Начальство, вполне вероятно, сможет вычислить подлог, но спросит за это меньше, чем если бы за утечку информации и компрометацию агентства. Если сел в лужу — подтирай за собой сам, гласит негласный закон их организации. Подотрешь насухо — на твои грехи посмотрят сквозь пальцы и простят. Не сможешь — пеняй на себя.
Они — подтерли...
Вернее, почти подтерли, потому что одно пятно еще осталось — “леваки” с их встречными и трудно-прогнозируемыми контрходами. Кто их знает, что у них там еще припасено, кроме фотографий и отпечатков пальцев.
Пока они сидят тихо, они относительно безопасны, но если их возьмут и допросят с пристрастием профессионалы из европейских спецслужб или, того хуже, они сами надумают сдаться, разыграв в качестве жеста доброй воли американскую карту... То все вернется на круги своя...
Вопрос с “леваками” надо решать, и, похоже, решать кардинально, раз они не хотят договариваться.
Придется решать!..
Глава седьмая
Вначале с Ивановым говорили по-хорошему.
— Согласно этой выписке, вы сняли со счета в швейцарском “Кредит-банке” пятнадцать миллионов долларов и перевели их в Миланское отделение “Итал-банка”, из которого спустя три недели перевели в... Так?
— Нет. Ничего я не переводил.
— А кто переводил?
— Они.
— Кто они?
— Те, которые стреляли в Швейцарии.
— Вы можете назвать их фамилии, адреса, телефоны?
— Нет.
Молодец Иванов — одним выстрелом двух зайцев лупит: и денег он не брал — они брали, и стрелял не он — тоже они. А кто они такие и где их искать — он, конечно, не знает. Прямо как в сказке — пойди туда, черт знает куда, найди там хрен поймешь что.
— Хорошо, давайте продолжим. Майор Проскурин вытащил из папки копию еще одного счета.
— Еще десять миллионов. Эти ушли на Кипр в офшорную зону. Их вы, конечно, тоже не отправляли?
— Конечно, не отправлял, — подтвердил Иванов.
Майор Проскурин посмотрел через голову Иванова на генерала Трофимова, который сидел в дальнем углу, предпочитая пока оставаться в тени.
— Ну и что с ним делать?
— А дьявол его знает!.. — развел руками генерал.
— Тогда вот эти восемнадцать миллионов, — перешел майор к следующему счету, — которые вы перевели в Кубинский национальный банк в качестве “благотворительного взноса на повышение обороноспособности кубинской народной армии и дальнейшее укрепление социалистического строя”, — процитировал майор. — Это как понять?
— Это не надо понимать, это не я переводил, это они!
— Как же они могли переводить деньги с вашего счета? Он же именной!
— А они, наверное, сказали, что от меня пришли! — предположил Иванов.
— Ну да, — усмехнулся майор Проскурин. — Пришли, сказали, что от вас и что вы просили отдать им восемнадцать миллионов баксов за здорово живешь. Им сразу поверили и отдали... Детский сад!
— Ну, может, они не так, может, как-нибудь по-другому сказали?
— А чья тогда подпись на платежных документах?
Подпись была Иванова.
— А-а, я понял, они ее подделали!
— Да? Но только почему-то экспертиза утверждает, это не подделка, что это ваша подпись! — потряс майор в воздухе кипой каких-то бумаг. — Ваша собственноручная подпись! Посредством которой вы подтвердили свое желание перевести с вашего счета восемнадцать миллионов долларов на содержание кубинской армии! Я только не понимаю — на хрена вам сдалась кубинская армия, если наша родная без портов ходит? Уж коли вам делать нечего, лучше бы своим помогали!
— Я вообще никому не помогал, — чуть не заплакал Иванов.
— Вы нас что — за дураков держите?! — начал заводиться майор.
— Я вас не держу...
Ответ прозвучал двусмысленно. Может, случайно, но вполне может быть что и не случайно.
— По остальным счетам вы мне скажете то же самое, скажете, что это не вы, что это они? — уточнил майор.
