Справа виднелись смутные очертания Афона, а слева – болотистая равнина Сарышабана, подернутая маревом пойма Месты и темные пятна лесов Керамоти. Впереди, у подножия холма, раскинулась Кавалла – исполинский амфитеатр из белоснежных, жмущихся друг к другу домиков, ослепительно сверкающих на фоне чернильно-синей морской глади; Кавалла – со своим прямым волноломом, древнеримским акведуком, зубчатыми стенами старой венецианской крепости; Кавалла – город огромных табачных складов, круто сбегающих к морю улиц, пляжей, пристаней и парусных лодок; Кавалла – город богатства и нищеты, в котором табак превращается в золото, а труд рабочих – в каторгу, город без зелени, город из белого камня под огненно-синим небом.
Даже уставшая от постоянного раздражения Ирина почувствовала некоторое волнение.
Борис поднес к ее глазам бинокль.
– Большой склад рядом с пристанью – мой, а другие два вправо от него я хочу купить у Кондояниса через подставных лиц.
Она грубо оттолкнула его руку и сказала:
– Я хочу посмотреть так.
Начался длинный спуск. Назад уплывали флотские казармы, многочисленные морские штабы, немецкие комендатуры, виллы, гостиницы. Асфальтированное шоссе перешло в улицу, мощенную гранитной брусчаткой. Пахнуло запахом табака, рыбы, фруктов и гниющих отбросов. От раскаленных стен огромных зданий веяло застойным жаром и духотой. По улицам двигались толпы людей: патрули в шортах, касках и при полной выкладке, с гранатами у пояса и с примкнутыми штыками шли занимать свои посты; матросы с шоколадно-коричневыми лицами, флотские офицеры в ослепительно-белой форме, портовые чиновники с обветренными лицами, в пробковых шлемах и с неизбежными кобурами на поясе, – толпы вооруженных колонизаторов, которые одним глазом следили за греками, а другим с опаской косились на север.
Девочка с восковым личиком и покрасневшими глазами вскарабкалась на переднее крыло машины и, протянув ручонку, тихо пролепетала:
– Псоми!..
Под вечер, приняв ванну и отдохнув, Ирина сидела на веранде особняка, который Костов нанял год назад, хитроумными маневрами выжив из пего какое-то военное учреждение, в свою очередь занявшее этот дом по праву завоевателя. Главный эксперт «Никотианы», как истый табачный аристократ, сумел хорошо устроить свою жизнь и в Кавалле. Виктор Ефимович служил ему здесь с таким же усердием, как и в большой, на целый этаж квартире по бульвару Царя Освободителя в Софии. Особняк стоял на набережной, просторный двор был засажен олеандрами и кипарисами, под которыми находился круглый бассейн с фонтаном и золотыми рыбками. В наспех построенном гараже стоял темно-синий американский автомобиль Костова, которому дивился весь город. Главный эксперт «Никотианы» получал в Беломорье двойной оклад и, как никогда, блистал здесь элегантностью и великодушной щедростью, за что пользовался почетом среди греков, гораздо большим, чем любой представитель власти, разъезжающий на казенной машине с вооруженной до зубов охраной.
С веранды было видно зарево заката и медно-красное море, которое постепенно бледнело, и водная гладь приобрела блеск серебряной плиты; а за Афоном и складами Каламицы оранжевое небо уже темнело. Ирина в светлом платье из ткани с набивным узором полулежала в шезлонге и любовалась силуэтом Тасоса, проступавшим сквозь прозрачную сиреневую дымку. Костов налил себе вторую рюмку коньяка и залпом выпил. Он был все такой же – высокий, сухощавый, с серебристо-белой копной волос, ослепительно элегантный в свежеотутюженном чесучовом костюме.
– А вы, должно быть, скоро уподобитесь своему шефу, – заметила Ирина, недовольная его пристрастием к коньяку.
– Времени не хватит, – возразил Костов.
Он пододвинул себе плетеный тростниковый стул и сел рядом с Ириной, тоже лицом к острову.
– Долго ли превратиться в пьяную свинью?
– До этого я не дойду. На это ушел бы год, не меньше, а все кончится, может быть, через месяц.
– Неужели положение настолько плохо?
– Оно почти безнадежно, если судить по спешке, с какой Германский папиросный концерн отправляет переработанный табак в Германию… Даже фон Гайер нервничает, а Прайбиш и Лихтенфельд стали просто невыносимы.
– Разве они здесь? – равнодушно спросила Ирина.
– Да!.. Я пригласил их прийти после ужина. Но будут они в скверном настроении.
– Почему?
– Потому что близятся «сумерки богов»… Сегодня утром началась десантная операция на западе. Вообще новости все более приятные. На прошлой неделе одно наше пехотное отделение было целиком вырезано белыми андартами… Говорят, раненым сначала выкололи глаза, а потом прикончили их.
– Ужасно! – с дрожью в голосе произнесла Ирина.
– Это только нам так кажется… Они действуют но примеру императора Василия, прозванного Болгаробойцей.
– Какая гнусность! Где они напали на наших?
– Возле Аргирокастро, родины Аристотеля.
– Бедный мудрец!
– Выпьем за него. Хотите коньяку?
– Да, налейте, пожалуйста.
Ирина выпила рюмку и почувствовала, что покрывается испариной. От моря веяло горячей влажной духотой, как от кипящего котла.
– Здешний климат действительно невыносим, – сказала она.
– Вы еще не испытали всей его прелести при полном штиле.
– А вы принимаете атебрин?
– Нет! Я заменяю его коньяком! Атебрин окрашивает кожу и белки глаз в неприятный желтый цвет.
– Как боли в сердце и левой руке?
– Я не позволяю им превращать меня в отшельника.
– Так я и думала. Но что вы скажете о здешнем обществе? Встречаются здесь обворожительные гречанки?
– Обворожительные вовремя бежали в Афины! Остались только простые голодающие женщины, куда как похорошевшие от туберкулеза и малярии. Наш друг Лихтенфельд полностью сохраняет свое жалованье. За кусок хлеба и несколько таблеток хинина он регулярно испытывает блаженство любви.
– Вы сегодня несносны.
– Из-за любезностей вашего супруга… Хотите еще коньяку?
– Нет.
– Тогда разрешите выпить мне. Это настоящий «Метакса», из старого критского вина. Ваш супруг запасся яа целый год.
– Вы завидуете?
– Да, но не тому, что у него хороший коньяк.
Ирина рассмеялась.
– Тогда давайте выпьем за зависть!
Они выпили еще по рюмке, глядя друг другу в глаза, и им стало неловко. Он почувствовал, что Ирина предложила выпить из великодушия, чтобы доставить ему удовольствие, а она – что Костов лишь из галантности размахивает перед нею обрывками своего давнего увядшего чувства. И в то же время они оба поняли, что по-прежнему необходимы друг другу, так как их одинаково тяготит Борис. На веранде появился Виктор Ефимович. Он надел что-то вроде белого смокинга, который удачно перешил из старого чесучового пиджака своего хозяина, и, как обычно, был багрово-красен и умеренно пьян.
– Солнце зашло, – сообщил он с таинственным видом.
– Ну и что? – спросила Ирина.
– Надо вставить сетки в окна. Еще чуть – и налетят комары.
– Не огорчайте гостью с первого же вечера, – сказал Костов.
Ирина предложила перебраться в столовую. С веранды в столовую вела двустворчатая застекленная дверь. Виктор Ефимович вставил в ее проем рамку с частой сеткой, через которую не могла проникнуть мошкара. В столовой, старомодной, но изящной, мебель была из красного дерева темного оттенка, обильно украшенная резьбой;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251
Даже уставшая от постоянного раздражения Ирина почувствовала некоторое волнение.
Борис поднес к ее глазам бинокль.
– Большой склад рядом с пристанью – мой, а другие два вправо от него я хочу купить у Кондояниса через подставных лиц.
Она грубо оттолкнула его руку и сказала:
– Я хочу посмотреть так.
Начался длинный спуск. Назад уплывали флотские казармы, многочисленные морские штабы, немецкие комендатуры, виллы, гостиницы. Асфальтированное шоссе перешло в улицу, мощенную гранитной брусчаткой. Пахнуло запахом табака, рыбы, фруктов и гниющих отбросов. От раскаленных стен огромных зданий веяло застойным жаром и духотой. По улицам двигались толпы людей: патрули в шортах, касках и при полной выкладке, с гранатами у пояса и с примкнутыми штыками шли занимать свои посты; матросы с шоколадно-коричневыми лицами, флотские офицеры в ослепительно-белой форме, портовые чиновники с обветренными лицами, в пробковых шлемах и с неизбежными кобурами на поясе, – толпы вооруженных колонизаторов, которые одним глазом следили за греками, а другим с опаской косились на север.
Девочка с восковым личиком и покрасневшими глазами вскарабкалась на переднее крыло машины и, протянув ручонку, тихо пролепетала:
– Псоми!..
Под вечер, приняв ванну и отдохнув, Ирина сидела на веранде особняка, который Костов нанял год назад, хитроумными маневрами выжив из пего какое-то военное учреждение, в свою очередь занявшее этот дом по праву завоевателя. Главный эксперт «Никотианы», как истый табачный аристократ, сумел хорошо устроить свою жизнь и в Кавалле. Виктор Ефимович служил ему здесь с таким же усердием, как и в большой, на целый этаж квартире по бульвару Царя Освободителя в Софии. Особняк стоял на набережной, просторный двор был засажен олеандрами и кипарисами, под которыми находился круглый бассейн с фонтаном и золотыми рыбками. В наспех построенном гараже стоял темно-синий американский автомобиль Костова, которому дивился весь город. Главный эксперт «Никотианы» получал в Беломорье двойной оклад и, как никогда, блистал здесь элегантностью и великодушной щедростью, за что пользовался почетом среди греков, гораздо большим, чем любой представитель власти, разъезжающий на казенной машине с вооруженной до зубов охраной.
