева два окна, на них чистые занавески и горшки с цветами. Между окон кушетка, покрытая ковром, по сторонам от нее большие деревянные кресла; там нее большое зеркало в золоченой раме. В левом углу в глубине большая железная печь, ее топят из коридора. Между печью и дверями – комод, на нем ваза с цветами, большие часы, коробки из-под конфет, портреты в рамках, гипсовые фигурки и тому подобное. Над комодом карандашные портреты Еврема и Павки. Вдоль правой стены от авансцены до дверей низкий буфет с тремя полками, на них чашки, вазочки. Посередине комнаты стол, накрытый скатертью, вокруг него стулья. Над столом висит большая лампа.
Комната провинциального городка 80-х годов XIX века, в убранство которой внесен вкус хозяйки дома, перенявшей кое-что во время поездок к родным в Белград.
I.
Павка, Даница.
Павка (входит из правой двери и, увидев, что в комнате никого нет, идет к дверям в глубине и кричит в коридор). Поди сюда! Слышишь, я тебе говорю, поди сюда!
Даница входит.
Ты опять? Я же тебе тысячу раз говорила, чтоб ты не смела туда ходить…
Даница. Боже мой, мама!..
Павка. Вот тебе и «боже мой, мама!..» Я не хочу, чтоб ты туда ходила! Нечего тебе там делать! Вот так.
Даница. Мне показалось, что упал горшок…
Павка. «Упал горшок», хм! А больше тебе ничего не показалось! Почему это мне не показалось, что упал горшок?
Даница (про себя). Но ведь…
Павка. Что ты сказала?
Даница. Ничего!..
Павка. Слушай, ты! Моя мать за собой хвост не таскала, я тоже; и я не допущу, чтоб ты его таскала! Не допущу, понимаешь?!
Даница. Боже мой, мама, какой хвост?
Павка. Сама знаешь какой. Вот как начнут про тебя люди говорить…
Даница. Ну, люди!..
Павка. Конечно, люди!
Даница. А Мица Античева? Разве у нее не было длинного хвоста? Ну и что? Вышла же замуж!
Павка. А я не хочу отдавать тебя с хвостом, понимаешь? Больше ты никого не могла назвать, кроме Мицы Античевой?… Почему ты не вспомнишь Росу Яничеву? Какая была чудесная девушка, а что вышло? Начали люди о ней всякое болтать, и а-у, а-у, а-у, а-у… так по сей день все еще сидит да дни считает…
Даница. Считает дни потому, что нечего больше считать: денег-то нет… а были бы деньги…
Павка. А хоть бы они и были? Бог мой, когда люди начнут склонять…
Даница. А за что им меня склонят?
Павка. А вот за то, что тебе каждую минуту кажется, будто упал горшок… а он ведь молодой человек!
Даница. Знаю, но это совсем другое дело!
Павка. Ничего не другое, то самое. Ведь он еще до сих пор ничего определенного не сказал. Просто так всё: раза два-три забегала его тетка, поговорила о том, о сем, расспрашивала, сколько у тебя платьев и… вот и все. Одни разговоры – и больше ничего. Отцу я даже и не говорила, с какой стати я буду ему говорить пустые слова.
Даница. Это не пустые слова.
Павка. А что же!
Даница. Я знаю, что не пустые.
Павка. Ты знаешь; может быть, он тебе сказал? Господи, сама я виновата! Некого винить, сама виновата…
Даница. В чем же ты виновата?
Павка. В том, что не то затеяла. Все хочу сэкономить. Все говорила: «Сдай, Еврем, две комнаты; много нам пять комнат, зачем нам пять комнат». А вот тебе и на, вселился к тебе в дом молодой человек, а в доме у тебя дочь, девушка, вот и ломай теперь голову!
Даница. Все равно, не он, так другой вселился бы.
Павка. Вселился бы, конечно, но ведь могла бы и семья какая-нибудь вселиться… Да… Так слышишь? Пусть хоть все горшки попадают, но ты туда больше ходить не смей! Не знаю, и зачем это у меня горшки в коридоре стоят? Сегодня же Младен отнесет их на кухню.
Даница. Хм, горшки с цветами на кухню! Кто-то стучит. Войдите, пожалуйста!
II
Сима Сокич, те же.
Сима (е дверях). Добрый день!
Павка. Добрый день!
Сима. Хозяин дома?
Даница. Нет.
Сима. Видишь, я хотел… а ты его жена?
Павка. Да!
Сима. Видишь ли, я хотел его попросить кое о чем. Знаешь, если можно, госпожа, прошу тебя, замолви ты за меня словечко, скажи ему, христом богом его прошу, пусть он меня не преследует! И было бы за что, а то ведь не за что! Скажи, приходил, мол, Сима Сокич, тот, которого ты преследуешь из-за его жены…
Павка (растерянно). Из-за жены?… (Крестится.) Да что ты говоришь, побойся бога, неужто мой муж преследует тебя из-за жены?
