Тем временем Гиршфогель, проходя по аллее, заметил Бенца и подошел к нему.
– Ну, как? – спросил он.
– Все будет сделано, – сухо ответил Бенц.
– Она ждет вас с утра. Андерсон и фон Гарцфельд сегодня вечером уезжают в ставку.
– А вы? – с досадой спросил Бенц.
Гиршфогель посмотрел на него с холодным огоньком в грустных, суровых глазах.
– Завтра утром, – презрительно пробормотал он.
Была поздняя осень, но дни в X. стояли по-прежнему жаркие и мучительно душные. Освещенное ацетиленовым светом окно комнаты, где расположились Елена, Андерсон и фон Гарцфельд, было поэтому настежь распахнуто. Шум автомобиля и пронзительный скрип калитки, очевидно, предупредили их о приезде Бенца, что его отнюдь не обрадовало. Знакомство с фон Гарцфельдом не сулило Бенцу ничего хорошего при любых обстоятельствах. Но именно поэтому он решительно устремился вперед, чтобы капитан фон Гарцфельд не подумал, что Бенц его боится. Никогда еще Бенц не перешагивал порога дома Петрашевых с таким тяжелым чувством. Увидев знакомую горничную, он велел ей доложить о себе. Она тотчас же вернулась и знаком показала ему, чтобы он поднялся вверх. Сколько раз он взбегал по этой расшатанной деревянной лестнице! Обычно его встречало веселое восклицание Елены. Теперь Бенц медленно поднимался по ступеням, думая о том, в какой тягостной атмосфере предстоит ему очутиться.
Горничная провела его в спальню Елены. Это была простая светлая комната молодой девушки: комод, дивап со множеством подушек, круглый столик посредине и несколько кресел. Бенц с известным усилием отогнал от себя мысль, что фон Гарцфельд провел здесь с Еленой весь день. У него немного отлегло от сердца, когда он увидел Андерсона, удобно расположившегося меж диванных подушек. Елена стояла у окна, глубоко задумавшись. Ответив слабой улыбкой на приветствие Бенца, она показала ему жестом на кресло рядом с собой. Бенц послушно сел и лишь тогда заметил в отдаленном углу комнаты капитана фон Гарцфельда. Он сидел в глубоком кресле с сигарой в зубах. Бенц встал и сдержанно поклонился ему. Фон Гарцфельд кивнул не поднимаясь, подчеркнув различие в чинах. Их представили друг другу. Бенцу показалось, что в напряженной тишине их имена прозвучали острым металлическим скрежетом. Капитан фон Гарцфельд задал Бенцу несколько обычных вопросов о пребывании его в Болгарии. Отвечая капитану, Бенц вглядывался в его бледное лицо аристократа с тонкими, бескровными губами, прямым носом, пепельно-русыми волосами и серыми глазами, один из которых был скрыт моноклем. В выражении этого лица не было и следа легкомыслия и беззаботности ротмистра Петрашева. За холодной медлительностью фон Гарцфельда, в затаенном презрении ко всему вокруг угадывались твердая непреклонность и вместе с тем отталкивающая чувственность, которая сквозила и в голосе, и в манерах, во всей безупречной отточенности его облика, которой так не хватало ротмистру Петрашеву. Бенц с горечью подумал, что эта чувственность и скрытое под маской сластолюбие некогда вскружили голову Елене. Пока Бенц молчал, стараясь казаться равнодушным, фон Гарцфельд и Андерсон затеяли спор о новой линии Гинденбурга, упомянув, что Бенц два года служил в оккупированных областях Франции. Спор этот ничуть не интересовал Бенца. Он сразу разгадал их маневр: затушевать разговор, который шел до его прихода. Комедия, которую разыгрывают перед ним вот уже два месяца, продолжалась. Мало того, что они не уходят, они еще строят из себя великих стратегов! От этого можно было взбеситься! В полном смысле слова!.. Весь день они мучили Елену, а теперь пытаются продемонстрировать ему полную непринужденность своего поведения. Они играют с ним, да еще как дерзко! Чего доброго, расскажут какой-нибудь новый трогательный эпизод из жизни Елены, вставленный в рассуждения о Мантейфеле и Клаузевице. Нелепость этого предположения заставила Бенца улыбнуться. Нет, положительно, он утратил душевное равновесие.
