И я думал: ладно, может быть, все хорошо, и Брид с Существом будут рады нашему возвращению, и нам, в любом случае, не нужен этот старый бродяга. Мы – Тайные Райдеры, и Дездемона была с нами, и мы опять будем вместе, как только я соображу, что делать. Черт, это же просто! Все, что мне нужно сделать, так это найти перо Английского Вуду и войти в него, взяв с собой Существо. Отыскать там то самое мета-перо, Изысканное Желтое, самое знаменитое перо в мире, и еще раз погрузиться. Найти Дездемону, обменять ее обратно на Существо, нарушить все известные правила Вирта и вычислить путь наружу. Да, блядь, замечательный план. Замечательный, как дерьмо.
Теперь мы спускались по лестнице.
– Извини, что не смог вам помочь, – сказал Тристан Битлу.
Битл пожал плечами.
– Я просто пытаюсь предупредить тебя, мой друг.
В голосе Тристана была печаль, но я не обратил на это внимания.
– Но вечер же был хороший, несмотря ни на что? – спросила Сьюз.
– Отличный вечер, – сказал Битл. Может быть, он не соврал.
Мы спустились до самого низа. В воздухе пахло огнем. По всему Боттлтауну выли собаки.
– Что это? – спросила Мэнди.
– Да есть тут одни придурки, – ответила Сьюз. – Не беспокойся.
– У нас это каждую ночь, – добавил Тристан.
– Им нравится все поджигать.
– Называют себя Факельщиками, – сказал Тристан. – Законченные психопаты.
– О, черт! – это был я.
– Наверное, очередной мусорный бак подожгли, – сказала Сьюз.
Но я знал. Я, мать их, знал!
Мы завернули за угол шахты мертвого лифта и вышли на автостоянку, и там стоял наш любимый Тайномобиль, объятый пламенем. Он горел! Горел!
– Вот дерьмо! – голос Битла. И мир погрузился в холод вместе с фургоном в огне. Никто не смог бы в нем выжить. Никто. Низкого уровня теневая девушка и инопланетянин из Вирта. Исчезли в пламени.
Мы все пятеро и собака ошеломленно замерли на месте. А фургон полыхал, и вместе с ним полыхали тысячи отражений в стекле. Потом я ворвался в пламя и обжег руки о ручку двери.
О, черт! Существо и Брид!
И вся надежда вмиг улетучилась, вся надежда обменять Существо на сестру.
Моя единственная надежда...
Карли сорвалась с поводка и побежала вокруг фургона, лая на пламя. Битл присоединился ко мне, на мгновение мне показалось, что он мне поможет выломать дверь, но вместо этого он потащил меня назад. Я был вне себя, и дым разъедал глаза, и глаза слезились, но я плакал не из-за дыма, я плакал из-за утраты, из-за всех потерь и утрат.
Слишком много слез. Слишком много потерь.
Полночь. Клубы дыма. Фургон – груда металлических костей, покрытый пузырями ледерин, расплавленная резина. Мой разум сожжен. Я просто сижу на изуродованной скамейке и наблюдаю за тем, как труп фургона медленно затухает. Запах гари и пламени у меня в голове, раскаленные докрасна угольки. Зеваки, жители Боттлтауна, собрались посмотреть на пожар. Некоторые смеялись. Но мне было уже все равно. Ночь была оранжевой.
Тристан и Сьюз рванули назад, к себе в квартиру, за огнетушителем, но волосы изрядно их тормозили. Впрочем, это уже не имело значения, в любом случае. Там уже нечего было спасать.
Карли прижималась ко мне, терлась о мои ноги и все норовила меня облизать, чтобы хоть как-то утешить. Я отпихивал ее от себя, но она не отставала. Наконец, я смирился: пусть лижет. И, как ни странно, мне действительно стало легче.
Тристан и Сьюз вернулись с пенотушителем, но толку было, как лить воду в Ад. Фургон будет гореть, пока все не превратится в пепел. Пока плоть не станет костями.
И это тоже уже не имело значения.
Битл смазал свои водительские перчатки полным тюбиком Ваза. Затем подобрался к гаснущему пламени, схватился за ручку задней двери и с силой дернул. Дверь с лязгом открылась, выпустив густое облако дыма. Я наблюдал, как Битл смело сунулся в дым и жар, и думал о том, какой он все-таки хороший чувак. Он выскочил из фургона и подошел ко мне. Его лицо было черно от копоти.
– Их там нет, Скриббл.
Я взглянул на него.
– Их там нет. Он пустой.
Боттлтаунские дети смеялись и танцевали в оранжевой ночи, а я сидел на сломанной скамейке, размышляя о мире, а смешанная груда собачьей плоти и пластика по имени Карли все облизывала и облизывала меня – до озверения.
Кусочки стекла у меня под ногами, кусочки стекла цвета снов.
В Боттлтауне даже слезы блестят, как драгоценные камни.
День третий
«Все мы здесь – где-то и как-то – ждем, что же произойдет»
Грустная колыбельная
Я проснулся внутри сна. Всюду вокруг была вата, абсолютный комфортный приход. Я медленно плыл сквозь плотные слои приглушенных голосов и мягких прикосновений, в компании пяти очаровательных ангелов, поющих мне колыбельные. Ощущения были приятными.
Как во сне.
Пять ангелов ласкали меня лазурно-голубыми перьями.
У одной из ангелов были светлые волосы и татуировка дракона на левом предплечье. Ее звали Дездемона. У другой были черные волосы и черные глаза с прикрытыми тяжелыми веками, обведенными темной каймой, и дым струился от ее тела. Ее звали Бриджит. У третьего было шесть рук, чтобы в три раза больше меня ласкать. Его звали Существо. У четвертого были зубы, как драгоценные камни, мягкие лапы и длинный мокрый язык, дарующий блаженство. Его звали Карли. Последний из ангелов был толстым, но держался молодцом; у него были две пары глаз, одна пара – красная, и вторая – белая. Его звали Фургон.
У всех пятерых в руках были перья, каждое – со своей техникой поглаживания. Их мягкое трепетание играло по всей моей коже. Я был голый. Но мне было не стыдно. Совсем на меня не похоже. Я просто плыл, наслаждаясь ощущениями: голосами ангелов, мягкими тисками сна.
Но, может быть, это не просто сон?
Я потянулся к первому ангелу. Дездемоне. Из крошечных проколов на ее коже сочилась кровь. Она взяла мои пальцы в рот и начала их лизать. Потом укусила один, и стала слизывать кровь.
– Ты найдешь меня, Скриббл? Ты, вообще, собираешься меня искать? – спросила она. Я не знал, что ответить сестре, я мог только обнять ее и прижать к себе. Мы сплелись в поцелуе...
– Скриббл! Вынь это долбанное перо!
Это был голос Битла, ворвавшийся в сон. И кто-то насильно открыл мне рот.
– Ты знаешь, что это запрещено. Никто не ходит туда в одиночку!
Мои глаза открылись. Меня заставили их открыть. Битл уставился на меня с близкого расстояния. Его пальцы шарили у меня во рту, словно он, бля, дантист.
– Не кусай его! – заорал он. Чего я кусаю? Он запустил пальцы еще глубже мне в рот и нащупал что-то мягкое и трепещущее. – Есть! – объявил Битл и выдернул голубое перо из далеких глубин моей глотки. Он держал его, как сокровище, пока я корчился и рыгал, хватая ртом воздух.
– Извини, – выдохнул я. – Я спал... спал...
– Ни хрена ты не спал, козел! – выкрикнул Битл. – Ты пошел в одиночку. Так не делается.
– Извини, Би... Я...
– Иди ты на хуй. И умирай, если хочешь. Только не дома, ладно?
Я посмотрел на голубое перо, которое он выдернул у меня изо рта.
– Что я употребил?
– Грустную Колыбельную. Это, вообще, для детей.
Я глубоко вдохнул.
Я вдохнул еще раз.
Кот Игрун
ГРУСТНАЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ применяется, когда тебе плохо. Когда жизнь заворачивает не туда. Если твой «какого же хрена» фактор опустился уже до нуля, то это перо для тебя. Грустная Колыбельная закутает тебя в теплые мягкие одеяла и сожмет в крепких объятиях, и все плохое внезапно покажется очень хорошим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65