На доске, по существу, завязалась не только борьба фигур, но и борьба планов! Чей план окажется дальновиднее и результативнее? Конечно, король мой открылся. Ладья могла его шаховать. Но я предвидел это и считал, что закроюсь от шаха конем, который надежно подкреплен пешкой f5. Так оно и случилось. Партнер мой сделал последний до истечения времени ход: 40.Лg7+ Kg4! — как и было задумано!
Казалось, все в порядке! Моя ожившая пешка на h3 доставит белым достаточно хлопот. Как они теперь пойдут, какой ход будет записан при откладывании партии? Ждать придется до завтра!
Я осмотрел зрителей. Жена улыбнулась мне, и я был вознагражден за свое шахматное ухарство. Капитан А.А. хлопнул меня по плечу и, наклонившись к моему уху, шепнул:
— Ничья! Молоток! Правда, не капабланковская. Вычурная…
Моей ничьей было достаточно для выигрыша матча.
Я встал и вместе с друзьями отошел к камину, огромному, глубокому, где когда-то завораживающе пылали угли. Гурвич захватил шахматную доску и, засунув ее в камин, поставил ее там на решетку (наверно, чтобы не видны были варианты), расставил отложенную позицию.
— Ничья, говорите? — обратился он к А. А. — Подождите, как бы атака не привела к мату.
— К мату? — презрительно усмехнулся Капитан. — Ваши маты бывают только в задачах. Ллойд там… или, куда ни шло, наш Петров. Еще Пушкину понравилась его задачка — «бегство Наполеона из Москвы». Здесь Наполеоном, извините, не пахнет. Анахронизм это, с позволения сказать!
— Но позволения как раз и нет! — отпарировал Гурвич. — Все результативные партии заканчиваются матом. Правда, не все доводятся до него. Но мат венчает удачную атаку на короля.
— Атака, говорите? Так она захлебнется, как котенок в колодце! — продолжал Капитан. — Одна пешка h чего стоит!
Жена понимала, что спорят из-за меня, что я взбудоражил всех, но что все равно пора идти домой. И она передала мне это взглядом. Но я сделал вид, что не понял.
К камину подошел Поэт и продекламировал, глядя на мою жену:
— А как он ловко съел ладью! Пешченкой раз — и нет, адью!
Капитан наблюдал, как полковник заклеивает и передает судье конверт:
— Интересно, какой ход он записал?
— Скорее всего 41.Л:g4+, — отозвался Гурвич.
— Что? Жертва качества! — удивился Капитан. — Зачем? — И он взял белую ладью черной пешкой: 41… fg. — И что же? (Диаграмма 3.)
— А вот теперь шах слоном, чтобы затормозить пешку h, — показал Гурвич: 42.Сc5+ Kph2.
— Собака не лает, когда зарыта. Так где? — спросил Капитан.
— Все дело в том, знает ли он этюды, есть ли у него эстетический шахматный глаз? — загадочно произнес Гурвич.
— Что за «клеточная эстетика»? — возмутился А. А.
— Надеваю «эстетические очки», не подыщу рифмы. Что надо увидеть? — спросил Поэт.
— Блестящую матовую комбинацию, — заверил Гурвич.
— Да что он, Алехин, что ли? — возмутился Капитан. — Или все мы тут слепые котята?
— Просто вам нужна ничья, вот ее вы и видите. Алехин, конечно, разгадал бы позицию! Решил этюд!
— Он не Алехин, а Сахаров, Борис Андреевич, — вмешался я. — Мы прежде с ним не встречались. Не знаю его отношения к этюдам, но нам с Абрамом Соломоновичем, этюдистам, в отложенной позиции действительно видится мат.
— «Видится, кажется»! Раньше в таком случае крестились. А теперь все — басурмане. Так что за нечистая здесь сила? Покажите, — потребовал Капитан.
— Покажем? — спросил меня Гурвич.
Я молча кивнул и двинул вражеского ферзя, грозя матом, на g1 — 43.Фf1!
Капитан оттеснил меня от камина и стукнул фигурой по доске:
— Есть защита! — 43…Cg2! Нате, выкусите! Пожалуйте бриться! Какой уж тут выигрыш! Не до жиру…
Друзья впоследствии подтрунивали над ним, говоря, что он потому отказался от газовой плиты, что грел чайник темпераментом.
