Слова — не реальность, и подлинная действительность вовсе не может быть переведена в слова, её нужно видеть и слышать, с ней нужно жить; тогда она имеет совсем иное значение.
Процесс последние дни был острым, и нет надобности писать о нём каждый день (О процессе больше не упоминается, хотя, надо полагать, он продолжался) .
25 августа
Было очень раннее утро, до рассвета оставалось ещё часа два или более. Орион как раз всходил над вершиной того пика, что расположен за покатыми, поросшими лесом холмами. В небе не было ни облачка, но ощущение от воздуха указывало на вероятное появление тумана. Был час покоя, и даже поток спал; в слабеющем лунном свете холмы были тёмными, они чётко вырисовывались на фоне бледного неба. Ветра не было, деревья были спокойны, и звёзды сияли.
Медитация — не поиск; это не поиск, не процесс разведки или исследования. Медитация — взрыв и открытие. Медитация — не укрощение мозга, чтобы мозг чему-то соответствовал, и не интроспективный самоанализ; она определённо не является и упражнением в концентрации, которая включает, отбирает и отвергает. Это нечто приходящее естественно, когда все позитивные, негативные утверждения и достижения поняты, с лёгкостью отброшены. Это полная пустота мозга. Именно эта пустота существенна, а не то, что в пустоте; видение возможно только из пустоты; всякая добродетель — речь не об общественной морали и респектабельности — возникает из неё. И именно из этой пустоты выходит любовь, — иначе это нелюбовь. Основание праведности — в этой пустоте. Пустота эта есть конец и начало всего сущего.
Смотрел из окна, как Орион поднимался всё выше и выше, мозг же был интенсивно живым и чувствительным, и медитация стала чем-то совсем иным, чем-то, чего не мог охватить мозг, и поэтому мозг отступил к самому себе и умолк. Часы до рассвета и после него, казалось, не имели начала, и когда солнце всходило над горами и облака уловили его первые лучи, в этом сияющем великолепии присутствовало изумление. И день начался. Странным образом, медитация продолжалась.
26 августа
Было прекрасное утро, полное солнечного света и теней; сад у расположенного поблизости отеля был полон красок, всех красок; и краски были такие яркие, а трава так зелена, что от них было больно глазам и сердцу. И горы позади, омытые утренней росой, блистали свежестью и суровость. Это было очаровательное утро, и красота была повсюду; над узким мостиком через поток, вверх по тропе в лес, где лучи солнца играли с листьями; они трепетали, и их тени двигались; это были обычные растения, но в своей зелени и свежести они превосходили все деревья, возносившиеся к голубым небесам. Вы могли только удивляться всему этому восторгу, изобилию, трепету; вы не могли не изумляться и спокойному достоинству каждого дерева и растения, и бесконечной радости этих чёрных белок с длинными, пушистыми хвостами. Воды потока были прозрачны и сверкали на солнце, проникавшем сквозь листву. В лесу было влажно и приятно. Когда стоял, глядя на пляшущие листья, внезапно пришло то иное, явилось вневременное, и вместе с ним тишина. Это была тишина, в которой всё двигалось, танцевало и кричало, не та тишина, что приходит, когда машина перестаёт работать; механическая тишина — одно, а тишина в пустоте — другое. Одна повторяющаяся, привычная, разлагающая, в которой конфликтующий и усталый мозг ищет убежища; другая взрывающаяся, никогда не повторяющаяся; её нельзя отыскать, повторить, и поэтому она никогда не предлагает никакого убежища. Такая тишина пришла и оставалась, пока мы шли дальше, и красота леса усиливалась, и краски взрывались, подхвачиваемые листьями и цветами.
Это была не очень старая церковь, примерно начала семнадцатого века; по крайней мере, так было написано над аркой; арку обновили, деревянная отделка была из сосны светлой окраски, и стальные гвозди выглядели блестящими и как будто отполированными, и это было, конечно, абсолютно неподобающим; можно было быть почти уверенным, что собиравшиеся здесь, чтобы послушать музыку, никогда не смотрели на эти гвозди, сверкавшие по всему потолку. Это была не православная церковь, здесь не было запаха ладана, свечей или образов. Она была здесь, и солнце проникало через окна. Там было много детей, которым было ведено не разговаривать и не шалить; это не мешало им оставаться неугомонными, — выглядели они ужасно торжественно, но глаза были готовы смеяться. Один хотел поиграть и подошёл близко, однако был слишком застенчив, чтобы подойти ещё ближе. Они репетировали концерт на этот вечер, и все были важными от сознания своего долга и заинтересованными. Снаружи была яркая трава, ясное, голубое небо и бесчисленные тени.
