Полагая, что им ничто не угрожает.
12
Время действовать: родители Джасмин позвонили сегодня с утра пораньше и сообщили, что у них «потрясающие новости, от которых вся наша жизнь переменится».
Джасмин, пролетая по коридору, кричит: — Повторяю дословно для всех, кто сейчас в студии, — «наша жизнь переменится». Перемены в жизни нам всем ох как нужны. Ну-ка, подъем, подъем, подъем!
Пока Джасмин разносит по дому эту бодрую весть, Дейзи бесчувственной кучей лежит на своем матрасе.
— Что за побудку ты нам устраиваешь? Разве можно так? Какая такая великая важность, что даже сон досмотреть не дают?
— Мама с папой не сказали, деточка, но, похоже, действительно что-то важное, они хотят встретиться с нами за вторым завтраком. Давай, шевелись, заклеивай скотчем свои дредлоки, в общем сделай с ними что-нибудь, тебе лучше знать. Марк! Тайлер! Живо встаем и едем!
— Куда это? — бурчу я, спотыкаясь волоча себя к туалету. Я щурюсь и плохо соображаю — как и все младшее поколение Джонсонов, рано утром меня лучше не трогать.
— «Ривер-Гарден».
— Китайский ресторан?
— Точно.
— На завтрак?
— На второй завтрак. Дим-сум. Это, знаешь, когда по залу возят тележки и ты сам берешь с них что тебе приглянулось. И, как я слышала, дим-сум — довольно выпендрежное мероприятие, так что оденься поприличнее и помоги собраться, Марк. У нас в семье ген вкуса передался только тебе. Я, по-моему, совершаю очередное преступление против нынешних представлений о моде.
После нескольких круговых циклов с поочередным использованием ванной комнаты мы сползаемся на крыльце и переваливаемся в Джасминов «крайслер» — необъятных размеров белый мастодонт с затемненным ветровым стеклом, прямо как у агента спецслужб. Этакая «белая шваль». Джасмин кричит Марку, чтобы он немедленно прекратил колупать остатки клея на фарах — два бледных кольца, напоминающие о нагрудном украшении стриптизерши, которое Дэн когда-то на них прилепил. «Марк! Живо в машину!» — кричит она, пока мы с Дейзи пристегиваемся ремнями безопасности, заранее готовясь к тому, что сейчас нас прокатят с ветерком. Когда Джасмин за рулем, по-другому не бывает.
Мы буквально выпрыгиваем с подъездной дороги и, набирая скорость, мчимся по сухим плоским улицам Ланкастера, так что шейные мышцы ноют от напряжения.
— Мать-в-натуре! — возмущается сзади Дейзи. — Я-то думала, бывшие хиппи машину водят нежно и ласково!…
— Как Дэн научил, так и вожу, рыбка моя.
Мне не дает покоя, какую такую тайну собираются нам поведать бабушка с дедушкой.
— Может, они попросят нас забрать у них часть их денежек? — высказываю я предположение, но Джасмин с ходу его отметает.
— Брось, Тайлер, тебе ли не знать — после истории с твоим поступлением.
История с поступлением случилась немногим больше года назад — до того, как я на первом курсе начал зарабатывать деньги, сбывая поддельные часики. Джасмин пришлось пустить слезу и красочно живописать мою несчастную участь — года эдак до 2030-го горбатиться оператором автомата для жарки картофеля-фри в забегаловке «Хэппи-бургер»: и все для того, чтобы выжать из дедули какую-то жалкую сумму на оплату первого семестра, оторвав ее от их с бабушкой богатства, которое включает в себя коттедж, таймшер на Гавайях, мешок акций и, конечно, чудовищных размеров дом на колесах по имени Бетти.
Через десять минут мы с подскоком останавливаемся возле «Ривер-Гарден» — белой коробки с лепниной, кровлей из гофрированной жести и аляповатыми китайскими иероглифами на фасаде, почти на берегу Колумбии. Прямо перед входом запаркован дедушкин «линкольн-континенталь» по прозвищу Домина — вероятно, самый громадный из всех существующих на свете пассажирских автомобилей.
Отец Джасмин — инженер, и, как большинство жителей Ланкастера, он приехал сюда после Второй мировой, вместе с бабушкой, Джасмин и двумя ее братьями. Раньше все они жили в Маунт-Шасте в северной Калифорнии.
Мне хотелось бы любить дедушку немного больше, но у меня это плохо получается. То есть к чему я веду: он ведь мог бы и сам помочь мне, если бы захотел, а он… Лучше я промолчу. Но кое-что я все-таки скажу: с тех пор, как он несколько лет назад вышел на пенсию, единственное, что его волнует, — и чем дальше, тем откровеннее, — это неусыпный контроль за размещением своего капитала; он алчно радуется удачным инвестициям и демонстративно не желает делиться плодами своих побед с родственниками, как будто, вынуждая нас прозябать в дремучем экономическом средневековье, он делает нечто, чем может с полным основанием гордиться. И мне все время чудится в образе жизни дедушки и бабушки какой-то смутный, но неотвязный привкус бессмысленного расточительства — вроде включенных на день уличных фонарей: словно они всё покупают себе в трех экземплярах. Но я так думаю, дедушка просто стареет, и вот итог прожитых лет — груда дорогостоящих товаров так называемого «длительного пользования» — больше-то предъявить, в сущности, нечего. Как говорит мой друг Гармоник: «Он у тебя человек-футляр: функции при нем, а души нет». Возможно, эта теория как-то объясняет атмосферу натужной веселости, которая всегда возникает в присутствии бабушки и дедушки: все равно как на дружеской вечеринке в доме, где недавно скончалась хозяйка.
