Он был из тех сорока шоферов, которые отбились от гитлеровцев в гараже и вывезли с границы позапрошлой ночью пионерский лагерь. Звали его Федя Чирков.
– Наши! Наши! – закричали кругом.
Восемнадцать бомбардировщиков с красными звездами вились вдоль шоссе.
– Держи карман – наши, – сказал Федя, – сейчас поздоровкаются.
И только что сказал, как бомбардировщики сбросили груз на шоссе, и в грохоте разрывов, в огне и дыму исчезла земля.
* * *
Между широкими полями пшеницы, ржи, ячменя, овса, гречихи и проса, через песок и нескончаемые болота бежала гладкая лента белого, словно мелом посыпанного шоссе. Сквозь облако пыли, густой и жаркой, как дым под огнем, мчались машины к Минску. Вдруг шофер рывком отдал машину назад и соскочил наземь. Перед радиатором стоял высокий, грузный человек и что-то кричал, размахивая руками. Несколько секунд Елочкин никак не мог сообразить, о чем он кричит. Щеки этого человека своей бледностью походили на сырое тесто. И что-то вроде мутной плесени покрывало его осовелые глаза. Очевидно, он бросился под машину, чтобы остановить ее.
– Хромовые сапоги, – кричал человек, – хромовые, товарищи! Хромовые…
Э, да не завскладом ли?… Елочкин никогда не видел, как плачут заведующие складами. А этот кричал, и плакал, и показывал в сторону от шоссе – туда, где за версту, не больше, было расположено подведомственное ему вещевое имущество.
Действительно, командир корпуса приказал ему без имущества не уходить, хотя бы до смерти.
– До смерти… Я и не уйду… Да что ж? Берите, товарищи, что есть. Сапоги хромовые, шинели, белье, шанцевый инструмент, свежий, масляный, все берите… Под простую расписку, товарищи… Моя фамилия – Линтварев. А? Один возьмет, другой, глядишь… Берите!
Шофер Федя Чирков быстро ковырнул Елочкина острыми глазами.
– Ей-ей, товарищ военный инженер, – сказал он, – дело подходящее. Никому вреда, кроме пользы. Забирать надо, ей-ей…
И, заметив, что Елочкин склоняется к такому же решению, поддал жару:
– Главное, чтобы не валандаться… А то бывает, что… И не смотрел бы!
– Под простую расписку, товарищ военный инженер, – хлопотал Линтварев, – людей своих оденете, хоть на смотр выводи… А с меня – камень прочь!..
Батальон уже поспрыгивал с машин и строился. Дело представляло самый живой интерес. Линтварев радостно ухмылялся.
* * *
Ночь… На перекрестке Минского шоссе еще с каким-то, где поворот, тысячью стальных голосов взревела тьма. Это шли к границе советские танки – тысяча танков. Они шли, оглушительно гремя и неся в своем грохоте смертную гибель разбойникам. Радость надежды светилась на лицах строителей. «Эка силища! Да рази…» Елочкин ничего не говорил. И ему радостно было видеть мощь Родины. Но тоска от невозможности приключиться к ней мускулами, телом становилась невыносимой. Вероятно, не он один это чувствовал. Плывут грозные боевые машины, танкисты идут в бой.
– Э-эх, товарищ военный инженер, – сказал Федя Чирков, – и до чего же надоело!..
В Минск въехали утром, прямо под бомбежку вокзала. Милиционеры кричали: «На бульвары! На бульвары!» – жители толпами бежали по улицам. Но магазины, несмотря на ранний час и на бомбежку, торговали. Елочкин зашел в гастрономический. Девушки спокойно взвешивали товар. Кассы щелкали, отбивая чеки.
– Полкило помидоров, – сказал Елочкин.
Белокурые волосы продавщиц напомнили ему золото Олиной головки, и сердце его захолонуло. «Что с ней? Как будет?»
