ты в горе. Если ты не думаешь о себе, то сделай это хотя бы ради твоего отца!
С этими словами Бернадетт, хлопнув дверью, вышла из комнаты.
Потрясенная Делия некоторое время не могла подняться, хотя от сна не осталось и следа. Джимми мертв, ее Джимми. Отец убил его. Она услышала частый стук и поняла: это биение сердца отдается у нее в ушах.
Господи, милостивый Иисусе, что же она натворила?
Внизу Бриони и Бернадетт обсуждали случившееся. Обе были встревожены и чрезвычайно злы на Делию. Фэйт сидела на коленях у Бриони, под глазом у нее красовалось багрово-синее пятно. Она улыбалась Бриони, показывая красивые ровные зубки. Бернадетт опустилась перед ней на колени и взяла ее ручки в свои.
– Скажи бабушке, дорогая. Скажи бабушке, что случилось с твоим личиком.
В свои три года Фэйт уже была дипломатом. Она облизнула розовые губки и улыбнулась, хихикнув.
– Не-ет, – пропел ее тоненький голосок.
– Ну скажи, моя сладенькая, скажи бабушке, и она даст тебе большую шоколадку. Только Фэйти. Никому больше.
Личико девочки напряглось. Ее живые глазки ярко заблестели. Она рассеянно потерла подбитый глаз. Движение ее было привычным, как у детей, притерпевшихся к побоям. Дети, которых не бьют, чувствуют боль гораздо острее.
– Большую шоколадку? Мне? – Глаза Фэйт широко открылись. Бриони с Бернадетт затаили дыхание.
– Тебя папа стукнул, солнышко? Скажи бабушке.
Фэйт решила рассказать правду и восстановить справедливость. Собственно, о справедливости она не думала – просто бабушке очень хотелось знать правду. Это да еще обещание большой шоколадки решило исход дела.
– Папочка ударил мамочку.
Бернадетт проворковала:
– Я знаю это, деточка, но кто ударил тебя в глазик? Тоже папочка?
На этот раз Фэйт застенчиво покачала головой. Она зарылась лицом в грудь Бриони.
– Нет?.. Папочка не трогал тебя, Фэйти? Кто же тогда, солнышко? Скажи тете Бриони.
Фэйт посмотрела на Бриони, затем на свою бабушку.
– Мамочка ударила меня. – Губы ее задрожали. – Сильно!
Бриони взглянула на Бернадетт. Глаза сестер были полны злости.
– Я убью эту сучку, Бри, клянусь.
Бриони обняла малышку и поцеловала ее волнистые волосы.
– Успокойся. Ничего хорошего не выйдет, если ты дашь волю своим эмоциям. Нам сейчас необходимо хорошенько подумать.
Она закусила губу.
– Но я обещаю тебе, Берни, если они не смогут выбраться из тюрьмы, то я сама сверну ей шею. Я даже не разрешу тебе разделить это удовольствие со мной.
Бернадетт в полной мере ощутила враждебность, исходившую от сестры, и, несмотря на собственный гнев и тревогу за мужа, холодок страха пробежал по ее спине. На этот раз Делия зашла в своих играх слишком далеко. Как бы ей не пришлось вступить в другие игры, ставкой в которых является жизнь.
Гарри Лиммингтон смаковал свою удачу, сидя в столовой полицейского участка. Близнецы оставили не только отпечатки пальцев, но также и черенок мотыги в своем «роллс-ройсе». Он получил именно то, что ему требовалось.
Отхлебнув горячего чая, он удовлетворенно улыбнулся.
Братья Каванаг, как зрелый плод, свалились прямо ему в руки. Детектив плавал на волнах эйфории. Джимми Селларс только зря отягощал землю – наркоторговец, ленивый бездельник, который ни одного дня в своей жизни не отработал честно. Но смерть его не были напрасной. Нет, ни в коей мере, слава богу. Его смерть станет той самой дубиной, с помощью которой удастся превратить семейку Каванаг в кровавое месиво. Уж тут за Гарри Лиммингтоном дело не станет!
