В
его организме нет ни следа мышц или нервов. То есть остались их
безупречные заменители, а сами они подверглись полной псевдоморфозе -
подмене шустрами, и стали субстратом бессмертия. Так что надо и впрямь
умереть, чтобы его обрести. Лет через двести слегка меняется внешний
облик, но, как утверждают, заметить это способен только специалист. Теперь
уже ничего не осталось от автономии жизненных процессов. Все органы тела
действуют как паровая машина, незаметно приводимая в действие
электричеством, то есть подмененная. Глаза могут временно помутнеть,
потому что здесь псевдоморфозная синхронизация иногда дает сбой, но и они
вскоре приобретают твердую прозрачность стекла. Кожа понемногу темнеет,
так как шустры в процессе ядерных превращений выделяют ионы тяжелых
металлов. Этот металлический отлив проявляется обычно лет через триста.
Никаких других побочных эффектов нет на протяжении по меньшей мере пяти
тысяч лет. Кровь по-прежнему течет в венах, но это всего лишь бесполезная
красная жидкость, которая не переносит кислорода, - что-то вроде старинной
декорации. Если бы сердце остановилось (хотя остановится оно не может, как
и та паровая машина), экток все равно продолжал бы мыслить и двигаться,
ведь сердце у него не служит поддержанию жизни. Оно, однако, будет
работать и дальше: ощущение глухой тишины и пустоты в груди могло бы
вызвать тревогу. Итак, все признаки жизни сохраняются полностью - кроме
нее самой. Ведь биологически это уже труп, который как раз поэтому не
боится ни пустоты, ни болезнетворных бактерий, ни смертельного холода.
Шустры в процессе ядерных превращений выделяют тепло, дозируемое таким
образом, чтобы температура тела эктока не отличалась от температуры живого
тела. Но видимость сохраняется лишь постольку, поскольку это необходимо
для нормального самочувствия. Внутренность эктофицированного черепа
холодная, так как ошустренный мозг лучше работает при низких температурах.
Когда началась массовая эктофикация, исследователи констатировали ее
исключительную физиологическую надежность и одновременно - крайне
нежелательные психические последствия в виде всевозможных неврозов и даже
безумия, потому что нельзя было заставить обессмерченных забыть о цене,
которую им пришлось заплатить. Экток не способен размножаться. Кто знает,
может и этого удалось бы достигнуть, но к чему искать технические решения,
если мертвые все равно плодили бы мертвых. Экток ничем или почти ничем не
отличается от живого, но _з_н_а_е_т_, что он неживой. Он дышит, но легкие
его раздуваются как бесполезные мехи, ведь дыхание не служит поддержанию
жизни. Сон ему тоже не нужен. Он мыслит быстрее и лучше тех, у кого
теплый, снабжаемый кровью мозг. В духовном смысле он остается тем же
существом, что и прежде, поскольку структуры мозга, образующие личность,
не только не изменились, но даже упрочились. Не живя, он не может ни
состариться, ни умереть. Он не болеет и не испытывает боли. Нельзя назвать
его андроидом или роботом, ведь он до последней косточки, до последней
клетки такой же, что и до эктофикации. То, что он НЕ такой же, можно
обнаружить лишь при помощи биопсии и электронного микроскопа, в котором
видна тончайшая атомная структура его организма. Речь, следовательно, идет
о фальсификате, который во многом превосходит оригинал, ибо надежнее и
долговечнее его. То был, на заре шустринной эпохи, ее великий триумф.
Десятки тысяч жаждали этого бессмертия, - но оказалось, что оно им не по
плечу. Как заметил Ирркс, один из создателей эктотехники, надо было, как
видно, родиться мертвым, чтобы выдержать в шкуре эктока. (Хотя эктологи
полагали - как оказалось, опрометчиво, - что психологические трудности
эктофикации сглаживаются благодаря тому, что эктофицируемый умирает не в
один какой-то момент, но долгие годы, постепенно, незаметно ни для себя
самого, ни для окружающих.) То был конец энцианских мечтаний о бессмертии.
