Подозрительность и страх съедали его.
Единственной отдушиной была работа.
Может быть, если бы не Вена, дотянул бы он свои оставшиеся лет десять? Нет, его все равно бы нашли…
После Вены он четко понял всю зыбкость и ненадежность своей жизни и резко изменил ее. Перестал заниматься наукой, бросился, как в омут, в отношения с Мариной, стал весел, прост и общителен. Им овладело чувство горячечного веселья, которое обычно наступает перед большой катастрофой.
Приехал в Пицунду, встретил Марину у входа в пансионат, она возвращалась с пляжа. Лунев посмотрел на нее и еще раз подивился, как она хороша. Они обедали, гуляли. Ночью Лунев проснулся от шума моря, поднялся, сел в кресло, посмотрел на разбросанные по подушке каштановые волосы Марины и вдруг понял, что из всех своих шестидесяти четырех лет он жил нормально до встречи с Рискевичем в Гродно и один сегодняшний день.
Утром в аэропорту Марина спросила:
— Ты зачем прилетел, Боря?
— Хотел тебя увидеть.
— Ты говоришь правду?
— Да.
— Когда ты вернешься из Софии?
— Не знаю. Я тебе позвоню.
— Что-нибудь случилось, Боря?
— Я люблю тебя.
Марина долго смотрела вслед поднявшемуся самолету, потом пошла к такси. Рядом с шофером стоял молодой парень. Он пошел ей навстречу.
— Марина Викторовна Беляева?
— Да.
Он ей представился.
***
А Луневым вновь овладело чувство апатии. Оно было как болезнь, которая вошла в него внезапно, отняв душевные силы без остатка.
Весь день перед отлетом он жил и действовал как автомат. Иногда ему казалось, что это вовсе не он получает паспорт и командировочные, собирает вещи в маленький чемодан, пьет снотворное и ложится спать.
Это же чувство апатии подавило в нем необходимость ехать на дачу и уничтожить документы, лежащие в тайнике. «Зачем?» — думал он. Послезавтра его уже никто не достанет.
Он начал вновь ощущать себя, только выйдя из гостиницы «София», услышав шум чужого города, увидев разноцветные тенты уличных кафе, почувствовав под ногами плотную брусчатку софийского тротуара. И сразу все сомнения и страхи оставили его. Какой же он был дурак! Вместо того чтобы самому давно уехать в любую загранкомандировку и остаться на Западе, он переживал, мучился, казнил себя столько лет! Надо жить просто, жить и ни о чем не думать.
Придя к этому немудреному выводу, Лунев пошел в бар, выпил кофе с коньяком, закурил любимый «Данхил» и отправился на контрольную явку.
Постоял условные десять минут у «Дома моды», увидел проехавшую машину с известным ему номером. Все было в порядке.
Лунев вернулся в гостиницу, взял кейс и пошел заранее проверенным маршрутом. Опять к «Дому моды», потом несколько минут сидел в сквере у гостиницы «Рилла», потом вышел на улицу графа Игнатьева. Шел и знал, что где-то рядом с ним идут люди, его люди.
На углу Русского бульвара он выпил тягучей, сладковатой бузы. Постоял немного на углу. Зеленая, прекрасная София. С ней он тоже прощается.
Помахивая кейсом, пересек бульвар. Теперь улица Христа Смиренски, маленький базарчик. И вот наконец площадь Иордана Николова.
Лунев любил это место. Трамвайный круг. Два открытых ресторанчика. Он сел на террасе под тентом, заказал кружку пива.
— У вас свободно? — спросил кто-то по-немецки.
Лунев поднял глаза. Связник был тот же самый, с которым он раз десять встречался в Софии. Он сел спиной к улице и тоже заказал пиво.
— Я сейчас уйду, на стуле вы найдете пакет, там ваши документы и ключи от машины. Видите «мерседес»?
Лунев чуть опустил глаза. Этот «мерседес» с греческим номером он заметил давно.
— Там все, — продолжал связник, — портфель с бумагами, чемодан с одеждой. По документам вы Виктор Грюн, совладелец афинской посреднической конторы. Маршрут до границы вами изучен. Где материалы?
— Возьмите кейс.
Связник опустил руку, взял кейс. Поднялся. Лунев незаметно потянул со стула плотный конверт, опустил его в карман пиджака. Кажется, все. Поднял голову и с удивлением заметил, что связник никуда не ушел, а стоит рядом в компании нескольких мужчин, о профессии которых догадаться было совсем нетрудно.
— Гражданин Лунев?