Инспектор снова отхлебнул чаю – так, словно это было дорогое шампанское. В конце концов, у него сегодня праздник.
Руби Стенвэй был тучным евреем неопределенного возраста и темперамента. Сейчас он сидел в тюремной камере у близнецов и Маркуса. Руби, их адвокат в течение многих лет, всегда отличался энергией, умом и змеиной изворотливостью. Его пальцы были унизаны дорогими перстнями, и сейчас, когда он жестикулировал, бриллианты сверкали в свете флуоресцентных ламп.
– Послушайте меня, мальчики: у меня все схвачено. Они продержат вас здесь ночь, а к утру я полностью возьму ситуацию под контроль. Очевидно, в квартире есть отпечатки ваших пальцев. Но, в конце концов, вы ведь столько раз бывали в той квартире.
При этих словах Руби красноречиво подмигнул. Трое мужчин улыбнулись и дружно закивали, моментально поймав его мысль.
– Остается вопрос с оружием, но у меня такое чувство, что через двенадцать часов и с этим все будет в порядке. А значит, сидите пока тише воды ниже травы, не высовывайтесь, сохраняйте спокойствие и, самое главное, – он многозначительно посмотрел на Бойси и Дэниэла, – не давайте воли эмоциям.
Затем он встал и начал со своим тяжелым портфелем пробираться к выходу из камеры.
– Желаю вам спокойной ночи.
Не утруждая себя тем, чтобы пожать подзащитным руки, он поклонился и плавно вытек в коридор.
Лиммингтон услышал о том, что трое подозреваемых одновременно встречались со своим адвокатом, и пришел в ярость.
– Почему им было разрешено встретиться с адвокатом всем вместе? Господи боже мой, да они обвиняются в убийстве!
Сержант пожал плечами:
– Я следовал указаниям главного констебля, мистер Лиммингтон. Я думал, вы в курсе дела.
Лиммингтон закусил губу и резко отвернулся. Значит, главный констебль? Нужно сообщить об этом министру внутренних дел. Но тоненький внутренний голосок подсказывал инспектору, что министр каким-то образом уже обо всем осведомлен.
Инспектор спустился в комнату для допросов с каменным выражением на лице. Похоже, что победу он отпраздновал преждевременно. Там, где дело касалось семьи Каванаг, большинство людей не рассчитывало своих сил и допускало ошибки. Он не стал исключением, начав считать цыплят задолго до того, как наступила осень.
– Здрасьте, мистер Лиммингтон. Успели выпить чашечку чая?
Лицо Бойси было таким открытым и бесхитростным, что Лиммингтон не смог сдержать улыбки. Из двух братьев ему всегда больше нравился Бойси. Даже когда Бойси был юным сорванцом, инспектор всегда находил с ним общий язык – в отличие от его брата Дэнни, в котором чувствовалась совсем другая закваска.
– Не переживай, Бойси, я еще успею выпить чаю. Я хотел бы переговорить с тобой в частном порядке.
Бойси откинулся на спинку деревянного стула, скрестил руки на груди и приподнял брови, приготовившись внимательно слушать. Гарри Лиммингтон сел напротив, жестом попросил выйти молодого полицейского и улыбнулся самой дружелюбной улыбкой, которую только смог изобразить.
– Ты понимаешь, что сядешь надолго, не так ли? Убийство – вещь серьезная. Поэтому я не стану ходить вокруг да около и буду с тобой откровенен. Я знаю о вас двоих гораздо больше, чем вы думаете. Ваш дядя уже немолод, и ему в тюрьме придется гораздо тяжелее, чем вам. Скорее всего, он умрет в каком-нибудь тюремном госпитале, без близких рядом.
Инспектор сделал паузу, чтобы сказанное дошло до Бойси.
– Думаю, мы могли бы договориться. Я представлю все в таком виде, будто вы с Дэниэлом просто решили зайти в гости, а потом случилась ссора и ситуация вышла из-под контроля. Но для этого мне нужна твоя подпись на листе бумаги. Ты сможешь спасти и себя, и своего дядю, и множество людей, если будешь вести себя прилично, сдашься и спокойно сядешь в тюрьму. Что скажешь, Бойси?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
С этими словами Бернадетт, хлопнув дверью, вышла из комнаты.
Потрясенная Делия некоторое время не могла подняться, хотя от сна не осталось и следа. Джимми мертв, ее Джимми. Отец убил его. Она услышала частый стук и поняла: это биение сердца отдается у нее в ушах.
Господи, милостивый Иисусе, что же она натворила?
Внизу Бриони и Бернадетт обсуждали случившееся. Обе были встревожены и чрезвычайно злы на Делию. Фэйт сидела на коленях у Бриони, под глазом у нее красовалось багрово-синее пятно. Она улыбалась Бриони, показывая красивые ровные зубки. Бернадетт опустилась перед ней на колени и взяла ее ручки в свои.
– Скажи бабушке, дорогая. Скажи бабушке, что случилось с твоим личиком.
В свои три года Фэйт уже была дипломатом. Она облизнула розовые губки и улыбнулась, хихикнув.
– Не-ет, – пропел ее тоненький голосок.
– Ну скажи, моя сладенькая, скажи бабушке, и она даст тебе большую шоколадку. Только Фэйти. Никому больше.
Личико девочки напряглось. Ее живые глазки ярко заблестели. Она рассеянно потерла подбитый глаз. Движение ее было привычным, как у детей, притерпевшихся к побоям. Дети, которых не бьют, чувствуют боль гораздо острее.
– Большую шоколадку? Мне? – Глаза Фэйт широко открылись. Бриони с Бернадетт затаили дыхание.
– Тебя папа стукнул, солнышко? Скажи бабушке.
Фэйт решила рассказать правду и восстановить справедливость. Собственно, о справедливости она не думала – просто бабушке очень хотелось знать правду. Это да еще обещание большой шоколадки решило исход дела.
– Папочка ударил мамочку.
Бернадетт проворковала:
– Я знаю это, деточка, но кто ударил тебя в глазик? Тоже папочка?
На этот раз Фэйт застенчиво покачала головой. Она зарылась лицом в грудь Бриони.
– Нет?.. Папочка не трогал тебя, Фэйти? Кто же тогда, солнышко? Скажи тете Бриони.
Фэйт посмотрела на Бриони, затем на свою бабушку.
– Мамочка ударила меня. – Губы ее задрожали. – Сильно!
Бриони взглянула на Бернадетт. Глаза сестер были полны злости.
– Я убью эту сучку, Бри, клянусь.
Бриони обняла малышку и поцеловала ее волнистые волосы.
– Успокойся. Ничего хорошего не выйдет, если ты дашь волю своим эмоциям. Нам сейчас необходимо хорошенько подумать.
Она закусила губу.
– Но я обещаю тебе, Берни, если они не смогут выбраться из тюрьмы, то я сама сверну ей шею. Я даже не разрешу тебе разделить это удовольствие со мной.
Бернадетт в полной мере ощутила враждебность, исходившую от сестры, и, несмотря на собственный гнев и тревогу за мужа, холодок страха пробежал по ее спине. На этот раз Делия зашла в своих играх слишком далеко. Как бы ей не пришлось вступить в другие игры, ставкой в которых является жизнь.
Гарри Лиммингтон смаковал свою удачу, сидя в столовой полицейского участка. Близнецы оставили не только отпечатки пальцев, но также и черенок мотыги в своем «роллс-ройсе». Он получил именно то, что ему требовалось.
Отхлебнув горячего чая, он удовлетворенно улыбнулся.
Братья Каванаг, как зрелый плод, свалились прямо ему в руки. Детектив плавал на волнах эйфории. Джимми Селларс только зря отягощал землю – наркоторговец, ленивый бездельник, который ни одного дня в своей жизни не отработал честно. Но смерть его не были напрасной. Нет, ни в коей мере, слава богу. Его смерть станет той самой дубиной, с помощью которой удастся превратить семейку Каванаг в кровавое месиво. Уж тут за Гарри Лиммингтоном дело не станет!
Инспектор снова отхлебнул чаю – так, словно это было дорогое шампанское. В конце концов, у него сегодня праздник.
Руби Стенвэй был тучным евреем неопределенного возраста и темперамента. Сейчас он сидел в тюремной камере у близнецов и Маркуса. Руби, их адвокат в течение многих лет, всегда отличался энергией, умом и змеиной изворотливостью. Его пальцы были унизаны дорогими перстнями, и сейчас, когда он жестикулировал, бриллианты сверкали в свете флуоресцентных ламп.
– Послушайте меня, мальчики: у меня все схвачено. Они продержат вас здесь ночь, а к утру я полностью возьму ситуацию под контроль. Очевидно, в квартире есть отпечатки ваших пальцев. Но, в конце концов, вы ведь столько раз бывали в той квартире.
При этих словах Руби красноречиво подмигнул. Трое мужчин улыбнулись и дружно закивали, моментально поймав его мысль.
– Остается вопрос с оружием, но у меня такое чувство, что через двенадцать часов и с этим все будет в порядке. А значит, сидите пока тише воды ниже травы, не высовывайтесь, сохраняйте спокойствие и, самое главное, – он многозначительно посмотрел на Бойси и Дэниэла, – не давайте воли эмоциям.
Затем он встал и начал со своим тяжелым портфелем пробираться к выходу из камеры.
– Желаю вам спокойной ночи.
Не утруждая себя тем, чтобы пожать подзащитным руки, он поклонился и плавно вытек в коридор.
Лиммингтон услышал о том, что трое подозреваемых одновременно встречались со своим адвокатом, и пришел в ярость.
– Почему им было разрешено встретиться с адвокатом всем вместе? Господи боже мой, да они обвиняются в убийстве!
Сержант пожал плечами:
– Я следовал указаниям главного констебля, мистер Лиммингтон. Я думал, вы в курсе дела.
Лиммингтон закусил губу и резко отвернулся. Значит, главный констебль? Нужно сообщить об этом министру внутренних дел. Но тоненький внутренний голосок подсказывал инспектору, что министр каким-то образом уже обо всем осведомлен.
Инспектор спустился в комнату для допросов с каменным выражением на лице. Похоже, что победу он отпраздновал преждевременно. Там, где дело касалось семьи Каванаг, большинство людей не рассчитывало своих сил и допускало ошибки. Он не стал исключением, начав считать цыплят задолго до того, как наступила осень.
– Здрасьте, мистер Лиммингтон. Успели выпить чашечку чая?
Лицо Бойси было таким открытым и бесхитростным, что Лиммингтон не смог сдержать улыбки. Из двух братьев ему всегда больше нравился Бойси. Даже когда Бойси был юным сорванцом, инспектор всегда находил с ним общий язык – в отличие от его брата Дэнни, в котором чувствовалась совсем другая закваска.
– Не переживай, Бойси, я еще успею выпить чаю. Я хотел бы переговорить с тобой в частном порядке.
Бойси откинулся на спинку деревянного стула, скрестил руки на груди и приподнял брови, приготовившись внимательно слушать. Гарри Лиммингтон сел напротив, жестом попросил выйти молодого полицейского и улыбнулся самой дружелюбной улыбкой, которую только смог изобразить.
– Ты понимаешь, что сядешь надолго, не так ли? Убийство – вещь серьезная. Поэтому я не стану ходить вокруг да около и буду с тобой откровенен. Я знаю о вас двоих гораздо больше, чем вы думаете. Ваш дядя уже немолод, и ему в тюрьме придется гораздо тяжелее, чем вам. Скорее всего, он умрет в каком-нибудь тюремном госпитале, без близких рядом.
Инспектор сделал паузу, чтобы сказанное дошло до Бойси.
– Думаю, мы могли бы договориться. Я представлю все в таком виде, будто вы с Дэниэлом просто решили зайти в гости, а потом случилась ссора и ситуация вышла из-под контроля. Но для этого мне нужна твоя подпись на листе бумаги. Ты сможешь спасти и себя, и своего дядю, и множество людей, если будешь вести себя прилично, сдашься и спокойно сядешь в тюрьму. Что скажешь, Бойси?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120