Сима. Скажи ему, человек не виноват. Разок-другой побил свою жену, – вот и все. А кому ж ее бить, как не мужу?!
Павка. Я не понимаю, о чем ты говоришь?
Сима. Видишь ли, вот о чем. Жена у меня сбежала. Понимаешь? Говорит, бью ее. А я ее не бью. Боже упаси! Конечно, замахивался, не без того; ну, ударил раза два-три, как и полагается мужу. Но нельзя же назвать это злодейством. А она теперь говорит: надоело. И ушла от меня, будто найдет где-нибудь лучше. Вот ведь бабий ум. Пошла-то не куда-нибудь, а прямо к адвокату. А теперь твой муж обвиняет меня в тяжком преступлении и гоняет, как волка по горам.
Павка (облегченно). Ах, вон оно что!
Даница. Ты ошибся дверью. Адвокат живет не здесь.
Сима. А где же?
Даница. Вой там, вторая дверь. Пойдем, я покажу тебе.
Павка. Не смей! Ты отсюда никуда не выйдешь! (Симе.) Это здесь, по этому же коридору, только вон, вторая дверь.
Сима. Э, простите, я прочел табличку на доме и думал… Так ты говоришь, вторая дверь, да?
Даница. Да!
Сима. Э, спасибо, простите меня! (Уходит.)
III
Павка, Даница.
Павка. Не понимаю, почему этот человек до сих пор не прибил на свою дверь табличку: «Адвокат!» – или «Здесь адвокат!» – и нарисовал бы палец. (Показывает, как обычно рисуют на табличках указательный палец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Еще до того, как выступить с этой своей речью, Шапчанин предложил мне написать какую-нибудь другую, более подходящую пьесу, которую можно было бы поставить на сцене театра за то время, пока «Народный депутат» будет ожидать более благоприятных обстоятельств. Я согласился с ним и написал комедию «Подозрительная личность».
А через некоторое время после речи Шапчанина меня приговорили к двум годам тюрмы за политическое стихотворение, а тем самым приговорили и «Народного депутата» к еще более продолжительному бессрочному ожиданию.
В тюрме я написал пьесу «Протекция», только она и смогла попасть на сцену, а пьесы «Народный депутат» и «Подозрительная личность» имели в дальнейшем каждая свою долгую и интересную историю.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Еврем Прокич.
Павка – его жена.
Даница – их дочь.
Спира – муж Павкиной сестры.
Спириница – Павкина сестра.
Ивкович – адвокат.
Госпояса Марина – его тетка.
Секулич – жандармский писарь.
Йовица Еркович.
Сима Сокич.
Срета.
Первый гражданин.
Второй гражданин.
Третий гражданин.
Четвертый гражданин.
Пятый гражданин.
Оратор из толпы.
Mладен – мальчишка, работник в доме Еврема.
Официант из кофейни.
Жандарм.
Мальчишка – ученик в лавке Еврема.
Действие первое
Комната в доме Еврема Прокича. Двери справа и в глубине. Слева два окна, на них чистые занавески и горшки с цветами. Между окон кушетка, покрытая ковром, по сторонам от нее большие деревянные кресла; там нее большое зеркало в золоченой раме. В левом углу в глубине большая железная печь, ее топят из коридора. Между печью и дверями – комод, на нем ваза с цветами, большие часы, коробки из-под конфет, портреты в рамках, гипсовые фигурки и тому подобное. Над комодом карандашные портреты Еврема и Павки. Вдоль правой стены от авансцены до дверей низкий буфет с тремя полками, на них чашки, вазочки. Посередине комнаты стол, накрытый скатертью, вокруг него стулья. Над столом висит большая лампа.
Комната провинциального городка 80-х годов XIX века, в убранство которой внесен вкус хозяйки дома, перенявшей кое-что во время поездок к родным в Белград.
I.
Павка, Даница.
Павка (входит из правой двери и, увидев, что в комнате никого нет, идет к дверям в глубине и кричит в коридор). Поди сюда! Слышишь, я тебе говорю, поди сюда!
Даница входит.
Ты опять? Я же тебе тысячу раз говорила, чтоб ты не смела туда ходить…
Даница. Боже мой, мама!..
Павка. Вот тебе и «боже мой, мама!..» Я не хочу, чтоб ты туда ходила! Нечего тебе там делать! Вот так.
Даница. Мне показалось, что упал горшок…
Павка. «Упал горшок», хм! А больше тебе ничего не показалось! Почему это мне не показалось, что упал горшок?
Даница (про себя). Но ведь…
Павка. Что ты сказала?
Даница. Ничего!..
Павка. Слушай, ты! Моя мать за собой хвост не таскала, я тоже; и я не допущу, чтоб ты его таскала! Не допущу, понимаешь?!
