И до 1969 года, когда была опубликована ее автобиография, Нора не ступала на землю Монако. Однако за несколько лет до своей смерти она все-таки побывала там еще раз и даже, кажется, собиралась купить там отель. Разумеется, такой человек, как принц Репье, не мог принимать всерьез ссору с Норой Докер, и по большому счету ему было все равно, вернется она или нет. Но можно биться об заклад, что и во время ее второго появления в Монако к ней отнеслись с гораздо большим уважением, чем она продемонстрировала по отношению к этому государству много лет назад.
Впрочем, ей было не впервой, когда ее выдворяли из разных фешенебельных мест. В свое время ее также попросили вон и из королевской ложи в Эскоте, где они с Бернардом благополучно провели несколько скаковых сезонов.
Но в 1953 году пришло письмо от герцога Норфолкского, который в качестве королевского смотрителя ложи уведомлял, что до его сведения дошло, что имя Норы упоминалось в суде в связи с бракоразводным процессом Клемента Кэллингэма, и поэтому она как женщина с неблаговидным прошлым не может быть принята в королевской ложе Эскота. Она и Бернард не появлялись там в течение трех лет, пока запрет не был снят.
В середине пятидесятых годов Бернарду Докеру пришлось вступить в конфликт с законом. Вся их (и главным образом се) жизнь неизменно выставлялась напоказ, и неудивительно, что в высоких инстанциях в конце концов заинтересовались, каким образом они умудряются жить на такую широкую ногу, тогда как, согласно ограничениям на обмен валюты, они имели право тратить за границей лишь по двадцать пять фунтов каждый. Сама она объясняла это так: «Мое пристрастие к розовому шампанскому, норке, бриллиантам, яхте „Шемара“ и золоченому „даймлеру“ оказалось причиной появления слишком большого количества скандальных публикаций. Вот банки и насторожились».
Против Бернарда было возбуждено дело о нарушении валютных ограничений, и ему пришлось заплатить двадцать пять тысяч фунтов судебных издержек и штраф в пятьдесят фунтов. Кроме того, ему пришлось подать в отставку с поста члена правления «Мидлэнд бэнк».
Но главные неприятности были еще впереди. Правление «БСА» давно собиралось с силами, чтобы скинуть Докера с кресла председателя. Слишком многого они не могли ему простить. Одной из таких вещей были 7919 фунтов, списанные со счета компании в оплату нарядов Норы для посещения парижского автомобильного салона. Другим обстоятельством, вызывавшим возмущение, было то, что подразделением «Даймлер», которое терпело, тяжелые убытки, руководил зять Норы.
И вот в мае 1956 года Бернарда забаллотировали на выборах в правление.
Нора выслала каждому из семнадцати тысяч держателей акций свою фотографию с автографом, тогда как Бернард непосредственно обратился к ним по телевидению. Но на внеочередном общем собрании держатели акций поддержали решение правления. Докеров вытеснили. Спустя пятнадцать лет «БСА» обанкротилась.
Подобно королевской чете в изгнании, чета Докеров оставила свою резиденцию и подалась к иным берегам. Они выбрали остров Джерси. — По их словам, это было как-то связано с налогами. Но вскоре за скандальное поведение Нору с позором изгнали из местного бара.
Изгнанная из Монте-Карло. Изгнанная из королевской ложи в Эскоте. И наконец, изгнанная из местного бара.
В конце своей книги она пишет: «Мир, как он мне представляется сейчас, стал тесен для меня. В нем уже не существует ничего, что могло бы подстегнуть мое честолюбие или бросить мне вызов. Здешний бал окончен. Посмотрим, что будет па другом!»
Из Джерси Докеры отправились в Испанию, в Пальма-де-Мальорка. Но теперь времена дорогих вин и букетов роз остались в прошлом. Уже не было квартиры в Клэридже и танцев в «Савойе». Во время своих наездов в Лондон они останавливались в отеле «Грейт Вестерн» в Пэддингтоне. По иронии судьбы этот отель в свое время тоже считался одним из лучших в Европе. Но это было уже давно.
Когда Бернард заболел, он вернулся в Англию и его поместили в клинику в Борнемуте. Нора осталась совсем одна в их небольшой квартире в Пальма-де-Мальорка. Уже незадолго до его смерти Нора сказала в интервью одному женскому журналу: «Я думала, что счастливые времена будут продолжаться вечно».
Через пять лет она последовала за своим мужем.
Однажды утром в 1983 году горничная зашла в одноместный номер отеля «Грейт Вестерн» и увидела Нору, откинувшуюся на подушках. Она умерла во сне.
Главный портье Фред Райт вспоминает ее с большой симпатией: «Она была маленькой, хрупкой женщиной. Но ее волосы цвета шампанского всегда были прекрасно уложены, и она всегда старалась хорошо одеваться. К концу жизни она больше не носила вызывающих нарядов — у нее уже не было на это денег. Она была чрезвычайно правдивым человеком и всегда говорила то, что думала. Она любила побыть с людьми. Она часто спускалась в наш бар, если кто-нибудь спрашивал, нельзя ли ее угостить, она обычно отвечала: „Да, если вы не возражаете, я бы выпила розового шампанского“.
По словам Райта, она очень хорошо относилась к Бернарду. Чего, как говорили, нельзя было сказать о нем. Ходила сплетня, что однажды, когда чета Докеров принимала участие в охоте и один из охотников случайно угодил Норе дробью пониже спины, Бернард только пожал плечами и сказал: «Не о чем беспокоиться. Она всего лишь рекламный агент».
«Гардиан» писала после ее смерти, что главными чертами «строптивой Норы» были «недалекость и расточительность», но проявляла она их с неподражаемым шармом.
Возможно.
Но порой она могла быть и совершенно невыносимой. Часто упоминается принадлежащее ей высказывание: «Не существует мужчин-импотентов. Существуют только неумелые женщины».
Пока розовое шампанское лилось рекой, у нее были тысячи друзей.
И только двадцать девять из них пришли на ее похороны.
Она написала в завещании, что хотела бы, чтобы на ее могиле стояло надгробие из красного оникса. Пока она была жива и богата, ей всегда удавалось добиться всего, что она хотела. После смерти в нищете все стало иначе. Викарий той маленькой церкви в Мэйденхеде счел, что исполнение ее посмертной воли нарушит скромный пейзаж деревенского кладбища.
Джон Экэсс писал о ней в «Дейли экспресс»: «После десятилетия шумной и роскошной жизни, когда первые полосы всех газет были заполнены ее фотографиями, ее уход оказался совершенно незамеченным».
Некоторые женятся на богатых невестах, чтобы расстратить их деньги.
Джорджу Хантингтону Хартфорду II в этом не было необходимости — он родился достаточно богатым.
Его назвали в честь деда ДХХ I, который создал «ЭЙ энд Пи» — гигантскую империю гастрономических магазинов, охватывающую всю территорию США. Его внук рос с сознанием того, что его ждет наследство в девяносто миллионов долларов и жизнь полная роскоши и удовольствий. Он родился в 1911 году и, став взрослым, отказался от употребления имени Джордж и династического титула «Второй», предпочитая (на разных этапах своей карьеры) называть себя издателем журналов, меценатом музеев, коллекционером картин, писателем и градостроителем.
Если бы на его визитных карточках оставалось место, то туда можно было вписать еще один титул: обаятельный неудачник.
Автоматический гараж и парковка «Спид-парк», которые так и не были достроены, обошлись ему в два миллиона долларов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96