Никакая другая техника, объяснили мне, не может сравниться с эктотехникой,
потому что ни одна не дает столь очевидной и безусловной гарантии вечного
существования. Тот, кого воскресили из праха, будет уже другим существом,
быть может, похожим на умершего словно две капли воды, но все же кем-то
другим - как близнец. Ибо на стыке смерти и воскрешения возникают
экзистенциальные парадоксы, которые нельзя преодолеть, то есть решить:
КТО, собственно, открывает глаза в качестве воскрешенного - ТОТ же самый
или только ТАКОЙ же самый человек. Напротив, эктотехника, будучи
кунктаторским методом, обеспечивает непрерывность существования очевидным
образом. То, что никто не в силах вынести последствий столь замечательного
свершения, дело совсем другое - и техническое совершенство помочь тут не в
силах. Отвержение этого бессмертия не у всех происходит одинаково, но
основные симптомы схожи: отвращение к собственному телу, зияющая духовная
пустота, страх и отчаяние, перерастающее в манию самоубийства. Следует
добавить еще, что общество не облегчало жизнь эктофицируемым, проявляя в
отношениях с ними особого рода презрение, смешанное с завистью. О том,
почему один только Аникс, бывший императорский философ, не отказался от
такого существования, я услышал множество противоречащих друг другу
версий. Он сам будто бы однажды назвал себя вечным свидетелем преходящего
мира, но это, похоже, лишь одна из наполовину легендарных историй,
связанных с его именем. Он оставил научные занятия больше ста лет назад. И
никого не принимает; ни одного из его учеников уже нет в живых. Говорят,
надо самому стать эктоком, чтобы почувствовать вкус и бремя такого
существования. Люзанские историки всеми силами стараются обойти
эктотехническую стадию развития своей цивилизации. Кажется, это для них
эпизод столь же тягостный и замалчиваемый по тем же соображениям, что и
гибель Кливии. Как если бы и здесь, и там случилось нечто во всех
отношениях постыдное, чего нельзя уже ни исправить, ни вычеркнуть из
памяти.
Аникс живет в небольшом одноэтажном загородном доме, с садом,
заросшим бурьяном и полевыми цветами. Он сам пожелал встречи со мною, и
это было, как меня уверяли, редким отличием. В молодые годы, то есть еще в
эпоху Империи, он опубликовал главный свой труд, возникший под влиянием
Учения о Трех Мирах, этого фундамента энцианской мысли. В его трактовке
Учение подверглось редукции. Аникс пришел к выводу, что возможны лишь два
рода миров. Мир либо лоялен к своим обитателям, либо нелоялен. Лояльный
мир - это мир, в котором нет непостижимых свойств и недоступных мест. Это
мир без неразрешимых загадок и вечных тайн, мир абсолютно прозрачный для
познающего разума. А нелояльный мир познать до конца нельзя. Он непостижим
и неисчерпаем. Именно таков наш мир. Аникс сравнил его в своем главном
труде с колодцем, размеры которого ограничены и конечны, но из которого
воду можно черпать без конца. Вселенная как раз такова: конечна и
неисчерпаема.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
его организме нет ни следа мышц или нервов. То есть остались их
безупречные заменители, а сами они подверглись полной псевдоморфозе -
подмене шустрами, и стали субстратом бессмертия. Так что надо и впрямь
умереть, чтобы его обрести. Лет через двести слегка меняется внешний
облик, но, как утверждают, заметить это способен только специалист. Теперь
уже ничего не осталось от автономии жизненных процессов. Все органы тела
действуют как паровая машина, незаметно приводимая в действие
электричеством, то есть подмененная. Глаза могут временно помутнеть,
потому что здесь псевдоморфозная синхронизация иногда дает сбой, но и они
вскоре приобретают твердую прозрачность стекла. Кожа понемногу темнеет,
так как шустры в процессе ядерных превращений выделяют ионы тяжелых
металлов. Этот металлический отлив проявляется обычно лет через триста.
Никаких других побочных эффектов нет на протяжении по меньшей мере пяти
тысяч лет. Кровь по-прежнему течет в венах, но это всего лишь бесполезная
красная жидкость, которая не переносит кислорода, - что-то вроде старинной
декорации. Если бы сердце остановилось (хотя остановится оно не может, как
и та паровая машина), экток все равно продолжал бы мыслить и двигаться,
ведь сердце у него не служит поддержанию жизни. Оно, однако, будет
работать и дальше: ощущение глухой тишины и пустоты в груди могло бы
вызвать тревогу. Итак, все признаки жизни сохраняются полностью - кроме
нее самой. Ведь биологически это уже труп, который как раз поэтому не
боится ни пустоты, ни болезнетворных бактерий, ни смертельного холода.
Шустры в процессе ядерных превращений выделяют тепло, дозируемое таким
образом, чтобы температура тела эктока не отличалась от температуры живого
тела. Но видимость сохраняется лишь постольку, поскольку это необходимо
для нормального самочувствия. Внутренность эктофицированного черепа
холодная, так как ошустренный мозг лучше работает при низких температурах.