Рядом появились двое. Лиц их Борис различить не мог, он только слышал голос, и казалось ему, что спрашивают не его и вообще все это происходит не с ним…
***
Олег вышел из госпиталя в конце августа. Он, правда, еще прихрамывал немного, болела левая нога, и на работу его не выписывали. Врачи сказали:
— Гуляйте как можно больше. Нагрузка — вот панацея для вашей ноги.
Поэтому он брал Кузю и уходил на весь день. И сегодня он гулял с девяти утра до двух, разрабатывая ногу, убедив себя, что с каждым шагом она болит все меньше и меньше.
Олег уже подошел к дому, но тут нога дала себя знать и заныла, словно больной зуб. Он сел на лавочку, и боль сразу же утихла. Кузя крутился у лавки, грыз какую-то палку, недовольно ворчал. Олег бросил сигарету в урну и увидел Лену.
Она шла ему навстречу и улыбалась. У Олега не просто забилось, а загудело сердце, похолодели руки.
— Олег, — сказала радостно Лена, — ты здоров? Я очень рада.
Кузя подскочил и тявкнул, стараясь уцепить зубами туфлю.
— Это Кузя? — Лена наклонилась и погладила собаку.
— Да, Лена.
— Он очень славный, а я рада за тебя. Пока.
Она помахала рукой и пошла по аллее, упруго и энергично, как ходят балерины.
Олег смотрел ей в спину, пока она не скрылась за углом. Смотрел, не понимая, что же все-таки произошло, что могло измениться за те несколько дней, прошедших после их встречи в Таллине. Ему было плохо, и он решил позвонить Борису Прохорову, надеясь в разговоре с другом найти ответ на мучающие его вопросы.
Он подошел к автомату, достал две копейки и положил их обратно в карман. Нет, он не будет звонить Прохорову, потому что есть две вещи, которые невозможно разделить — вину и боль.
***
Порученец Некрасова догнал Казаринова у выхода.
— Евгений Николаевич, вам просили передать. — Он протянул конверт.
— Спасибо.
Казаринов распечатал конверт, достал листочек бумаги.
«Глядя из Лондона. Несколько дней назад в Москве КГБ арестовал известного ученого-экономиста, борца за права человека Бориса Лунева…»
Казаринов дочитал, усмехнулся, порвал листок и бросил обрывки в урну…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Единственной отдушиной была работа.
Может быть, если бы не Вена, дотянул бы он свои оставшиеся лет десять? Нет, его все равно бы нашли…
После Вены он четко понял всю зыбкость и ненадежность своей жизни и резко изменил ее. Перестал заниматься наукой, бросился, как в омут, в отношения с Мариной, стал весел, прост и общителен. Им овладело чувство горячечного веселья, которое обычно наступает перед большой катастрофой.
Приехал в Пицунду, встретил Марину у входа в пансионат, она возвращалась с пляжа. Лунев посмотрел на нее и еще раз подивился, как она хороша. Они обедали, гуляли. Ночью Лунев проснулся от шума моря, поднялся, сел в кресло, посмотрел на разбросанные по подушке каштановые волосы Марины и вдруг понял, что из всех своих шестидесяти четырех лет он жил нормально до встречи с Рискевичем в Гродно и один сегодняшний день.
Утром в аэропорту Марина спросила:
— Ты зачем прилетел, Боря?
— Хотел тебя увидеть.
— Ты говоришь правду?
— Да.
— Когда ты вернешься из Софии?
— Не знаю. Я тебе позвоню.
— Что-нибудь случилось, Боря?
— Я люблю тебя.
Марина долго смотрела вслед поднявшемуся самолету, потом пошла к такси. Рядом с шофером стоял молодой парень. Он пошел ей навстречу.
— Марина Викторовна Беляева?
— Да.
Он ей представился.
***
А Луневым вновь овладело чувство апатии. Оно было как болезнь, которая вошла в него внезапно, отняв душевные силы без остатка.
Весь день перед отлетом он жил и действовал как автомат. Иногда ему казалось, что это вовсе не он получает паспорт и командировочные, собирает вещи в маленький чемодан, пьет снотворное и ложится спать.
Это же чувство апатии подавило в нем необходимость ехать на дачу и уничтожить документы, лежащие в тайнике. «Зачем?» — думал он. Послезавтра его уже никто не достанет.
Он начал вновь ощущать себя, только выйдя из гостиницы «София», услышав шум чужого города, увидев разноцветные тенты уличных кафе, почувствовав под ногами плотную брусчатку софийского тротуара. И сразу все сомнения и страхи оставили его. Какой же он был дурак! Вместо того чтобы самому давно уехать в любую загранкомандировку и остаться на Западе, он переживал, мучился, казнил себя столько лет! Надо жить просто, жить и ни о чем не думать.