Все смотрели в камин на «пылающую там позицию» и переглядывались.
— Так ради какой псевдоэстетики жертвовали вы ладью на g4? Покажите нам, несмышленышам, — требовал Капитан.
— Покажем? — опять спросил меня Гурвич.
Я снова молча кивнул и дал шах конем собственному королю: 44.Кf3+. (Диаграмма 4.)
— Ну уж позвольте, мушкетеры! — возопил, втискивая свое громоздкое тело в камин, Поэт. — Знаем мы этих этюдистов, стрекулистов. У них все построено, как у рыбаков, на приманке. Клюнет рыбка, и он ее вытащит. А мы не клюнем — и тогда «дырка» — опровержение этюда!
— Бывает, конечно, — согласился Гурвич. — Хотите отойти королем, пойти на размен? Пожалуйста.
— Хода обратно не попрошу, — заявил Поэт и сделал ход: 44.Kpg3.
Гурвич усмехнулся и показал вариант:
— 45.K:d2 С:f1 46.K:f1 Kpf3! 47.Kph4! — это очень важный ход! (Диаграмма 5.). — 47…Kpg2 48.Ke3+ Kpf3 49.K:g4 Kpg2 50.Cd6 — и белые выигрывают!
— Ишь какой хитрец! Беру ход обратно после вашего важного хода королем: 47…g3! — попробуйте-ка взять пешку? А?
— А мы другую возьмем, — улыбнулся Гурвич. — 48. Kp:h3 g2 49.Kh2+ (Диаграмма 6.), — и вы, черные, проиграли.
— Черные не вы, а мы! — неожиданно вмешался Капитан. — Вернемся назад. Благо шахматисты — единственные, кто владеет «машиной времени» и может начинать сначала, при анализах, разумеется. Значит, придется после шаха конем на f3 брать его пешкой.
— Тогда последует заключительная фаза комбинации, — показал я: — 44…gf 45.Фf1+ Kpg3 46.Фf2+.
— Ферзя-то зачем зевать? — крикнул Поэт и, дотянувшись длинной рукой до доски, схватил белого ферзя.
Я поставил на его место черного и объявил:
— Cd6 — мат! (Диаграмма 7.)
— Обратите внимание, — заметил Гурвич. — Все фигуры передвинулись. Целых четыре поля вокруг черного короля заняты его пришедшими на эти места фигурами: двумя пешками, слоном и даже ферзем — четыре активных блокирования! И белый король оказался на месте, чтобы принять участие в матовой картине.
— Неужели он видел ее, когда пошел королем вперед? — прошептал я.
— Все это позволило белым, — не слушая меня, продолжал Гурвич, — дать мат единственным оставшимся у них слоном. Не без помощи защитников, заметьте. Совсем как при досадном голе на футбольном поле.
— Вы бы еще пенальти перенесли на шахматную доску, — сердито буркнул Капитан.
— И мат дан не с краю доски. Это тоже красивее, — продолжал Гурвич. — Вот в этом и заключается эстетика на клетчатой доске. — И он взглянул на Капитана. — Высшая красота, как и в жизни, в торжестве мысли над грубой силой! — И Гурвич назидательно постукал пальцами по группе сгрудившихся черных фигур.
— Эстетика, эстетика! Чего тут восхищаться! — вскипел Капитан. — Мы же проиграли эту партию. И матч не выиграли!
— Но зато какой мат получили, — улыбнулся Гурвич.
— Блестящий проигрыш! — всплеснул руками Капитан, вложив в эти слова весь сарказм, на который был способен.
Поэт заключил спор тут же придуманным четверостишием:
— Кто бывает рад, Когда получит мат?
Конечно, этюдист!
Попробуй разберись!
Мы разобрались в позиции и стали расходиться. Жене хотелось домой. Она и так стоически провела здесь вечер, утверждая, что ей были интересны люди и их переживания, а не фигурки, переставляемые на доске. Однако меня что-то удерживало. Мы прошли через дубовый зал, и я заметил своего моложавого, но седого полковника. Он кого-то ожидал. Оказывается, меня!