– Что вас рассмешило? – спросила Елена, склонившись к нему.
– Клаузевиц, – с горечью сказал Бенц.
Она снисходительно посмотрела на Андерсона, который с увлечением доказывал фон Гарцфельду неизбежность близкого триумфа Германии.
– Вам хочется, чтобы война закончилась скорее? – многозначительно спросила она с улыбкой, которая всегда придавала иной смысл ее словам.
– Да, – сказал тихо Бенц, – я был бы рад.
– Только вы? А обо мне вы не подумали?
– Сегодня мне заявили, что я не имею права думать о вас.
Неясный смысл его слов озадачил ее. Она с тревогой глянула на Бенца и, чтобы рассеять его подозрения, поспешно сказала:
– Но вы знаете, что вы сейчас для меня – все.
– О да, – мрачно согласился Бенц. – Сейчас – да. Знаю.
Оставаясь у окна, она склонилась над Бенцем с выражением покорного и грустного терпения.
– Вы полагаете, потому что вы хирург? – спросила она шепотом.
Бенц понял, что незаслуженно оскорбил ее, поддавшись минутному ожесточению.
– Не знаю, – устало промолвил он. – В том-то и беда, что не знаю… Хотелось бы понимать ваши поступки так же, как и ваши слова.
– Поступки! – горестно прошептала она. – Но что я сделала?
– Ничего, – сказал Бенц. – Я бы не осмелился задать такой вопрос даже самому себе. Вы знаете, сегодня я не в меру заносчив. Лишь сейчас спохватился…
Она опять ничего не поняла, но посмотрела на него испытующе, с состраданием, как смотрят на душевнобольных. Потом она отошла от окна и в изнеможении села в ближайшее кресло, закрыв лицо руками.
– У меня нет больше сил, – сокрушенно промолвила она с глубоким, тяжким вздохом.
Мог ли Бенц понять ее состояние? Весь день его угнетал тяжелый сплин, и теперь он не способен был испытать к ней даже простого сочувствия. Присутствие фон Гарцфельда беспричинно раздражало его, в душе еще тлело озлобление, оставшееся от разговора с генералом Д. Помимо всего, у Бенца сложилась тягостная уверенность, что между Еленой и фон Гарцфельдом в этот день произошло драматическое объяснение, в котором подверглась испытанию вся сила их прежней связи. И хотя гроза уже миновала и Бенц слышал лишь затихающие раскаты грома, атмосфера все еще была насыщена электричеством.
– У вас? – спросил фон Гарцфельд после паузы. – Мне кажется, запас ваших сил неисчерпаем. Это видно по тому, как вы воюете со всеми. Но зачем вам ссориться и с ним? – и резким движением руки фон Гарцфельд издали показал на Бенца.
Елена инстинктивно повернулась к Андерсону.
– Говорю вам сущую правду, поручик Андерсон, – вымолвила она. – Сейчас даже Гиршфогель мог бы убедиться, насколько мужчины более жестоки, чем женщины.
Андерсон со скорбным сожалением опустил голову и предпочел промолчать.
– Вам не хватает Гиршфогеля? – спросил фон Гарцфельд.
– Гиршфогеля!.. – вскричала она, оглянувшись вокруг, как попавший в капкан зверек, – Где Гиршфогель? Позовите Гиршфогеля! Только его мне не хватает, чтобы совсем сойти с ума!
– О, вы не так слабы! – сказал фон Гарцфельд. – И кроме того, трудно допустить, что вы можете сойти с ума из-за мужчины.
Она беспомощно взглянула на него и погасила только что закуренную сигарету.
Фон Гарцфельд продолжал:
– Я замечаю, фрейлейн Петрашева, что за последнее время вы очень возомнили о себе.
– Да, от чрезмерной лести.