Зачем это постоянное стремление стать совершенным, достичь совершенства, как совершенны машины, механизмы? Идея, пример, символ совершенства есть нечто чудесное, облагораживающее, — но так ли это? Разве подражание — совершенство? И существует ли совершенство, или это только идея, данная человеку проповедником, чтобы он был респектабельным? В идее совершенства есть немалая доля комфорта и безопасности, она всегда выгодна, как священнику, так и тому, кто попытается стать совершенным. Механический, привычный способ действия, повторяемый снова и снова, может в конце концов быть доведён до совершенства; только привычка может доводиться до совершенства. Думать одно и то же, верить в одно и то же снова и снова, без отклонений, становится механической привычкой, но, возможно, это и есть то совершенство, которого хочет каждый. Это создаёт и наращивает совершенную стену сопротивления, которая будет предотвращать любое беспокойство, любой дискомфорт. И кроме того, совершенство — это прославляемая форма успеха; честолюбивое устремление освящается респектабельностью и благословляется представителями и героями успеха. Не существует никакого совершенства, оно есть нечто безобразное, за исключением совершенства в машине, в механизме. Попытка стать совершенным есть фактически попытка побить рекорд — как в гольфе; соревнование священно. Соревнование с вашим соседом и с Богом — за совершенство называться братством и любовью. Однако каждая попытка совершенствования ведёт только к ещё большему смятению и скорби, что даёт ещё больший импульс к дальнейшему совершенствованию.
Удивительно, мы всегда хотим быть совершенными в чём-то или в отношении чего-то; это даёт средства к достижению, а удовольствие от достижения есть, конечно, тщеславие. Гордость в любой форме отвратительна, и ведёт она к несчастью. Желание совершенства, внешнего или внутреннего, исключает любовь, но без любви, что бы вы ни делали, всегда имеют место и разо-очарование и чувство неудачи и скорбь. Любовь не является ни совершенной, ни несовершенной; только когда нет любви, возникает совершенство и несовершенство. Любовь никогда ни к чему не стремится; она не совершенствует себя. Любовь является пламенем без дыма; в стремлении быть совершенным только ещё больше дыма; таким образом, совершенствование заключается лишь в стремлении, которое механично, в том, чтобы быть всё более и более совершенным в привычном действии, в подражании, в порождении всё большего страха. Каждого человека приучают соревноваться, достигать успеха; тогда цель становится самым важным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Процесс последние дни был острым, и нет надобности писать о нём каждый день (О процессе больше не упоминается, хотя, надо полагать, он продолжался) .
25 августа
Было очень раннее утро, до рассвета оставалось ещё часа два или более. Орион как раз всходил над вершиной того пика, что расположен за покатыми, поросшими лесом холмами. В небе не было ни облачка, но ощущение от воздуха указывало на вероятное появление тумана. Был час покоя, и даже поток спал; в слабеющем лунном свете холмы были тёмными, они чётко вырисовывались на фоне бледного неба. Ветра не было, деревья были спокойны, и звёзды сияли.
Медитация — не поиск; это не поиск, не процесс разведки или исследования. Медитация — взрыв и открытие. Медитация — не укрощение мозга, чтобы мозг чему-то соответствовал, и не интроспективный самоанализ; она определённо не является и упражнением в концентрации, которая включает, отбирает и отвергает. Это нечто приходящее естественно, когда все позитивные, негативные утверждения и достижения поняты, с лёгкостью отброшены. Это полная пустота мозга. Именно эта пустота существенна, а не то, что в пустоте; видение возможно только из пустоты; всякая добродетель — речь не об общественной морали и респектабельности — возникает из неё. И именно из этой пустоты выходит любовь, — иначе это нелюбовь. Основание праведности — в этой пустоте. Пустота эта есть конец и начало всего сущего.
Смотрел из окна, как Орион поднимался всё выше и выше, мозг же был интенсивно живым и чувствительным, и медитация стала чем-то совсем иным, чем-то, чего не мог охватить мозг, и поэтому мозг отступил к самому себе и умолк. Часы до рассвета и после него, казалось, не имели начала, и когда солнце всходило над горами и облака уловили его первые лучи, в этом сияющем великолепии присутствовало изумление. И день начался. Странным образом, медитация продолжалась.