Он не заметил, как уплатил, как получил сверток и как вышел из магазина на ревущую и грохочущую улицу. И только здесь очнулся, наскочив на шофера Федю Чиркова.
– Товарищ военный инженер, – кричал Федя, стараясь переорать бомбежку, – они вам товару наотпускали не хуже Линтварева… Я ведь рядом был… Валят, валят, что, думаю, за…
Елочкин посмотрел на сверток, дивясь его объему, и теперь только ощутил тяжесть своей покупки. Странно! Он и Федя вышли на бульвар и остановились. Елочкин открыл сверток.
– Видали? – в восторге крикнул Федя.
Между красными боками будто ниткой перетянутых и оттого готовых брызнуть зернами помидоров блестела свинцовая оболочка ноздреватого сыра и, обложенный прозрачным целлофаном, благоухал свежий круг знаменитой «минской» колбасы.
– На бульвары! На бульвары!
Елочкин протянул сверток Феде:
– Держите! Будем делиться…
Тр-р-рах! Тр-р-рах!
– С-сволочи, что делают, – сказал Федя, принимая сверток, – покорнейше вам благодарен, товарищ военный инженер. Теперь одно: пронеси подоле, не на наше поле!
* * *
Строительный батальон, с которым отходили Елочкин и Федя, был вполне готов к тому, что с ним произошло в Минске: стараниями интенданта Линтварева он был отлично обмундирован, предприимчивостью Вату ева хорошо вооружен и, главное, – хотел драться. Еще не кончилась бомбежка, как батальон уже был переформирован в специальный отряд и Елочкин назначен командовать в нем отдельной группой. Задача ясная: производить разрушения за спиной отходящих войск, всячески мешая противнику наступать. Взрывать – или по приказанию командира отходящих войск, или при появлении противника.
Елочкин получил на свою группу два грузовика, взрывчатку, мины и пол-отделения кадровых саперов. Все это совершилось с необыкновенной быстротой.
Федя спал в товарном пакгаузе, когда Елочкин разбудил его и сообщил новости.
– А я-то куда же, товарищ военный инженер? – испуганно спросил он.
И очень обрадовался, услыхав, что поступает в елочкинскую команду на полуторатонку с пулеметом.
– Вот это – дело, а то… валандаться!
Вечером Елочкин уже получил задание. С поста, стоявшего у Кайданова, сообщили о появлении гитлеровских танков. И вслед за тем пост исчез. Надо было разведать на месте заставы, что там случилось. Елочкин и Федя выехали вдвоем на грузовике. До заставы добрались, не заметив ничего тревожного, но заставу нашли пустой: ни пограничников, ни фашистов. Спрятали машину, подползли к шоссе и – замерли. По дороге со скрежетом и лязгом катились головные машины фашистского танкового отряда. Разведчики лежали у самой дороги и считали: «Восемьдесят шесть… восемьдесят семь». Гитлеровцы шли без охранения, без всяких предосторожностей, – наглая беспечность их была поразительна. Немилосердно жгли фары у танков. Одна машина застряла – развели костер. Солдаты орали, кричали, хорошо одетые, сытые, горластые. Европа научила их орать. Итак, восемьдесят семь машин – Т-3 и Т-4.
Как ни удачна была первая разведка Елочкина и Феди, но она могла бы стать и последней, так как в Минск, занятый гитлеровцами, они не вернулись и прорваться на восток за своими уже не смогли.
Глава третья
Из пограничных частей, развернутых по Бугу, до Юханцева постоянно доходили сведения о какой-то подозрительной возне на левой стороне реки. Юханцев несколько раз выезжал на берег. Действительно, что-то как бы тянулось к руслу Буга, усиленно копошась в его зарослях и на поймах. «Неужели сосредоточение?» Командир семнадцатого погранотряда пожал плечами. Для него это само собой разумелось.
– Будьте уверены, товарищ комиссар. Для удара на Брест – Барановичи они девять дивизий собрали.
– Откуда знаете?
