https://www.dushevoi.ru/products/unitazy/bezobodkovye/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Вань, а Вань! Вставай же, наконец! Что ты дрыхнешь днём, как младенец?
Я открыл глаза и увидел гостей. Как раз в это время два их шофёра тащили в комнату кульки, свёртки, бутылки. Я свесил с дивана ноги, пятернёй поправил волосы, извинился. Михаил подал мне брюки, рубашку:
– На, одевайся, Спиноза!
– А почему Спиноза?
– А вон, на столе книг-то сколько! Скоро умным станешь, учить нас будешь.
– Я и сейчас мог тебя многому научить.
– Во! Видите? Он и всегда был такой: молчит, молчит, а потом скажет. Не забывай русскую пословицу: яйца курицу не учат. Мы тут все старше тебя и в армии подольше служим.
– Да уж, служишь ты много дольше меня, месяцев на восемь.
– Ну, ладно – ставь чай, неси тарелки, да рюмки не забудь, а мы тут снедь раскладывать будем.
Скоро мы сидели за столом, и я вопросительно, с некоторым недоумением разглядывал своих гостей. Михаил представил мне двух полковников; они оказались командирами полков из его дивизии. Один из них, пожимая мне руку, сказал:
– Помните показательный полёт Воронцова в Кубинке? Вы приезжали к нам с генералом Сталиным?
– Да, конечно, помню. Вы тогда тоже летали, и вас хвалил Воронцов. Он предлагал мне полетать с вами на спарке по плану лётной подготовки офицеров штаба.
– Да, вы были у меня в списке, но ни разу не приехали.
– Да, было дело, но теперь-то уж… Мне лётная работа не понадобится. Списан из авиации – подчистую. Кстати, а где сейчас служит Воронцов?
– На Дальнем Востоке. Его назначили командиром истребительной дивизии.
– Я очень рад. Мы с ним большие друзья.
Помолчали. Михаил разливал вино, генерал раскладывал по тарелкам сёмгу. Тихо, волнуясь, заговорил:
– Был у маршала Красовского. Он хорошо принял меня, спрашивал, откуда я вас знаю. Между прочим, сказал, что считает вас лучшим из своих друзей и хотел бы, чтобы вы служили у него в академии.
Я в нетерпении спросил:
– Как ваша судьба решилась?
– Не знаю, как вас и благодарить, Иван Владимирович. Маршал оставляет меня в армии и предложил возглавить кафедру военной истории. Это должность генерал-лейтенанта, я получил повышение.
Михаил между тем много пил, раскраснелся, карие глаза его блестели. Он был взволнован и всё время порывался говорить:
– Вот они меня спрашивают, откуда это ты, Иван, мой закадычный дружок, знаешь таких великих людей, как Степан Акимович Красовский и Родион Яковлевич Малиновский? А что я им скажу? Ты же мне никогда об этом не говорил. Я даже думаю, что ты и не понимаешь, что такое дружба с такими людьми. Да знай я об этом раньше, сколько бы вопросов через тебя можно решить!
– Да нет, Михаил, через меня никаких вопросов решить нельзя; во-первых, я не люблю эксплуатировать добрые отношения больших людей, а во-вторых, никакие они и не друзья. С маршалом Красовским меня связывают некоторые общие дела, а министр… С ним я встретился на даче Степана Акимовича. Они, видишь ли, вместе работали на Дальнем Востоке и там сдружились, ну, а я бываю на даче Красовского.
– И сейчас бываешь?
– Давно уж не был, но скоро поеду.
– А он… как я понял из вашего телефонного разговора, у тебя бывает? Вот здесь, в этой комнате?
Он обвёл взором наше скромное жилище.
– Иногда приезжает.
Михаил почесал начинавшую лысеть голову.
– Странный ты, Иван! Я и раньше не мог тебя понять, а теперь и совсем запутался в мыслях о тебе. Что ты за человек такой?
– Да что же тебе непонятно?
– А то и непонятно: малахольный ты какой-то, не от мира сего. Да если бы я имел таких друзей!.. – Он оглядел комнату. – Да разве я жил бы в этом чулане? Я как стал возить Ворошилова, так сразу и квартиру получил, и звание. А ты… из армии вылетел, всю карьеру себе порушил. Да ты хоть скажи: правда ли это, что министр тебе погоны предлагает, да ещё майорские?
