Радуга пушкинской музы одним плечом опирается непосредственно на
народную почву, а другим уходит в заоблачные высоты, минуя все
промежуточное, а пуще всего полукультурные слои, уже оторвавшиеся от
крестьянского чернозема, но еще не прибившиеся к белым облакам
подлинной интеллигентности - ядовитая пена, отравляющая оба берега
реки жизни. Этой пены в наши дни куда больше, чем в пушкинские, из-за
резко ускорившегося течения реки. Вечным напоминанием о глубинной
чистоте жизненного потока склонилась над нами кудрявая голова
ясноглазого патриарха русской словесности, которой выше всех
достоинств почитал в человеке чувство чести (слова, однокоренного с
чистотой). И сам обладал этим чувством в высшей степени. Добавим -
чести русского человека. Сегодня многим из нас, теряющим честь с
катастрофическим ускорением, не лишне вспомнить гордые слова поэта,
обращенные к тем, кто раньше времени хоронил Россию, к ее клеветникам.
Вы грозны на словах - попробуйте на деле!
Иль старый богатырь, покойный на постеле,
Не в силах завивать свой измаильский штык?
Иль русского царя уже бессильно слово?
Иль нам с Европой спорить ново?
Иль русский от побед отвык?
Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды,
От финских хладных скал до пламенной Колхиды,
От потрясенного Кремля
До стен недвижного Китая,
Стальной щетиною сверкая,
Не встанет русская земля?
И вот я думаю, неужели эти надежды нашего великого поэта
закончились в 1985 году? Или зашедшая в тупик перестройка - очередное
помрачение, которое случалось с Россией не однажды?
Помнится, нам в школе трактовали стихотворения "Бородинская
годовщина" и "Клеветникам России", как шовинистическую слабость поэта,
который по природе, дескать, был интернационалистом. Каких только
политических ужимок не претерпел поэт. Но обозревая русскую историю с
его времен до наших, я не помню времени когда бы русская литература,
да и вообще русское общество, болели шовинизмом. И сегодня можно
встретить латышский, эстонский, литовский, еврейский шовинизм, а
русского что-то не слышно. Наоборот, русских теснят, оскорбляют, учат
уму-разуму и бросают подачки, а они смиренно терпят. Обретем ли
национальное достоинство, хотя бы в чуть приближенном, к пушкинскому,
виде?
Временами Пушкин возникает на сцене театров чуть ли не в роли
первого русского диссидента. Это он-то, с восторгом встретивший весть
о взятии мятежной Варшавы войсками Паскевича? Неглубоко вникли мы в
природу пушкинских противоречий, ибо над всеми ними, а их у Пушкина
действительно немало, возвышается мудрое начало гармонии, вмещавшей и
хвалу свободную царю, и мечту о России, которая поднимется на обломках
самовластья.
Противоречивость такого рода есть противоречивость самой Истины.
Пушкинский гений, замкнув круг из множества упорно отработанных
жизней, приходит к величавой, всевмещающей простоте и чистоте, которые
подобны водам Байкала - вот оно дно, рядом, а на самом деле глубина -
3О метров.
Пушкин никогда не жаловался на судьбу. Как настоящий мужчина и
истинный философ. Его не занимали вопросы, почему в мире столько
страданий, а счастье недостижимо. Он принимал условия земной игры как
суровую божественную необходимость. "Я жить хочу, чтоб мыслить и
страдать". "На свете счастья нет, но есть покой и воля". Тем не менее,
в сочинениях и в жизни Пушкина найдем тысячи опровержений только что
сказанного. Поэт был счастлив в друзьях, в любовных увлечениях, в
семейной жизни. Случались ссылки, другие унижения со стороны властей,
но страдальцем Пушкина никак не назовешь. По своему материальному
достатку он, конечно, не был вельможным аристократом, но и в бедняках,
даже в середняках, не ходил. Кроме того, оставил сто тысяч долгу; в
конвертируемом нынешнем измерении - это, пожалуй, несколько десятков
миллионов долларов. Николай I после смерти поэта уплатил долг, но и
Пушкин в должниках не остался, возвратил взятое с великой лихвой.
Сколько дохода принесли его сочинения русской казне!
Занимал десятикомнатную квартиру в столице, был хозяином двух
имений со многими десятками гектаров земли. Словом, жил на широкую
ногу, как ни один аппаратчик большевистской или демократической
ориентации, не сгибая при этом "ни помыслов, ни совести, ни шеи". А
если вспомнить, что закончил Царскосельский лицей - лучшее учебное
заведение всех времен и народов, если учесть раннюю профессионализацию
и славу, если оценить всю красоту и величие его ухода из жизни на
самом гребне духовного расцвета, то трудно найти в истории равного ему
баловня судьбы.
Но...
И с отвращением читаю жизнь мою,
И слезы лью...
Но строк печальных не смываю
Ах, Александр Сергеевич! Нам бы ваши проблемы. Нам, погруженным в
заботы о всеобщем покаянии, но только не о собственном. Поневоле среди
потопа взаимных разоблачений и обвинений задумаешься, а как вел бы
себя Пушкин в брежневское или нынешнее время?
Думается, такому прекрасному цветку, как Пушкин, нужна особая
почва. Как и Моцарту. Слишком суровые испытания не для них. Но
индивидуальность, воплотившаяся в похожем на обезьянку, но самом
прекрасном человеке своего времени, в 2О-м веке могла бы сменить
цилиндр и крылатку на мундир маршала или халат ученого, - обладал поэт
и таким потенциалом. Но уж кем бы не стал наверняка, так это
перевертышем и приспособленцем, он, выбравший эпиграфом для
"Капитанской дочки" слова: "Береги честь смолоду".
Жило в нем такое нечто, превышающее все крылатки и маршальские
мундиры вместе взятые. На вершине славы, в расцвете сил он писал:
Давно завидная мечтается мне доля -
Давно, усталый раб, задумал я побег
В обитель дальнюю трудов и чистых нег.
Что за обитель?
Михайловское? Монастырь за облаками, описанный в кавказском
стихотворении? Или та наша вечная, недостижимая на земле Обитель, к
которой шел Пушкин в предсмертном бреду? Выше! Выше! - слышали друзья,
находившиеся у смертного одра поэта из его бледнеющих уст.
Да, это был царь духа.
Забрел он однажды без предварительной договоренности к кому-то из
друзей. Слуга проводил поэта в детскую и попросил подождать - хозяева
скоро вернутся. Когда те, наконец, подошли, они застали Пушкина в
обществе их маленького сына. И чем вы думаете занимались царь духа и
карапуз? Они сидели на полу и плевались друг в друга. Кто метче. Оба
при этом хохотали.
Но если бы кому пришло в голову умилиться ребячеством поэта и
похлопать его по плечу, чего доброго мог последовать вызов на дуэль.
Душа-человек был еще и порядочным задирой.
Пушкину подражать невозможно. Можно быть толстовцем, марксистом,
ницшеанцем, на худой конец, гитлеровцем. Но пушкинистом - только в
однозначно-академическом смысле. С какой бы стороны мы ни смотрели на
поэта, он явление штучное.
В качестве литератора, уже говорилось, он не оставил школы.
1 2 3 4 5 6 7