– Вот видите, вы не отрицаете, – заявил фон Гарцфельд, блеснув моноклем в сторону Бенца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
– Ну, как? – спросил он.
– Все будет сделано, – сухо ответил Бенц.
– Она ждет вас с утра. Андерсон и фон Гарцфельд сегодня вечером уезжают в ставку.
– А вы? – с досадой спросил Бенц.
Гиршфогель посмотрел на него с холодным огоньком в грустных, суровых глазах.
– Завтра утром, – презрительно пробормотал он.
Была поздняя осень, но дни в X. стояли по-прежнему жаркие и мучительно душные. Освещенное ацетиленовым светом окно комнаты, где расположились Елена, Андерсон и фон Гарцфельд, было поэтому настежь распахнуто. Шум автомобиля и пронзительный скрип калитки, очевидно, предупредили их о приезде Бенца, что его отнюдь не обрадовало. Знакомство с фон Гарцфельдом не сулило Бенцу ничего хорошего при любых обстоятельствах. Но именно поэтому он решительно устремился вперед, чтобы капитан фон Гарцфельд не подумал, что Бенц его боится. Никогда еще Бенц не перешагивал порога дома Петрашевых с таким тяжелым чувством. Увидев знакомую горничную, он велел ей доложить о себе. Она тотчас же вернулась и знаком показала ему, чтобы он поднялся вверх. Сколько раз он взбегал по этой расшатанной деревянной лестнице! Обычно его встречало веселое восклицание Елены. Теперь Бенц медленно поднимался по ступеням, думая о том, в какой тягостной атмосфере предстоит ему очутиться.
Горничная провела его в спальню Елены. Это была простая светлая комната молодой девушки: комод, дивап со множеством подушек, круглый столик посредине и несколько кресел. Бенц с известным усилием отогнал от себя мысль, что фон Гарцфельд провел здесь с Еленой весь день. У него немного отлегло от сердца, когда он увидел Андерсона, удобно расположившегося меж диванных подушек. Елена стояла у окна, глубоко задумавшись. Ответив слабой улыбкой на приветствие Бенца, она показала ему жестом на кресло рядом с собой. Бенц послушно сел и лишь тогда заметил в отдаленном углу комнаты капитана фон Гарцфельда. Он сидел в глубоком кресле с сигарой в зубах. Бенц встал и сдержанно поклонился ему. Фон Гарцфельд кивнул не поднимаясь, подчеркнув различие в чинах. Их представили друг другу. Бенцу показалось, что в напряженной тишине их имена прозвучали острым металлическим скрежетом. Капитан фон Гарцфельд задал Бенцу несколько обычных вопросов о пребывании его в Болгарии. Отвечая капитану, Бенц вглядывался в его бледное лицо аристократа с тонкими, бескровными губами, прямым носом, пепельно-русыми волосами и серыми глазами, один из которых был скрыт моноклем. В выражении этого лица не было и следа легкомыслия и беззаботности ротмистра Петрашева. За холодной медлительностью фон Гарцфельда, в затаенном презрении ко всему вокруг угадывались твердая непреклонность и вместе с тем отталкивающая чувственность, которая сквозила и в голосе, и в манерах, во всей безупречной отточенности его облика, которой так не хватало ротмистру Петрашеву. Бенц с горечью подумал, что эта чувственность и скрытое под маской сластолюбие некогда вскружили голову Елене. Пока Бенц молчал, стараясь казаться равнодушным, фон Гарцфельд и Андерсон затеяли спор о новой линии Гинденбурга, упомянув, что Бенц два года служил в оккупированных областях Франции. Спор этот ничуть не интересовал Бенца. Он сразу разгадал их маневр: затушевать разговор, который шел до его прихода. Комедия, которую разыгрывают перед ним вот уже два месяца, продолжалась. Мало того, что они не уходят, они еще строят из себя великих стратегов! От этого можно было взбеситься! В полном смысле слова!.. Весь день они мучили Елену, а теперь пытаются продемонстрировать ему полную непринужденность своего поведения. Они играют с ним, да еще как дерзко! Чего доброго, расскажут какой-нибудь новый трогательный эпизод из жизни Елены, вставленный в рассуждения о Мантейфеле и Клаузевице. Нелепость этого предположения заставила Бенца улыбнуться. Нет, положительно, он утратил душевное равновесие.