– Да ещё и должность важную в министерстве, – решил я подзадорить Михаила.
– Ну, и…
– Посмотрим. Я вот пока за книги засел. Учился-то я, как ты знаешь, мало. Надо мне вас, моих сверстников, догонять.
Михаил всплеснул руками:
– Вот… и глядите на него! Можно ли понять этого человека?
Негромко заговорил генерал:
– Я понимаю Ивана Владимировича. У него, значит, свои виды на жизнь, и он их не каждому открывает. Другу своему, – тому, кто его поймёт, – он, может быть, и скажет, а всякому – нет, не скажет.
Михаил покраснел пуще прежнего, вилкой по тарелке зашкрябал. Намёк на истинные отношения наши с Михаилом, на видимое даже постороннему глазу моё нежелание выкладывать перед ним свою душу был понят и задел Михаила. Он с того момента больше и не заговаривал.
Прощаясь, генерал сдержанно, но сердечно проговорил:
– В моей жизни никто ещё не делал для меня так много, как вы. Благодарю вас от всей моей семьи. Вот вам моя визитная карточка, понадоблюсь – дайте знать.
Как раз в это время пришла с работы моя Надежда и вернулись с гулянья дети. Я представил гостям своё семейство, а Надя приглашала ещё посидеть немного, но гости уже прощались. И когда все уже были в машинах, Михаил отвёл меня в сторону, тряхнул за руку:
– Ладно, старик, не обижайся на меня. Ты ведь ничего не растолковал мне, а так, брякнул впопыхах: министр и так далее! Ну, сам подумай, разве я мог поверить в такую чертовщину. Теперь верю. И спасибо тебе сердечное за генерала. Он хороший мужик. И ты ему крепко помог в жизни. Ну, ладно: бывай здоров, да больше меня так не озадачивай. Хватило мне хлопот и там, в нашем голоногом детстве.
– Да, Михаил – всё было. И хлеба ты мне за пазухой таскал, и во время войны отыскал меня первым. Люблю я тебя и горжусь своим другом. Ну, а за мою судьбу ты не беспокойся. Я выбрал для себя дорогу, и она будет нелёгкой. Ну, да ничего; как-нибудь справлюсь. А за генерала тебе спасибо. Кажется, ты мне нового товарища подарил. А друзей мы с тобой ценить умеем. А?..
Мы обнялись и долго так стояли, прижавшись друг к другу. Потом ударили один другого кулаком в грудь, и Михаил сел в машину.
В ту минуту я впервые подумал о том, что нет ничего крепче и прекраснее, чем настоящая мужская дружба. И ещё пришла мне в голову мысль: в дружбе, как и вообще в отношениях между людьми, надо уметь извинять слабости и несовершенства характера. Если такой способности ты не имеешь, друзей у тебя не будет.
А занятия в институте шли своим чередом. Скоро я уже умом и сердцем чувствовал душу аудитории, нашего первого курса – людей, с которыми судьба свела меня на шесть лет. Я сидел в самом дальнем уголке за дверью и в минуты, когда не писал свои конспекты, слушал преподавателя, а заодно и разглядывал спины и затылки ребят, сидевших за столами. Со мной рядом сидел Николай Сергованцев, парень из тамбовской деревни. Он в прошлом году окончил в Тамбове Педагогический институт, но в школе преподавать не смог, «не хватало терпения и нервов», как он выразился однажды. «Никогда не думал, – говорил он мне, – что дети – такой противный народ. Они доводили меня до бешенства, я готов был перекусать их. В класс заходил, как в клетку с тиграми. Не-ет, школа – это не по мне. И тогда я стал писать статьи о книгах. Критиком заделался нечаянно». Он и здесь был неспокоен, вначале наклонялся ко мне, шептал на ухо разные реплики, ёрзал, смеялся, дерзил преподавателям, но я ему сказал:
– Не мешай мне слушать и писать конспекты, иначе отселю.
– Как отселишь?
– А так: возьму за шиворот и посажу за другой стол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132
 https://sdvk.ru/ekrany-dlya-vann/razdvizhnye/ 

 Ацтека Passion