26 августа
Было прекрасное утро, полное солнечного света и теней; сад у расположенного поблизости отеля был полон красок, всех красок; и краски были такие яркие, а трава так зелена, что от них было больно глазам и сердцу. И горы позади, омытые утренней росой, блистали свежестью и суровость. Это было очаровательное утро, и красота была повсюду; над узким мостиком через поток, вверх по тропе в лес, где лучи солнца играли с листьями; они трепетали, и их тени двигались; это были обычные растения, но в своей зелени и свежести они превосходили все деревья, возносившиеся к голубым небесам. Вы могли только удивляться всему этому восторгу, изобилию, трепету; вы не могли не изумляться и спокойному достоинству каждого дерева и растения, и бесконечной радости этих чёрных белок с длинными, пушистыми хвостами. Воды потока были прозрачны и сверкали на солнце, проникавшем сквозь листву. В лесу было влажно и приятно. Когда стоял, глядя на пляшущие листья, внезапно пришло то иное, явилось вневременное, и вместе с ним тишина. Это была тишина, в которой всё двигалось, танцевало и кричало, не та тишина, что приходит, когда машина перестаёт работать; механическая тишина — одно, а тишина в пустоте — другое. Одна повторяющаяся, привычная, разлагающая, в которой конфликтующий и усталый мозг ищет убежища; другая взрывающаяся, никогда не повторяющаяся; её нельзя отыскать, повторить, и поэтому она никогда не предлагает никакого убежища. Такая тишина пришла и оставалась, пока мы шли дальше, и красота леса усиливалась, и краски взрывались, подхвачиваемые листьями и цветами.
Это была не очень старая церковь, примерно начала семнадцатого века; по крайней мере, так было написано над аркой; арку обновили, деревянная отделка была из сосны светлой окраски, и стальные гвозди выглядели блестящими и как будто отполированными, и это было, конечно, абсолютно неподобающим; можно было быть почти уверенным, что собиравшиеся здесь, чтобы послушать музыку, никогда не смотрели на эти гвозди, сверкавшие по всему потолку. Это была не православная церковь, здесь не было запаха ладана, свечей или образов. Она была здесь, и солнце проникало через окна. Там было много детей, которым было ведено не разговаривать и не шалить; это не мешало им оставаться неугомонными, — выглядели они ужасно торжественно, но глаза были готовы смеяться. Один хотел поиграть и подошёл близко, однако был слишком застенчив, чтобы подойти ещё ближе. Они репетировали концерт на этот вечер, и все были важными от сознания своего долга и заинтересованными. Снаружи была яркая трава, ясное, голубое небо и бесчисленные тени.
Зачем это постоянное стремление стать совершенным, достичь совершенства, как совершенны машины, механизмы? Идея, пример, символ совершенства есть нечто чудесное, облагораживающее, — но так ли это? Разве подражание — совершенство? И существует ли совершенство, или это только идея, данная человеку проповедником, чтобы он был респектабельным? В идее совершенства есть немалая доля комфорта и безопасности, она всегда выгодна, как священнику, так и тому, кто попытается стать совершенным. Механический, привычный способ действия, повторяемый снова и снова, может в конце концов быть доведён до совершенства; только привычка может доводиться до совершенства. Думать одно и то же, верить в одно и то же снова и снова, без отклонений, становится механической привычкой, но, возможно, это и есть то совершенство, которого хочет каждый. Это создаёт и наращивает совершенную стену сопротивления, которая будет предотвращать любое беспокойство, любой дискомфорт. И кроме того, совершенство — это прославляемая форма успеха; честолюбивое устремление освящается респектабельностью и благословляется представителями и героями успеха. Не существует никакого совершенства, оно есть нечто безобразное, за исключением совершенства в машине, в механизме. Попытка стать совершенным есть фактически попытка побить рекорд — как в гольфе; соревнование священно. Соревнование с вашим соседом и с Богом — за совершенство называться братством и любовью. Однако каждая попытка совершенствования ведёт только к ещё большему смятению и скорби, что даёт ещё больший импульс к дальнейшему совершенствованию.
Удивительно, мы всегда хотим быть совершенными в чём-то или в отношении чего-то; это даёт средства к достижению, а удовольствие от достижения есть, конечно, тщеславие. Гордость в любой форме отвратительна, и ведёт она к несчастью. Желание совершенства, внешнего или внутреннего, исключает любовь, но без любви, что бы вы ни делали, всегда имеют место и разо-очарование и чувство неудачи и скорбь. Любовь не является ни совершенной, ни несовершенной; только когда нет любви, возникает совершенство и несовершенство. Любовь никогда ни к чему не стремится; она не совершенствует себя. Любовь является пламенем без дыма; в стремлении быть совершенным только ещё больше дыма; таким образом, совершенствование заключается лишь в стремлении, которое механично, в том, чтобы быть всё более и более совершенным в привычном действии, в подражании, в порождении всё большего страха. