В Аушвице в "Бристоле" подавали отменные закуски. Детей еще пугали тем, что от мастурбации сходят с ума или умирают, они все равно мастурбировали, но удовольствие было испорчено. Де Голль читал Морраса[45] и готовил "блицкриг" немецких генералов против Франции. Грузинские князья брали в приданое самые большие состояния Соединенных Штатов. Пикассо еще наводил на всех ужас. Путеводитель "Мишлен" рекомендовал уютное кафе, две звездочки, в Орадуре[46], рядом с церковью. Война в Испании не зажгла еще воображение своими чудесными пейзажами и атмосферой трагической фиесты, пока еще мир не знал расстрелянного поэта, Гарсиа Лорки, который еще здравствовал. О золотой английской молодежи, героях будущей "Битвы за Англию"[47], говорили, что она совершенно испорчена. Народ не был еще чем-то стоящим с точки зрения буржуазной интеллигенции. Морис Декобра приходил первым на своей "Мадонне спальных вагонов", подгоняемый Пьером Фронде на его "испано-сюизе". Да, здесь все жило прошлым, в этой "Красной шапочке", и каждый раз, когда Джесс приходила сюда, готовя свой доклад по истории о довоенном времени, у нее складывалось впечатление, что она встречает здесь призраков, которые не собирались уступать реальности ни пяди своих владений и стойко держались, сменив за эти годы разве что портного. Норковые манто говорили об удалении матки и о калориях, пугая наштукатуренными лицами без морщин и подведенными дугой бровями - маски, хранящие след былой роскоши от лучших косметологов: Елены Рубинштейн или Элизабет Арден. Кого тут только не было: и представители Общего рынка, и швейцарские банкиры, и американские дипломаты, и даже несколько девиц по вызову, лучшие из Женевы и Милана. Меню были размером с большой ватманский лист, не меньше, чтобы дамам, рассматривая их без очков, не пришлось ненароком разоблачить себя. Цены были заоблачные, но в меню не фигурировали, оставляя место для названий блюд, каллиграфически выведенных знаменитым Ансельмом, обладателем красивейшего почерка в Европе. Дипломаты народных демократий никогда сюда не заглядывали: должно быть, картина того, чего им еще предстояло достичь, грозила им полной деморализацией. Джесс, которая сгорала от ненависти к своему костюму от Шанель двухлетней давности, поздоровалась с некоторыми из присутствующих, которые неизбежно попадались везде и всюду, и быстрым шагом, чтобы избежать этих обычных пустых разговоров, элегантно придерживая сумочку у запястья, направилась следом за метрдотелем-итальянцем, о котором рассказывали, что он служил у Муссолини, или Муссолини у него, сейчас это не имело уже никакого исторического значения.
- Как поживаете, мадемуазель Донахью? Что-то мы вас теперь редко видим.
- Мы совершенно на мели, Альберто. Вы должны были бы это знать. Это было большим шиком - сказать нечто подобное в таком месте: нужно было заслужить возможность позволить себе это. Вот что значит уровень. Метрдотель вежливо улыбнулся. Он вынужден был ответить, иначе ему пришлось бы показать, что он поверил, что это правда. К тому же он прекрасно знал, что это правда. Но на этот раз Альберто ее удивил. Он окинул публику сердечным взглядом, в котором читались все законы земного притяжения.
- Мадемуазель Донахью, все здешние посетители буквально раздавлены долгами. . . которые неизмеримо больше ваших. И знаете. . . - Он улыбнулся ей. - Боюсь, мадемуазель Донахью, как бы им всем не пришлось платить. Помните маленького Тапу-Хана, мадемуазель Донахью? Сказочные дворцы из "Тысячи и одной ночи", многомиллиардное состояние. . . Так вот, он расплатился сполна, бедняга. Даже тело его не смогли опознать. Сюда, пожалуйста, Отец поднялся ей навстречу: несомненно, самый красивый мужчина из всех здесь присутствующих. Впрочем, как и везде.
- Я уже начал сомневаться, нашла ли ты мою записку.
- Что нового? Он аккуратно сложил "Журналь де Женев" и снял очки.
- Совершенно ничего плохого, дорогая. Сюзанна Ленглен[48] выиграла финал Уимблдона, а Бриан[49] выступил с прекрасной речью в Лиге Наций.
- О Муссолини можно говорить все что угодно, но народ его просто обожает, в конечном счете только это и имеет значение - народная любовь.
