12.15. Пролетаем над тракторным поездом. Он остаётся справа от нас. Девять мощных гусеничных тракторов, каждый с двумя санями на буксире, двигались в сторону Востока-1. С самолёта из-за разницы скоростей казалось, что поезд стоит на месте. На бесконечной снеговой скатерти он выглядел совсем крохотным и был ничуть не похож на поезд. Тракторы едут не следом друг за другом, а либо рядом, либо на большом расстоянии один от другого. Они будто бы разбросаны по снегу. Там внизу действительно совершается что-то великое, требующее смелости, мужества, выдержки и железной дисциплины, там взаимопомощь диктуется не вежливостью, а законом жизни. Холод, мороз, кислородное голодание, затрудняющее каждое физическое усилие, бесконечная дорога в глубь материка, к создаваемой станции Советской, — все это героический ледовый гимн, творимый нашими людьми.
Я с горечью думаю о том, что хулиганов, опрокидывающих в барах столы и бьющих по лицу девушек на танцульках, изображают на картинках в газете, фельетонисты переводят на них немало иронии. И какой-нибудь пьяный болван до смерти радуется тому, что попал в газету.
О большинстве же из тех, кто сейчас справа от нас пробирается по белой странице Антарктиды, по неведомой мёртвой земле, горы которой ещё не названы, о ветрах которой, температурах, геологическом и гляциологическом строении и т. д. и т. п. нет точных данных, которая остаётся на карте Антарктики белым пятном, — о большинстве этих людей никто не пишет. Здесь и мой долг, который я должен оплатить в ближайшем же будущем.
12.30. Мы приземлились на полярной станции Восток-1. Её координаты 72°08' южной широты и 96°35' восточной долготы, высота над уровнем моря три тысячи триста метров. Лётчики выгружают кладь — бочки с горючим для направляющегося сюда тракторного поезда.
Лишь недавно тут была континентальная станция, созданная на пути движения тракторного поезда к существующей ныне станции Восток. Тракторный поезд прибыл сюда 18 марта 1957 года, до наступления полярной ночи. 30 марта метеорологи приступили к наблюдениям по сокращённой программе, которую уже 11 апреля расширили до её полного объёма. Восток-1 проработал до 30 ноября 1957 года, а потом перебазировался на Восток — в район Геомагнитного полюса.
На Востоке-1 нет ни одного человека. Теперь он служит промежуточной станцией, вернее, складом на пути из Мирного к югу — к Комсомольской, к Востоку и к создаваемой Советской. Здесь аэродром и бочки с горючим. Нельзя сказать, чтоб от Востока-1 оставалось весёлое впечатление. Двадцать пять градусов мороза, пурга и пронзительный ветер дают себя знать, даже несмотря на ватную одежду. Снег под ногами плотный и скрипучий, как песок. Пытаюсь заснять кое-что «Киевом», но этот очаровательный аппарат работает на морозе до 30 градусов лишь в инструкции.
Тотчас поднимаемся снова, пока не успели остыть моторы. Хорошо видны следы гусениц и саней — их извивы протянулись на десятки километров. Очевидно, свежего снега тут немного, раз их так не скоро заносит.
Под нами Пионерская — маленькая станция во льдах и в снегу. Высокая радиомачта. И большой ярко-красный флаг, туго надутый и развёрнутый ветром во всю свою ширь.
Не могу себе представить, чтобы среди льда и снега какой-нибудь другой флаг мог выглядеть более красиво и радостно.
За двести километров до Мирного обедаем в самолёте. Мне никогда не удавались описания трапез, характеристики блюд, дифирамбы сервировке. На маленьком столике, на краю которого подрагивают на щитке стрелки указателей скорости, высоты и угла подъёма, стоит сковорода средней величины. Мы сидим вчетвером вокруг сковороды — кто на ящике, кто на чемодане, и у каждого своя вилка и свой аппетит. На сковородке шипит картошка с подрумяненным салом, нарезанная так же крупно, как её нарезают в эстонской деревне. Ничего лучшего не существует.