— Они, они, — закивал Иван Иванович. Разговор зашел в тупик. Вернее, еще из прошлого не выбрался. Если бы это было официальное следствие, то майор Проскурин перестал бы задавать вопросы, а аккуратно подшил протоколы и акты экспертиз в папочку и передал дело в суд. И Иванову впаяли бы по самому верхнему пределу, потому что суд верит не словам, а верит доказательствам, которых в данном случае хватит на десять обвинительных приговоров и на сотню обвиняемых!
Но дело расследовалось не Федеральной Службой Безопасности, а расследовалось частным порядком в бункере расформированной ракетной части стратегического назначения майором госбезопасности Проскуриным и генералом Трофимовым, по поручению какого-то Петра Петровича... Ну точно дурдом!.. И интересовал Петра Петровича не приговор, а интересовали деньги.
— Хорошо, давайте оставим счета, давайте поговорим о вас, — отступил, совершая обходной маневр, майор. — О Париже, взятых вами заложниках, убитых полицейских...
— Я никого не убивал!
— Вот ведь заладил!
— А кто убивал?
— Товарищ Максим.
— Имейте совесть, — тихо сказал майор Проскурин. — Там были десятки свидетелей, которые видели, как вы обращались с заложниками и с этим, как вы его называете, товарищем Максимом. Вы же их из окна выталкивали!
— Да это не я, — расстроился, что его не понимают, Иванов. — Это меня товарищ Максим заставил.
— Что заставил? Чтобы ты его с пятого этажа сбросил? — обалдел от наглости Иванова майор.
— Ну конечно! Это он придумал, чтобы все подумали, что это не он, а как будто я! — сбивчиво объяснил Иван Иванович.
— И полицейских тоже он?
— Он!
— А почему, когда в квартиру ворвалась группа захвата, пистолет был в вашей руке?
— Он мне его отдал.
— А заложники? Они все хором утверждают, что видели, как вы командовали своим напарником, как угрожали ему оружием, а когда однажды он заупрямился, жестоко его избили.
— Да это все он, он! — чуть не плакал Иванов. — Он сказал, чтобы я его бил, чтобы заложники подумали, что я главный!..
— Ну дает! — восхитился майор. — Ему бы фантастические романы писать. Все переиначил, все с ног на голову перевернул!
— А раньше, до заложников, когда вы убили четверых человек и полицейского мотоциклиста, это тоже не вы? Тоже товарищ Максим?
— Нет, тех — Маргарита.
— Кто?!
— Маргарита. Которая моя вторая жена.
— Да вы что? И вы знаете ее адрес, телефон, фамилию?
— Фамилию?.. — вдруг задумался Иванов. — А может, моя?..
Добиться от Иванова правды было невозможно. Не хотел он говорить правды, предпочитая изображать дурака.
Майор вопросительно взглянул на генерала Трофимова. И тот кивнул.
Допрос вступил в новую свою фазу.
— Ты будешь говорить правду? — спросил на “ты” майор и ударил Иванова сложенными лодочкой ладонями рук по ушам.
— Ай! — вскричал Иванов, хватаясь за голову. — Я буду! Я говорю!
— Где деньги? Где четыре с половиной миллиарда долларов?
— Я не знаю. Я их не брал! Новый удар.
— Кто убил полицейских во Франции?
— Товарищ Максим.
Опять удар. Более болезненный, чем были раньше.
— За что ты убил потерпевших на улице Агрономической?
— Это не я!
Серия коротких, хорошо поставленных ударов.
— А после...
Но договорить майор не успел, потому что вдруг услышал, как кашлянул, привлекая к себе внимание, сидящий в углу генерал Трофимов.
Чего это он?
— Не надо, — еле заметно покачал головой генерал.
— Что не надо? Так допрашивать не надо? Или что не надо?..
Но вдруг майор все понял.
Потому что “после” был поселок Федоровка, где Иванов убил четырнадцать взявших его в плен уголовников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79