Подойдя к нам и извинившись перед моей женой, он несколько застенчиво обратился ко мне:
— Я очень рад, что встретился за доской с этюдистом.
— Почему? Вас интересуют этюды или способность этюдиста к практической игре?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Казалось, все в порядке! Моя ожившая пешка на h3 доставит белым достаточно хлопот. Как они теперь пойдут, какой ход будет записан при откладывании партии? Ждать придется до завтра!
Я осмотрел зрителей. Жена улыбнулась мне, и я был вознагражден за свое шахматное ухарство. Капитан А.А. хлопнул меня по плечу и, наклонившись к моему уху, шепнул:
— Ничья! Молоток! Правда, не капабланковская. Вычурная…
Моей ничьей было достаточно для выигрыша матча.
Я встал и вместе с друзьями отошел к камину, огромному, глубокому, где когда-то завораживающе пылали угли. Гурвич захватил шахматную доску и, засунув ее в камин, поставил ее там на решетку (наверно, чтобы не видны были варианты), расставил отложенную позицию.
— Ничья, говорите? — обратился он к А. А. — Подождите, как бы атака не привела к мату.
— К мату? — презрительно усмехнулся Капитан. — Ваши маты бывают только в задачах. Ллойд там… или, куда ни шло, наш Петров. Еще Пушкину понравилась его задачка — «бегство Наполеона из Москвы». Здесь Наполеоном, извините, не пахнет. Анахронизм это, с позволения сказать!
— Но позволения как раз и нет! — отпарировал Гурвич. — Все результативные партии заканчиваются матом. Правда, не все доводятся до него. Но мат венчает удачную атаку на короля.
— Атака, говорите? Так она захлебнется, как котенок в колодце! — продолжал Капитан. — Одна пешка h чего стоит!
Жена понимала, что спорят из-за меня, что я взбудоражил всех, но что все равно пора идти домой. И она передала мне это взглядом. Но я сделал вид, что не понял.
К камину подошел Поэт и продекламировал, глядя на мою жену:
— А как он ловко съел ладью! Пешченкой раз — и нет, адью!
Капитан наблюдал, как полковник заклеивает и передает судье конверт:
— Интересно, какой ход он записал?
— Скорее всего 41.Л:g4+, — отозвался Гурвич.
— Что? Жертва качества! — удивился Капитан. — Зачем? — И он взял белую ладью черной пешкой: 41… fg. — И что же? (Диаграмма 3.)
— А вот теперь шах слоном, чтобы затормозить пешку h, — показал Гурвич: 42.Сc5+ Kph2.
— Собака не лает, когда зарыта. Так где? — спросил Капитан.
— Все дело в том, знает ли он этюды, есть ли у него эстетический шахматный глаз? — загадочно произнес Гурвич.
— Что за «клеточная эстетика»? — возмутился А. А.
— Надеваю «эстетические очки», не подыщу рифмы. Что надо увидеть? — спросил Поэт.
— Блестящую матовую комбинацию, — заверил Гурвич.
— Да что он, Алехин, что ли? — возмутился Капитан. — Или все мы тут слепые котята?
— Просто вам нужна ничья, вот ее вы и видите. Алехин, конечно, разгадал бы позицию! Решил этюд!
— Он не Алехин, а Сахаров, Борис Андреевич, — вмешался я. — Мы прежде с ним не встречались. Не знаю его отношения к этюдам, но нам с Абрамом Соломоновичем, этюдистам, в отложенной позиции действительно видится мат.
— «Видится, кажется»! Раньше в таком случае крестились. А теперь все — басурмане. Так что за нечистая здесь сила? Покажите, — потребовал Капитан.
— Покажем? — спросил меня Гурвич.
Я молча кивнул и двинул вражеского ферзя, грозя матом, на g1 — 43.Фf1!
Капитан оттеснил меня от камина и стукнул фигурой по доске:
— Есть защита! — 43…Cg2! Нате, выкусите! Пожалуйте бриться! Какой уж тут выигрыш! Не до жиру…
Друзья впоследствии подтрунивали над ним, говоря, что он потому отказался от газовой плиты, что грел чайник темпераментом.
Все смотрели в камин на «пылающую там позицию» и переглядывались.