С веранды было видно зарево заката и медно-красное море, которое постепенно бледнело, и водная гладь приобрела блеск серебряной плиты; а за Афоном и складами Каламицы оранжевое небо уже темнело. Ирина в светлом платье из ткани с набивным узором полулежала в шезлонге и любовалась силуэтом Тасоса, проступавшим сквозь прозрачную сиреневую дымку. Костов налил себе вторую рюмку коньяка и залпом выпил. Он был все такой же – высокий, сухощавый, с серебристо-белой копной волос, ослепительно элегантный в свежеотутюженном чесучовом костюме.
– А вы, должно быть, скоро уподобитесь своему шефу, – заметила Ирина, недовольная его пристрастием к коньяку.
– Времени не хватит, – возразил Костов.
Он пододвинул себе плетеный тростниковый стул и сел рядом с Ириной, тоже лицом к острову.
– Долго ли превратиться в пьяную свинью?
– До этого я не дойду. На это ушел бы год, не меньше, а все кончится, может быть, через месяц.
– Неужели положение настолько плохо?
– Оно почти безнадежно, если судить по спешке, с какой Германский папиросный концерн отправляет переработанный табак в Германию… Даже фон Гайер нервничает, а Прайбиш и Лихтенфельд стали просто невыносимы.
– Разве они здесь? – равнодушно спросила Ирина.
– Да!.. Я пригласил их прийти после ужина. Но будут они в скверном настроении.
– Почему?
– Потому что близятся «сумерки богов»… Сегодня утром началась десантная операция на западе. Вообще новости все более приятные. На прошлой неделе одно наше пехотное отделение было целиком вырезано белыми андартами… Говорят, раненым сначала выкололи глаза, а потом прикончили их.
– Ужасно! – с дрожью в голосе произнесла Ирина.
– Это только нам так кажется… Они действуют но примеру императора Василия, прозванного Болгаробойцей.
– Какая гнусность! Где они напали на наших?
– Возле Аргирокастро, родины Аристотеля.
– Бедный мудрец!
– Выпьем за него. Хотите коньяку?
– Да, налейте, пожалуйста.
Ирина выпила рюмку и почувствовала, что покрывается испариной. От моря веяло горячей влажной духотой, как от кипящего котла.
– Здешний климат действительно невыносим, – сказала она.
– Вы еще не испытали всей его прелести при полном штиле.
– А вы принимаете атебрин?
– Нет! Я заменяю его коньяком! Атебрин окрашивает кожу и белки глаз в неприятный желтый цвет.
– Как боли в сердце и левой руке?
– Я не позволяю им превращать меня в отшельника.
– Так я и думала. Но что вы скажете о здешнем обществе? Встречаются здесь обворожительные гречанки?
– Обворожительные вовремя бежали в Афины! Остались только простые голодающие женщины, куда как похорошевшие от туберкулеза и малярии. Наш друг Лихтенфельд полностью сохраняет свое жалованье. За кусок хлеба и несколько таблеток хинина он регулярно испытывает блаженство любви.
– Вы сегодня несносны.
– Из-за любезностей вашего супруга… Хотите еще коньяку?
– Нет.
– Тогда разрешите выпить мне. Это настоящий «Метакса», из старого критского вина. Ваш супруг запасся яа целый год.
– Вы завидуете?
– Да, но не тому, что у него хороший коньяк.
Ирина рассмеялась.
– Тогда давайте выпьем за зависть!
Они выпили еще по рюмке, глядя друг другу в глаза, и им стало неловко. Он почувствовал, что Ирина предложила выпить из великодушия, чтобы доставить ему удовольствие, а она – что Костов лишь из галантности размахивает перед нею обрывками своего давнего увядшего чувства. И в то же время они оба поняли, что по-прежнему необходимы друг другу, так как их одинаково тяготит Борис. На веранде появился Виктор Ефимович. Он надел что-то вроде белого смокинга, который удачно перешил из старого чесучового пиджака своего хозяина, и, как обычно, был багрово-красен и умеренно пьян.
– Солнце зашло, – сообщил он с таинственным видом.
– Ну и что? – спросила Ирина.
– Надо вставить сетки в окна. Еще чуть – и налетят комары.
– Не огорчайте гостью с первого же вечера, – сказал Костов.
Ирина предложила перебраться в столовую. С веранды в столовую вела двустворчатая застекленная дверь. Виктор Ефимович вставил в ее проем рамку с частой сеткой, через которую не могла проникнуть мошкара. В столовой, старомодной, но изящной, мебель была из красного дерева темного оттенка, обильно украшенная резьбой;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251