– Проще простого…
Юханцев потерял покой. Он не раз толковал об этом открытии с командиром дивизии, адресовался и к высшему начальству.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
– Наши! Наши! – закричали кругом.
Восемнадцать бомбардировщиков с красными звездами вились вдоль шоссе.
– Держи карман – наши, – сказал Федя, – сейчас поздоровкаются.
И только что сказал, как бомбардировщики сбросили груз на шоссе, и в грохоте разрывов, в огне и дыму исчезла земля.
* * *
Между широкими полями пшеницы, ржи, ячменя, овса, гречихи и проса, через песок и нескончаемые болота бежала гладкая лента белого, словно мелом посыпанного шоссе. Сквозь облако пыли, густой и жаркой, как дым под огнем, мчались машины к Минску. Вдруг шофер рывком отдал машину назад и соскочил наземь. Перед радиатором стоял высокий, грузный человек и что-то кричал, размахивая руками. Несколько секунд Елочкин никак не мог сообразить, о чем он кричит. Щеки этого человека своей бледностью походили на сырое тесто. И что-то вроде мутной плесени покрывало его осовелые глаза. Очевидно, он бросился под машину, чтобы остановить ее.
– Хромовые сапоги, – кричал человек, – хромовые, товарищи! Хромовые…
Э, да не завскладом ли?… Елочкин никогда не видел, как плачут заведующие складами. А этот кричал, и плакал, и показывал в сторону от шоссе – туда, где за версту, не больше, было расположено подведомственное ему вещевое имущество.
Действительно, командир корпуса приказал ему без имущества не уходить, хотя бы до смерти.
– До смерти… Я и не уйду… Да что ж? Берите, товарищи, что есть. Сапоги хромовые, шинели, белье, шанцевый инструмент, свежий, масляный, все берите… Под простую расписку, товарищи… Моя фамилия – Линтварев. А? Один возьмет, другой, глядишь… Берите!
Шофер Федя Чирков быстро ковырнул Елочкина острыми глазами.
– Ей-ей, товарищ военный инженер, – сказал он, – дело подходящее. Никому вреда, кроме пользы. Забирать надо, ей-ей…
И, заметив, что Елочкин склоняется к такому же решению, поддал жару:
– Главное, чтобы не валандаться… А то бывает, что… И не смотрел бы!
– Под простую расписку, товарищ военный инженер, – хлопотал Линтварев, – людей своих оденете, хоть на смотр выводи… А с меня – камень прочь!..
Батальон уже поспрыгивал с машин и строился. Дело представляло самый живой интерес. Линтварев радостно ухмылялся.
* * *
Ночь… На перекрестке Минского шоссе еще с каким-то, где поворот, тысячью стальных голосов взревела тьма. Это шли к границе советские танки – тысяча танков. Они шли, оглушительно гремя и неся в своем грохоте смертную гибель разбойникам. Радость надежды светилась на лицах строителей. «Эка силища! Да рази…» Елочкин ничего не говорил. И ему радостно было видеть мощь Родины. Но тоска от невозможности приключиться к ней мускулами, телом становилась невыносимой. Вероятно, не он один это чувствовал. Плывут грозные боевые машины, танкисты идут в бой.
– Э-эх, товарищ военный инженер, – сказал Федя Чирков, – и до чего же надоело!..
В Минск въехали утром, прямо под бомбежку вокзала. Милиционеры кричали: «На бульвары! На бульвары!» – жители толпами бежали по улицам. Но магазины, несмотря на ранний час и на бомбежку, торговали. Елочкин зашел в гастрономический. Девушки спокойно взвешивали товар. Кассы щелкали, отбивая чеки.
– Полкило помидоров, – сказал Елочкин.
Белокурые волосы продавщиц напомнили ему золото Олиной головки, и сердце его захолонуло. «Что с ней? Как будет?»
Он не заметил, как уплатил, как получил сверток и как вышел из магазина на ревущую и грохочущую улицу. И только здесь очнулся, наскочив на шофера Федю Чиркова.