– Что вас рассмешило? – спросила Елена, склонившись к нему.
– Клаузевиц, – с горечью сказал Бенц.
Она снисходительно посмотрела на Андерсона, который с увлечением доказывал фон Гарцфельду неизбежность близкого триумфа Германии.
– Вам хочется, чтобы война закончилась скорее? – многозначительно спросила она с улыбкой, которая всегда придавала иной смысл ее словам.
– Да, – сказал тихо Бенц, – я был бы рад.
– Только вы? А обо мне вы не подумали?
– Сегодня мне заявили, что я не имею права думать о вас.
Неясный смысл его слов озадачил ее. Она с тревогой глянула на Бенца и, чтобы рассеять его подозрения, поспешно сказала:
– Но вы знаете, что вы сейчас для меня – все.
– О да, – мрачно согласился Бенц. – Сейчас – да. Знаю.
Оставаясь у окна, она склонилась над Бенцем с выражением покорного и грустного терпения.
– Вы полагаете, потому что вы хирург? – спросила она шепотом.
Бенц понял, что незаслуженно оскорбил ее, поддавшись минутному ожесточению.
– Не знаю, – устало промолвил он. – В том-то и беда, что не знаю… Хотелось бы понимать ваши поступки так же, как и ваши слова.
– Поступки! – горестно прошептала она. – Но что я сделала?
– Ничего, – сказал Бенц. – Я бы не осмелился задать такой вопрос даже самому себе. Вы знаете, сегодня я не в меру заносчив. Лишь сейчас спохватился…
Она опять ничего не поняла, но посмотрела на него испытующе, с состраданием, как смотрят на душевнобольных. Потом она отошла от окна и в изнеможении села в ближайшее кресло, закрыв лицо руками.
– У меня нет больше сил, – сокрушенно промолвила она с глубоким, тяжким вздохом.
Мог ли Бенц понять ее состояние? Весь день его угнетал тяжелый сплин, и теперь он не способен был испытать к ней даже простого сочувствия. Присутствие фон Гарцфельда беспричинно раздражало его, в душе еще тлело озлобление, оставшееся от разговора с генералом Д. Помимо всего, у Бенца сложилась тягостная уверенность, что между Еленой и фон Гарцфельдом в этот день произошло драматическое объяснение, в котором подверглась испытанию вся сила их прежней связи. И хотя гроза уже миновала и Бенц слышал лишь затихающие раскаты грома, атмосфера все еще была насыщена электричеством.
– У вас? – спросил фон Гарцфельд после паузы. – Мне кажется, запас ваших сил неисчерпаем. Это видно по тому, как вы воюете со всеми. Но зачем вам ссориться и с ним? – и резким движением руки фон Гарцфельд издали показал на Бенца.
Елена инстинктивно повернулась к Андерсону.
– Говорю вам сущую правду, поручик Андерсон, – вымолвила она. – Сейчас даже Гиршфогель мог бы убедиться, насколько мужчины более жестоки, чем женщины.
Андерсон со скорбным сожалением опустил голову и предпочел промолчать.
– Вам не хватает Гиршфогеля? – спросил фон Гарцфельд.
– Гиршфогеля!.. – вскричала она, оглянувшись вокруг, как попавший в капкан зверек, – Где Гиршфогель? Позовите Гиршфогеля! Только его мне не хватает, чтобы совсем сойти с ума!
– О, вы не так слабы! – сказал фон Гарцфельд. – И кроме того, трудно допустить, что вы можете сойти с ума из-за мужчины.
Она беспомощно взглянула на него и погасила только что закуренную сигарету.
Фон Гарцфельд продолжал:
– Я замечаю, фрейлейн Петрашева, что за последнее время вы очень возомнили о себе.
– Да, от чрезмерной лести.
– Вот видите, вы не отрицаете, – заявил фон Гарцфельд, блеснув моноклем в сторону Бенца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49