Придя к этому немудреному выводу, Лунев пошел в бар, выпил кофе с коньяком, закурил любимый «Данхил» и отправился на контрольную явку.
Постоял условные десять минут у «Дома моды», увидел проехавшую машину с известным ему номером. Все было в порядке.
Лунев вернулся в гостиницу, взял кейс и пошел заранее проверенным маршрутом. Опять к «Дому моды», потом несколько минут сидел в сквере у гостиницы «Рилла», потом вышел на улицу графа Игнатьева. Шел и знал, что где-то рядом с ним идут люди, его люди.
На углу Русского бульвара он выпил тягучей, сладковатой бузы. Постоял немного на углу. Зеленая, прекрасная София. С ней он тоже прощается.
Помахивая кейсом, пересек бульвар. Теперь улица Христа Смиренски, маленький базарчик. И вот наконец площадь Иордана Николова.
Лунев любил это место. Трамвайный круг. Два открытых ресторанчика. Он сел на террасе под тентом, заказал кружку пива.
— У вас свободно? — спросил кто-то по-немецки.
Лунев поднял глаза. Связник был тот же самый, с которым он раз десять встречался в Софии. Он сел спиной к улице и тоже заказал пиво.
— Я сейчас уйду, на стуле вы найдете пакет, там ваши документы и ключи от машины. Видите «мерседес»?
Лунев чуть опустил глаза. Этот «мерседес» с греческим номером он заметил давно.
— Там все, — продолжал связник, — портфель с бумагами, чемодан с одеждой. По документам вы Виктор Грюн, совладелец афинской посреднической конторы. Маршрут до границы вами изучен. Где материалы?
— Возьмите кейс.
Связник опустил руку, взял кейс. Поднялся. Лунев незаметно потянул со стула плотный конверт, опустил его в карман пиджака. Кажется, все. Поднял голову и с удивлением заметил, что связник никуда не ушел, а стоит рядом в компании нескольких мужчин, о профессии которых догадаться было совсем нетрудно.
— Гражданин Лунев?
Рядом появились двое. Лиц их Борис различить не мог, он только слышал голос, и казалось ему, что спрашивают не его и вообще все это происходит не с ним…
***
Олег вышел из госпиталя в конце августа. Он, правда, еще прихрамывал немного, болела левая нога, и на работу его не выписывали. Врачи сказали:
— Гуляйте как можно больше. Нагрузка — вот панацея для вашей ноги.
Поэтому он брал Кузю и уходил на весь день. И сегодня он гулял с девяти утра до двух, разрабатывая ногу, убедив себя, что с каждым шагом она болит все меньше и меньше.
Олег уже подошел к дому, но тут нога дала себя знать и заныла, словно больной зуб. Он сел на лавочку, и боль сразу же утихла. Кузя крутился у лавки, грыз какую-то палку, недовольно ворчал. Олег бросил сигарету в урну и увидел Лену.
Она шла ему навстречу и улыбалась. У Олега не просто забилось, а загудело сердце, похолодели руки.
— Олег, — сказала радостно Лена, — ты здоров? Я очень рада.
Кузя подскочил и тявкнул, стараясь уцепить зубами туфлю.
— Это Кузя? — Лена наклонилась и погладила собаку.
— Да, Лена.
— Он очень славный, а я рада за тебя. Пока.
Она помахала рукой и пошла по аллее, упруго и энергично, как ходят балерины.
Олег смотрел ей в спину, пока она не скрылась за углом. Смотрел, не понимая, что же все-таки произошло, что могло измениться за те несколько дней, прошедших после их встречи в Таллине. Ему было плохо, и он решил позвонить Борису Прохорову, надеясь в разговоре с другом найти ответ на мучающие его вопросы.
Он подошел к автомату, достал две копейки и положил их обратно в карман. Нет, он не будет звонить Прохорову, потому что есть две вещи, которые невозможно разделить — вину и боль.
***
Порученец Некрасова догнал Казаринова у выхода.
— Евгений Николаевич, вам просили передать. — Он протянул конверт.
— Спасибо.
Казаринов распечатал конверт, достал листочек бумаги.
«Глядя из Лондона. Несколько дней назад в Москве КГБ арестовал известного ученого-экономиста, борца за права человека Бориса Лунева…»
Казаринов дочитал, усмехнулся, порвал листок и бросил обрывки в урну…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55