От Мирного до Востока-1 и обратно — тысяча триста километров. Рейс длился семь часов.
Впервые я увидел облик центральной Антарктики. Она большая, холодная, беспощадная, безжизненная, однообразная и жутко красивая.
12 января 1958
Комсомольская
В 9.00 утра снова сел на «Ли-2», чтобы лететь в Комсомольскую. Нас ожидает тысяча километров тяжёлой воздушной дороги.
Экипаж самолёта мне знаком ещё по «Кооперации». Командир Виктор Григорьев, второй пилот Иванов, радист Чернов (но не Борис), штурман Григорий Байдала (белорус), бортмеханик Алексеев. Ещё летит с нами от лётной группы инженер по эксплуатации Константин Генюк. На самолёт погружены всевозможные аппараты и продукты для тракторного поезда, который через несколько дней должен добраться до Комсомольской. Стартуем без задержек. Чувствуешь себя в кабине уютно и по-домашнему. Хвостовая часть самолёта, в которой находится груз, завешена брезентом, и мы, сидящие над крыльями, словно находимся в маленькой комнате. Газовая плита уже зажжена. И Генюк — человек с продолговатым, весёлым и ироничным лицом, уже обросшим бородой (он с утра до поздней ночи не покидает аэродрома), — держит в одной руке нож длиной в двенадцать дюймов, а в другой — мороженую курицу. Он сейчас похож на разбойника с большой дороги, хотя его мысли заняты только тем, чтобы получше сварить куриный бульон.
Летим по той же самой великой воздушной трассе Антарктики, два отрезка которой — от Мирного до Пионерской и от Пионерской до Востока-1 — мы преодолели вчера. От Востока-1 трасса направляется к Комсомольской и оттуда, чуть уклоняясь на ост, до Востока. Внизу все тот же однообразный и неуклонно поднимающийся материковый лёд, все тот же снег: ни единого выделяющегося пятнышка, на котором мог бы отдохнуть глаз. Самолёт снова всползает по отлогому склону Антарктического материка, медленно поднимается стрелка альтиметра: «1000, 1500, 2000, 2300, 2500, 3000, 3400». Вспоминается от кого-то услышанная меткая фраза: «А потом „фоккер“ вонзил когти в склон и с рёвом пополз в гору». Лёд в самом деле настолько близок, что кажется, будто самолёт преодолевает некрутой, но неуклонный подъем с помощью невидимых когтей.
В 11.15 мы снова были над Пионерской. Наш штурман Байдала терпеливо объяснил мне устройство солнечного компаса. Этот простой и практичный прибор уже долгое время успешно служит полярным лётчикам. Однако придётся в Мирном заняться им ещё раз: после высоты в три тысячи метров мой русский язык становится совсем плох, запас слов сильно уменьшается и во всем, что относится к технике, я разбираюсь уже едва-едва.
Тракторный поезд добрался до Востока-1. Машины с санями сгрудились там, где мы вчера выгрузили бочки и заправлялись горючим.
Если не считать того, что высота все время медленно поднималась, продолжение полёта ничем не отличалось от начала. Лёд, лёд, лёд, по которому проносится тень нашего самолёта и вихри позёмки. На высоте трех тысяч метров становится трудно разговаривать, на высоте трех тысяч шестисот метров чувствуешь, что трудно дышать. Приближаемся к Комсомольской.
Приземляемся в 13.20.
Главное — поскорее разгрузить самолёт. Нас приехали встречать на гусеничном тракторе начальник станции Фокин, метеоролог Иванов и тракторист-механик Морозов. Пока мы вытаскиваем ящики, экипаж самолёта подкатывает под крылья бочки — на своём запасе горючего «Ли-2» не добрался бы отсюда назад.
При разгрузке высота даёт чувствительно о себе знать — кажется, будто две трети своей силы оставил в Мирном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74