– Товарищ военный инженер, – кричал Федя, стараясь переорать бомбежку, – они вам товару наотпускали не хуже Линтварева… Я ведь рядом был… Валят, валят, что, думаю, за…
Елочкин посмотрел на сверток, дивясь его объему, и теперь только ощутил тяжесть своей покупки. Странно! Он и Федя вышли на бульвар и остановились. Елочкин открыл сверток.
– Видали? – в восторге крикнул Федя.
Между красными боками будто ниткой перетянутых и оттого готовых брызнуть зернами помидоров блестела свинцовая оболочка ноздреватого сыра и, обложенный прозрачным целлофаном, благоухал свежий круг знаменитой «минской» колбасы.
– На бульвары! На бульвары!
Елочкин протянул сверток Феде:
– Держите! Будем делиться…
Тр-р-рах! Тр-р-рах!
– С-сволочи, что делают, – сказал Федя, принимая сверток, – покорнейше вам благодарен, товарищ военный инженер. Теперь одно: пронеси подоле, не на наше поле!
* * *
Строительный батальон, с которым отходили Елочкин и Федя, был вполне готов к тому, что с ним произошло в Минске: стараниями интенданта Линтварева он был отлично обмундирован, предприимчивостью Вату ева хорошо вооружен и, главное, – хотел драться. Еще не кончилась бомбежка, как батальон уже был переформирован в специальный отряд и Елочкин назначен командовать в нем отдельной группой. Задача ясная: производить разрушения за спиной отходящих войск, всячески мешая противнику наступать. Взрывать – или по приказанию командира отходящих войск, или при появлении противника.
Елочкин получил на свою группу два грузовика, взрывчатку, мины и пол-отделения кадровых саперов. Все это совершилось с необыкновенной быстротой.
Федя спал в товарном пакгаузе, когда Елочкин разбудил его и сообщил новости.
– А я-то куда же, товарищ военный инженер? – испуганно спросил он.
И очень обрадовался, услыхав, что поступает в елочкинскую команду на полуторатонку с пулеметом.
– Вот это – дело, а то… валандаться!
Вечером Елочкин уже получил задание. С поста, стоявшего у Кайданова, сообщили о появлении гитлеровских танков. И вслед за тем пост исчез. Надо было разведать на месте заставы, что там случилось. Елочкин и Федя выехали вдвоем на грузовике. До заставы добрались, не заметив ничего тревожного, но заставу нашли пустой: ни пограничников, ни фашистов. Спрятали машину, подползли к шоссе и – замерли. По дороге со скрежетом и лязгом катились головные машины фашистского танкового отряда. Разведчики лежали у самой дороги и считали: «Восемьдесят шесть… восемьдесят семь». Гитлеровцы шли без охранения, без всяких предосторожностей, – наглая беспечность их была поразительна. Немилосердно жгли фары у танков. Одна машина застряла – развели костер. Солдаты орали, кричали, хорошо одетые, сытые, горластые. Европа научила их орать. Итак, восемьдесят семь машин – Т-3 и Т-4.
Как ни удачна была первая разведка Елочкина и Феди, но она могла бы стать и последней, так как в Минск, занятый гитлеровцами, они не вернулись и прорваться на восток за своими уже не смогли.
Глава третья
Из пограничных частей, развернутых по Бугу, до Юханцева постоянно доходили сведения о какой-то подозрительной возне на левой стороне реки. Юханцев несколько раз выезжал на берег. Действительно, что-то как бы тянулось к руслу Буга, усиленно копошась в его зарослях и на поймах. «Неужели сосредоточение?» Командир семнадцатого погранотряда пожал плечами. Для него это само собой разумелось.
– Будьте уверены, товарищ комиссар. Для удара на Брест – Барановичи они девять дивизий собрали.
– Откуда знаете?
– Проще простого…
Юханцев потерял покой. Он не раз толковал об этом открытии с командиром дивизии, адресовался и к высшему начальству.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62