Последний — и единственный раз — бабушка и дедушка уделяли нам более или менее продолжительное время пять лет назад, когда приехали пожить в нашем доме. Они только что вернулись из Бразилии, и тут обнаружилось, что дверь их огромной, с комнату, морозильной камеры-кладовой оставалась открытой все время, пока они путешествовали, — без малого три месяца, в течение которых всякая замороженная готовая еда и несколько неразрубленных туш спокойно гнили, отчего над их домом в Луковой балке поднялся почти различимый на глаз поток тошнотворных испарений, стоило им настежь открыть ряд мансардных окон для проветривания.
Через четыре недели ремонтных работ и обработки разными дезинфекторами и запахопоглотителями с коричной отдушкой дом вновь стал пригодным для жилья. (Дейзи советовала бабушке с дедушкой упростить задачу — взять специальный освежитель воздуха, из тех, которые попросту отшибают у вас всякое обоняние, так что вы становитесь невосприимчивы к запахам — каким угодно. «Тогда уж проще запустить туда Дэна», — уточнил я, после чего Джасмин тут же сгребла меня в охапку и на весь уик-энд отправила заниматься в воспитательном семинаре «Сын в семье».)
Эту историю я вспомнил только для того, чтобы стало ясно: в моих отношениях с дедушкой не было места вынужденной территориальной близости, как это происходит у тех, кто ютится в лачугах или пещерах. Мы так давно живем на расстоянии друг от друга, что, попытайся я вдруг пойти на эмоциональное или еще какое сближение, дедушка, скорее всего, осадил бы меня: «Да брось ты дергаться, Тайлер! Расслабься!» Правда, дедушка так не выражается, его поколение даже думать таким образом не умеет. Но испытал бы он именно эти чувства.
А бабушка во всем слушается дедушку. Если вам случается просматривать газетные некрологи и там вы натыкаетесь на такие женские имена, как Эдна, Мэвис и Этель, — знайте: это ее поколение. Кажется, им всем лет по двести. Их не приучили думать самостоятельно, это вам не Анна-Луиза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
12
Время действовать: родители Джасмин позвонили сегодня с утра пораньше и сообщили, что у них «потрясающие новости, от которых вся наша жизнь переменится».
Джасмин, пролетая по коридору, кричит: — Повторяю дословно для всех, кто сейчас в студии, — «наша жизнь переменится». Перемены в жизни нам всем ох как нужны. Ну-ка, подъем, подъем, подъем!
Пока Джасмин разносит по дому эту бодрую весть, Дейзи бесчувственной кучей лежит на своем матрасе.
— Что за побудку ты нам устраиваешь? Разве можно так? Какая такая великая важность, что даже сон досмотреть не дают?
— Мама с папой не сказали, деточка, но, похоже, действительно что-то важное, они хотят встретиться с нами за вторым завтраком. Давай, шевелись, заклеивай скотчем свои дредлоки, в общем сделай с ними что-нибудь, тебе лучше знать. Марк! Тайлер! Живо встаем и едем!
— Куда это? — бурчу я, спотыкаясь волоча себя к туалету. Я щурюсь и плохо соображаю — как и все младшее поколение Джонсонов, рано утром меня лучше не трогать.
— «Ривер-Гарден».
— Китайский ресторан?
— Точно.
— На завтрак?
— На второй завтрак. Дим-сум. Это, знаешь, когда по залу возят тележки и ты сам берешь с них что тебе приглянулось. И, как я слышала, дим-сум — довольно выпендрежное мероприятие, так что оденься поприличнее и помоги собраться, Марк. У нас в семье ген вкуса передался только тебе. Я, по-моему, совершаю очередное преступление против нынешних представлений о моде.
После нескольких круговых циклов с поочередным использованием ванной комнаты мы сползаемся на крыльце и переваливаемся в Джасминов «крайслер» — необъятных размеров белый мастодонт с затемненным ветровым стеклом, прямо как у агента спецслужб. Этакая «белая шваль». Джасмин кричит Марку, чтобы он немедленно прекратил колупать остатки клея на фарах — два бледных кольца, напоминающие о нагрудном украшении стриптизерши, которое Дэн когда-то на них прилепил. «Марк! Живо в машину!» — кричит она, пока мы с Дейзи пристегиваемся ремнями безопасности, заранее готовясь к тому, что сейчас нас прокатят с ветерком. Когда Джасмин за рулем, по-другому не бывает.
Мы буквально выпрыгиваем с подъездной дороги и, набирая скорость, мчимся по сухим плоским улицам Ланкастера, так что шейные мышцы ноют от напряжения.