Когда началась массовая эктофикация, исследователи констатировали ее
исключительную физиологическую надежность и одновременно - крайне
нежелательные психические последствия в виде всевозможных неврозов и даже
безумия, потому что нельзя было заставить обессмерченных забыть о цене,
которую им пришлось заплатить. Экток не способен размножаться. Кто знает,
может и этого удалось бы достигнуть, но к чему искать технические решения,
если мертвые все равно плодили бы мертвых. Экток ничем или почти ничем не
отличается от живого, но _з_н_а_е_т_, что он неживой. Он дышит, но легкие
его раздуваются как бесполезные мехи, ведь дыхание не служит поддержанию
жизни. Сон ему тоже не нужен. Он мыслит быстрее и лучше тех, у кого
теплый, снабжаемый кровью мозг. В духовном смысле он остается тем же
существом, что и прежде, поскольку структуры мозга, образующие личность,
не только не изменились, но даже упрочились. Не живя, он не может ни
состариться, ни умереть. Он не болеет и не испытывает боли. Нельзя назвать
его андроидом или роботом, ведь он до последней косточки, до последней
клетки такой же, что и до эктофикации. То, что он НЕ такой же, можно
обнаружить лишь при помощи биопсии и электронного микроскопа, в котором
видна тончайшая атомная структура его организма. Речь, следовательно, идет
о фальсификате, который во многом превосходит оригинал, ибо надежнее и
долговечнее его. То был, на заре шустринной эпохи, ее великий триумф.
Десятки тысяч жаждали этого бессмертия, - но оказалось, что оно им не по
плечу. Как заметил Ирркс, один из создателей эктотехники, надо было, как
видно, родиться мертвым, чтобы выдержать в шкуре эктока. (Хотя эктологи
полагали - как оказалось, опрометчиво, - что психологические трудности
эктофикации сглаживаются благодаря тому, что эктофицируемый умирает не в
один какой-то момент, но долгие годы, постепенно, незаметно ни для себя
самого, ни для окружающих.) То был конец энцианских мечтаний о бессмертии.
Никакая другая техника, объяснили мне, не может сравниться с эктотехникой,
потому что ни одна не дает столь очевидной и безусловной гарантии вечного
существования. Тот, кого воскресили из праха, будет уже другим существом,
быть может, похожим на умершего словно две капли воды, но все же кем-то
другим - как близнец. Ибо на стыке смерти и воскрешения возникают
экзистенциальные парадоксы, которые нельзя преодолеть, то есть решить:
КТО, собственно, открывает глаза в качестве воскрешенного - ТОТ же самый
или только ТАКОЙ же самый человек. Напротив, эктотехника, будучи
кунктаторским методом, обеспечивает непрерывность существования очевидным
образом. То, что никто не в силах вынести последствий столь замечательного
свершения, дело совсем другое - и техническое совершенство помочь тут не в
силах. Отвержение этого бессмертия не у всех происходит одинаково, но
основные симптомы схожи: отвращение к собственному телу, зияющая духовная
пустота, страх и отчаяние, перерастающее в манию самоубийства. Следует
добавить еще, что общество не облегчало жизнь эктофицируемым, проявляя в
отношениях с ними особого рода презрение, смешанное с завистью. О том,
почему один только Аникс, бывший императорский философ, не отказался от
такого существования, я услышал множество противоречащих друг другу
версий. Он сам будто бы однажды назвал себя вечным свидетелем преходящего
мира, но это, похоже, лишь одна из наполовину легендарных историй,
связанных с его именем. Он оставил научные занятия больше ста лет назад. И
никого не принимает; ни одного из его учеников уже нет в живых. Говорят,
надо самому стать эктоком, чтобы почувствовать вкус и бремя такого
существования. Люзанские историки всеми силами стараются обойти
эктотехническую стадию развития своей цивилизации. Кажется, это для них
эпизод столь же тягостный и замалчиваемый по тем же соображениям, что и
гибель Кливии. Как если бы и здесь, и там случилось нечто во всех
отношениях постыдное, чего нельзя уже ни исправить, ни вычеркнуть из
памяти.
Аникс живет в небольшом одноэтажном загородном доме, с садом,
заросшим бурьяном и полевыми цветами. Он сам пожелал встречи со мною, и
это было, как меня уверяли, редким отличием. В молодые годы, то есть еще в
эпоху Империи, он опубликовал главный свой труд, возникший под влиянием
Учения о Трех Мирах, этого фундамента энцианской мысли. В его трактовке
Учение подверглось редукции. Аникс пришел к выводу, что возможны лишь два
рода миров. Мир либо лоялен к своим обитателям, либо нелоялен. Лояльный
мир - это мир, в котором нет непостижимых свойств и недоступных мест. Это
мир без неразрешимых загадок и вечных тайн, мир абсолютно прозрачный для
познающего разума. А нелояльный мир познать до конца нельзя. Он непостижим
и неисчерпаем. Именно таков наш мир. Аникс сравнил его в своем главном
труде с колодцем, размеры которого ограничены и конечны, но из которого
воду можно черпать без конца. Вселенная как раз такова: конечна и
неисчерпаема.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90