— Так ради какой псевдоэстетики жертвовали вы ладью на g4? Покажите нам, несмышленышам, — требовал Капитан.
— Покажем? — опять спросил меня Гурвич.
Я снова молча кивнул и дал шах конем собственному королю: 44.Кf3+. (Диаграмма 4.)
— Ну уж позвольте, мушкетеры! — возопил, втискивая свое громоздкое тело в камин, Поэт. — Знаем мы этих этюдистов, стрекулистов. У них все построено, как у рыбаков, на приманке. Клюнет рыбка, и он ее вытащит. А мы не клюнем — и тогда «дырка» — опровержение этюда!
— Бывает, конечно, — согласился Гурвич. — Хотите отойти королем, пойти на размен? Пожалуйста.
— Хода обратно не попрошу, — заявил Поэт и сделал ход: 44.Kpg3.
Гурвич усмехнулся и показал вариант:
— 45.K:d2 С:f1 46.K:f1 Kpf3! 47.Kph4! — это очень важный ход! (Диаграмма 5.). — 47…Kpg2 48.Ke3+ Kpf3 49.K:g4 Kpg2 50.Cd6 — и белые выигрывают!
— Ишь какой хитрец! Беру ход обратно после вашего важного хода королем: 47…g3! — попробуйте-ка взять пешку? А?
— А мы другую возьмем, — улыбнулся Гурвич. — 48. Kp:h3 g2 49.Kh2+ (Диаграмма 6.), — и вы, черные, проиграли.
— Черные не вы, а мы! — неожиданно вмешался Капитан. — Вернемся назад. Благо шахматисты — единственные, кто владеет «машиной времени» и может начинать сначала, при анализах, разумеется. Значит, придется после шаха конем на f3 брать его пешкой.
— Тогда последует заключительная фаза комбинации, — показал я: — 44…gf 45.Фf1+ Kpg3 46.Фf2+.
— Ферзя-то зачем зевать? — крикнул Поэт и, дотянувшись длинной рукой до доски, схватил белого ферзя.
Я поставил на его место черного и объявил:
— Cd6 — мат! (Диаграмма 7.)
— Обратите внимание, — заметил Гурвич. — Все фигуры передвинулись. Целых четыре поля вокруг черного короля заняты его пришедшими на эти места фигурами: двумя пешками, слоном и даже ферзем — четыре активных блокирования! И белый король оказался на месте, чтобы принять участие в матовой картине.
— Неужели он видел ее, когда пошел королем вперед? — прошептал я.
— Все это позволило белым, — не слушая меня, продолжал Гурвич, — дать мат единственным оставшимся у них слоном. Не без помощи защитников, заметьте. Совсем как при досадном голе на футбольном поле.
— Вы бы еще пенальти перенесли на шахматную доску, — сердито буркнул Капитан.
— И мат дан не с краю доски. Это тоже красивее, — продолжал Гурвич. — Вот в этом и заключается эстетика на клетчатой доске. — И он взглянул на Капитана. — Высшая красота, как и в жизни, в торжестве мысли над грубой силой! — И Гурвич назидательно постукал пальцами по группе сгрудившихся черных фигур.
— Эстетика, эстетика! Чего тут восхищаться! — вскипел Капитан. — Мы же проиграли эту партию. И матч не выиграли!
— Но зато какой мат получили, — улыбнулся Гурвич.
— Блестящий проигрыш! — всплеснул руками Капитан, вложив в эти слова весь сарказм, на который был способен.
Поэт заключил спор тут же придуманным четверостишием:
— Кто бывает рад, Когда получит мат?
Конечно, этюдист!
Попробуй разберись!
Мы разобрались в позиции и стали расходиться. Жене хотелось домой. Она и так стоически провела здесь вечер, утверждая, что ей были интересны люди и их переживания, а не фигурки, переставляемые на доске. Однако меня что-то удерживало. Мы прошли через дубовый зал, и я заметил своего моложавого, но седого полковника. Он кого-то ожидал. Оказывается, меня!
Подойдя к нам и извинившись перед моей женой, он несколько застенчиво обратился ко мне:
— Я очень рад, что встретился за доской с этюдистом.
— Почему? Вас интересуют этюды или способность этюдиста к практической игре?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61