— Мать-в-натуре! — возмущается сзади Дейзи. — Я-то думала, бывшие хиппи машину водят нежно и ласково!…
— Как Дэн научил, так и вожу, рыбка моя.
Мне не дает покоя, какую такую тайну собираются нам поведать бабушка с дедушкой.
— Может, они попросят нас забрать у них часть их денежек? — высказываю я предположение, но Джасмин с ходу его отметает.
— Брось, Тайлер, тебе ли не знать — после истории с твоим поступлением.
История с поступлением случилась немногим больше года назад — до того, как я на первом курсе начал зарабатывать деньги, сбывая поддельные часики. Джасмин пришлось пустить слезу и красочно живописать мою несчастную участь — года эдак до 2030-го горбатиться оператором автомата для жарки картофеля-фри в забегаловке «Хэппи-бургер»: и все для того, чтобы выжать из дедули какую-то жалкую сумму на оплату первого семестра, оторвав ее от их с бабушкой богатства, которое включает в себя коттедж, таймшер на Гавайях, мешок акций и, конечно, чудовищных размеров дом на колесах по имени Бетти.
Через десять минут мы с подскоком останавливаемся возле «Ривер-Гарден» — белой коробки с лепниной, кровлей из гофрированной жести и аляповатыми китайскими иероглифами на фасаде, почти на берегу Колумбии. Прямо перед входом запаркован дедушкин «линкольн-континенталь» по прозвищу Домина — вероятно, самый громадный из всех существующих на свете пассажирских автомобилей.
Отец Джасмин — инженер, и, как большинство жителей Ланкастера, он приехал сюда после Второй мировой, вместе с бабушкой, Джасмин и двумя ее братьями. Раньше все они жили в Маунт-Шасте в северной Калифорнии.
Мне хотелось бы любить дедушку немного больше, но у меня это плохо получается. То есть к чему я веду: он ведь мог бы и сам помочь мне, если бы захотел, а он… Лучше я промолчу. Но кое-что я все-таки скажу: с тех пор, как он несколько лет назад вышел на пенсию, единственное, что его волнует, — и чем дальше, тем откровеннее, — это неусыпный контроль за размещением своего капитала; он алчно радуется удачным инвестициям и демонстративно не желает делиться плодами своих побед с родственниками, как будто, вынуждая нас прозябать в дремучем экономическом средневековье, он делает нечто, чем может с полным основанием гордиться. И мне все время чудится в образе жизни дедушки и бабушки какой-то смутный, но неотвязный привкус бессмысленного расточительства — вроде включенных на день уличных фонарей: словно они всё покупают себе в трех экземплярах. Но я так думаю, дедушка просто стареет, и вот итог прожитых лет — груда дорогостоящих товаров так называемого «длительного пользования» — больше-то предъявить, в сущности, нечего. Как говорит мой друг Гармоник: «Он у тебя человек-футляр: функции при нем, а души нет». Возможно, эта теория как-то объясняет атмосферу натужной веселости, которая всегда возникает в присутствии бабушки и дедушки: все равно как на дружеской вечеринке в доме, где недавно скончалась хозяйка.
Последний — и единственный раз — бабушка и дедушка уделяли нам более или менее продолжительное время пять лет назад, когда приехали пожить в нашем доме. Они только что вернулись из Бразилии, и тут обнаружилось, что дверь их огромной, с комнату, морозильной камеры-кладовой оставалась открытой все время, пока они путешествовали, — без малого три месяца, в течение которых всякая замороженная готовая еда и несколько неразрубленных туш спокойно гнили, отчего над их домом в Луковой балке поднялся почти различимый на глаз поток тошнотворных испарений, стоило им настежь открыть ряд мансардных окон для проветривания.
Через четыре недели ремонтных работ и обработки разными дезинфекторами и запахопоглотителями с коричной отдушкой дом вновь стал пригодным для жилья. (Дейзи советовала бабушке с дедушкой упростить задачу — взять специальный освежитель воздуха, из тех, которые попросту отшибают у вас всякое обоняние, так что вы становитесь невосприимчивы к запахам — каким угодно. «Тогда уж проще запустить туда Дэна», — уточнил я, после чего Джасмин тут же сгребла меня в охапку и на весь уик-энд отправила заниматься в воспитательном семинаре «Сын в семье».)
Эту историю я вспомнил только для того, чтобы стало ясно: в моих отношениях с дедушкой не было места вынужденной территориальной близости, как это происходит у тех, кто ютится в лачугах или пещерах. Мы так давно живем на расстоянии друг от друга, что, попытайся я вдруг пойти на эмоциональное или еще какое сближение, дедушка, скорее всего, осадил бы меня: «Да брось ты дергаться, Тайлер! Расслабься!» Правда, дедушка так не выражается, его поколение даже думать таким образом не умеет. Но испытал бы он именно эти чувства.
А бабушка во всем слушается дедушку. Если вам случается просматривать газетные некрологи и там вы натыкаетесь на такие женские имена, как Эдна, Мэвис и Этель, — знайте: это ее поколение. Кажется, им всем лет по двести. Их не приучили думать самостоятельно, это вам не Анна-Луиза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63