- Во всяком случае, германский милитаризм больше уже не поднимется.
- Эдуар Эррио[50] прав. Настоящая угроза миру - это американский изоляционизм. То, как США отворачиваются от мировых проблем, это самый обыкновенный эгоизм. Именно поэтому весь мир настроен против них.
- Троцкий - полный хозяин в Москве. Все посольства выражают это мнение. У Сталина никаких шансов. И это жаль. Троцкий - опасный интеллектуал, а Сталин - грузинский крестьянин, осторожный и хитрый. При нем по крайней мере будет верное направление. . . Ну, а если серьезно?.. Мне предложили новое место. Это было настолько поразительно, что они оба рассмеялись. За соседним столиком бывший посол Бразилии при Жетулиу Варгасе[51] говорил тому вечному женевскому румыну, который вообще-то каждый раз был новым, но его все равно все узнавали:
- Нет, мой дорогой, вам никогда не удастся меня переубедить. Германия не была готова в тридцать восьмом. У меня были на этот счет сведения из первых рук, и я передал их своему правительству.
Раздался треск, за которым последовало шипение сладкого ликера: Альберто исполнял свой номер с блинами "Сюзетт".
- Какое место? - . . . Я согласился.
- Тебе не кажется, что это слишком. . . смело? Я хочу сказать, ты ведь только что поправился. Какое место?
- Импорт-экспорт, конечно. Просто торговля. Для инициативных. Оплата всех расходов.
- И что же ты будешь продавать?
- Замороженные овощи. Она посмотрела на него с недоверием:
- Овощи. . .
- Да, замороженные овощи. Большие партии салатного цикория. Зеленый горошек, естественно. Еще, полагаю, морковь. . . Ах да, и испанский козелец.
- Козелец? Он взял салфетку и вытер лоб.
- Честно говоря, я немного робею. Никогда еще не приходилось иметь дело с замороженными овощами. Конечно, я умею делать салат с цикорием. У меня даже есть один очень хороший рецепт. Что меня больше всего беспокоит, так это разморозка. Что я должен делать, по-твоему? Вынуть из упаковки и положить в печь, так? Ей было совсем не смешно.
- Ты конечно же откажешься. В темных глазах пропал насмешливый блеск.
- Не может быть и речи, Джесс. Я должен смотреть в лицо реальности, даже если она оборачивается замороженными овощами. И ты сможешь окончить здесь свою учебу.
- Ты откажешься. Он, казалось, смутился. Может быть, она произнесла это слишком жестко. У нее был сейчас такой же голос, как у ее матери.
- Прости.
- Джесси, ты стала снобом, так? Я могу быть хорошим торговцем овощами. Во всяком случае, когда оттаю.
- Это швейцарская фирма?
- Очень. "Каспер и Бенн". Она застыла.
- Они производят напалм. Он, казалось, был искренне удивлен:
- Что ты говоришь? - "Каспер и Бенн" производят напалм. Это швейцарская вывеска. Мы используем ее во Вьетнаме. Твои замороженные овощи - это напалм.
- Джесс, уверяю тебя, напалм, который мы используем во Вьетнаме, чисто американского производства. На сто процентов. Можешь спать спокойно. Позже, гораздо позже, она будет спрашивать себя, почему он выдал именно это название - "Каспер и Бенн". Должно быть, прижатый ее вопросами, он сказал первое, что пришло в голову. Он не умел врать правдоподобно.
- Аллан. . . Она всегда звала его "Аллан", почти не называя его "отец".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
- Как поживаете, мадемуазель Донахью? Что-то мы вас теперь редко видим.
- Мы совершенно на мели, Альберто. Вы должны были бы это знать. Это было большим шиком - сказать нечто подобное в таком месте: нужно было заслужить возможность позволить себе это. Вот что значит уровень. Метрдотель вежливо улыбнулся. Он вынужден был ответить, иначе ему пришлось бы показать, что он поверил, что это правда. К тому же он прекрасно знал, что это правда. Но на этот раз Альберто ее удивил. Он окинул публику сердечным взглядом, в котором читались все законы земного притяжения.