Даница. Боже мой, мама, какой хвост?
Павка. Сама знаешь какой. Вот как начнут про тебя люди говорить…
Даница. Ну, люди!..
Павка. Конечно, люди!
Даница. А Мица Античева? Разве у нее не было длинного хвоста? Ну и что? Вышла же замуж!
Павка. А я не хочу отдавать тебя с хвостом, понимаешь? Больше ты никого не могла назвать, кроме Мицы Античевой?… Почему ты не вспомнишь Росу Яничеву? Какая была чудесная девушка, а что вышло? Начали люди о ней всякое болтать, и а-у, а-у, а-у, а-у… так по сей день все еще сидит да дни считает…
Даница. Считает дни потому, что нечего больше считать: денег-то нет… а были бы деньги…
Павка. А хоть бы они и были? Бог мой, когда люди начнут склонять…
Даница. А за что им меня склонят?
Павка. А вот за то, что тебе каждую минуту кажется, будто упал горшок… а он ведь молодой человек!
Даница. Знаю, но это совсем другое дело!
Павка. Ничего не другое, то самое. Ведь он еще до сих пор ничего определенного не сказал. Просто так всё: раза два-три забегала его тетка, поговорила о том, о сем, расспрашивала, сколько у тебя платьев и… вот и все. Одни разговоры – и больше ничего. Отцу я даже и не говорила, с какой стати я буду ему говорить пустые слова.
Даница. Это не пустые слова.
Павка. А что же!
Даница. Я знаю, что не пустые.
Павка. Ты знаешь; может быть, он тебе сказал? Господи, сама я виновата! Некого винить, сама виновата…
Даница. В чем же ты виновата?
Павка. В том, что не то затеяла. Все хочу сэкономить. Все говорила: «Сдай, Еврем, две комнаты; много нам пять комнат, зачем нам пять комнат». А вот тебе и на, вселился к тебе в дом молодой человек, а в доме у тебя дочь, девушка, вот и ломай теперь голову!
Даница. Все равно, не он, так другой вселился бы.
Павка. Вселился бы, конечно, но ведь могла бы и семья какая-нибудь вселиться… Да… Так слышишь? Пусть хоть все горшки попадают, но ты туда больше ходить не смей! Не знаю, и зачем это у меня горшки в коридоре стоят? Сегодня же Младен отнесет их на кухню.
Даница. Хм, горшки с цветами на кухню! Кто-то стучит. Войдите, пожалуйста!
II
Сима Сокич, те же.
Сима (е дверях). Добрый день!
Павка. Добрый день!
Сима. Хозяин дома?
Даница. Нет.
Сима. Видишь, я хотел… а ты его жена?
Павка. Да!
Сима. Видишь ли, я хотел его попросить кое о чем. Знаешь, если можно, госпожа, прошу тебя, замолви ты за меня словечко, скажи ему, христом богом его прошу, пусть он меня не преследует! И было бы за что, а то ведь не за что! Скажи, приходил, мол, Сима Сокич, тот, которого ты преследуешь из-за его жены…
Павка (растерянно). Из-за жены?… (Крестится.) Да что ты говоришь, побойся бога, неужто мой муж преследует тебя из-за жены?
Сима. Скажи ему, человек не виноват. Разок-другой побил свою жену, – вот и все. А кому ж ее бить, как не мужу?!
Павка. Я не понимаю, о чем ты говоришь?
Сима. Видишь ли, вот о чем. Жена у меня сбежала. Понимаешь? Говорит, бью ее. А я ее не бью. Боже упаси! Конечно, замахивался, не без того; ну, ударил раза два-три, как и полагается мужу. Но нельзя же назвать это злодейством. А она теперь говорит: надоело. И ушла от меня, будто найдет где-нибудь лучше. Вот ведь бабий ум. Пошла-то не куда-нибудь, а прямо к адвокату. А теперь твой муж обвиняет меня в тяжком преступлении и гоняет, как волка по горам.
Павка (облегченно). Ах, вон оно что!
Даница. Ты ошибся дверью. Адвокат живет не здесь.
Сима. А где же?
Даница. Вой там, вторая дверь. Пойдем, я покажу тебе.
Павка. Не смей! Ты отсюда никуда не выйдешь! (Симе.) Это здесь, по этому же коридору, только вон, вторая дверь.
Сима. Э, простите, я прочел табличку на доме и думал… Так ты говоришь, вторая дверь, да?
Даница. Да!
Сима. Э, спасибо, простите меня! (Уходит.)
III
Павка, Даница.
Павка. Не понимаю, почему этот человек до сих пор не прибил на свою дверь табличку: «Адвокат!» – или «Здесь адвокат!» – и нарисовал бы палец. (Показывает, как обычно рисуют на табличках указательный палец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25