- Мадемуазель Донахью, все здешние посетители буквально раздавлены долгами. . . которые неизмеримо больше ваших. И знаете. . . - Он улыбнулся ей. - Боюсь, мадемуазель Донахью, как бы им всем не пришлось платить. Помните маленького Тапу-Хана, мадемуазель Донахью? Сказочные дворцы из "Тысячи и одной ночи", многомиллиардное состояние. . . Так вот, он расплатился сполна, бедняга. Даже тело его не смогли опознать. Сюда, пожалуйста, Отец поднялся ей навстречу: несомненно, самый красивый мужчина из всех здесь присутствующих. Впрочем, как и везде.
- Я уже начал сомневаться, нашла ли ты мою записку.
- Что нового? Он аккуратно сложил "Журналь де Женев" и снял очки.
- Совершенно ничего плохого, дорогая. Сюзанна Ленглен[48] выиграла финал Уимблдона, а Бриан[49] выступил с прекрасной речью в Лиге Наций.
- О Муссолини можно говорить все что угодно, но народ его просто обожает, в конечном счете только это и имеет значение - народная любовь.
- Во всяком случае, германский милитаризм больше уже не поднимется.
- Эдуар Эррио[50] прав. Настоящая угроза миру - это американский изоляционизм. То, как США отворачиваются от мировых проблем, это самый обыкновенный эгоизм. Именно поэтому весь мир настроен против них.
- Троцкий - полный хозяин в Москве. Все посольства выражают это мнение. У Сталина никаких шансов. И это жаль. Троцкий - опасный интеллектуал, а Сталин - грузинский крестьянин, осторожный и хитрый. При нем по крайней мере будет верное направление. . . Ну, а если серьезно?.. Мне предложили новое место. Это было настолько поразительно, что они оба рассмеялись. За соседним столиком бывший посол Бразилии при Жетулиу Варгасе[51] говорил тому вечному женевскому румыну, который вообще-то каждый раз был новым, но его все равно все узнавали:
- Нет, мой дорогой, вам никогда не удастся меня переубедить. Германия не была готова в тридцать восьмом. У меня были на этот счет сведения из первых рук, и я передал их своему правительству.
Раздался треск, за которым последовало шипение сладкого ликера: Альберто исполнял свой номер с блинами "Сюзетт".
- Какое место? - . . . Я согласился.
- Тебе не кажется, что это слишком. . . смело? Я хочу сказать, ты ведь только что поправился. Какое место?
- Импорт-экспорт, конечно. Просто торговля. Для инициативных. Оплата всех расходов.
- И что же ты будешь продавать?
- Замороженные овощи. Она посмотрела на него с недоверием:
- Овощи. . .
- Да, замороженные овощи. Большие партии салатного цикория. Зеленый горошек, естественно. Еще, полагаю, морковь. . . Ах да, и испанский козелец.
- Козелец? Он взял салфетку и вытер лоб.
- Честно говоря, я немного робею. Никогда еще не приходилось иметь дело с замороженными овощами. Конечно, я умею делать салат с цикорием. У меня даже есть один очень хороший рецепт. Что меня больше всего беспокоит, так это разморозка. Что я должен делать, по-твоему? Вынуть из упаковки и положить в печь, так? Ей было совсем не смешно.
- Ты конечно же откажешься. В темных глазах пропал насмешливый блеск.
- Не может быть и речи, Джесс. Я должен смотреть в лицо реальности, даже если она оборачивается замороженными овощами. И ты сможешь окончить здесь свою учебу.
- Ты откажешься. Он, казалось, смутился. Может быть, она произнесла это слишком жестко. У нее был сейчас такой же голос, как у ее матери.
- Прости.
- Джесси, ты стала снобом, так? Я могу быть хорошим торговцем овощами. Во всяком случае, когда оттаю.
- Это швейцарская фирма?
- Очень. "Каспер и Бенн". Она застыла.
- Они производят напалм. Он, казалось, был искренне удивлен:
- Что ты говоришь? - "Каспер и Бенн" производят напалм. Это швейцарская вывеска. Мы используем ее во Вьетнаме. Твои замороженные овощи - это напалм.
- Джесс, уверяю тебя, напалм, который мы используем во Вьетнаме, чисто американского производства. На сто процентов. Можешь спать спокойно. Позже, гораздо позже, она будет спрашивать себя, почему он выдал именно это название - "Каспер и Бенн". Должно быть, прижатый ее вопросами, он сказал первое, что пришло в голову. Он не умел врать правдоподобно.
- Аллан. . . Она всегда звала его "Аллан", почти не называя его "отец".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53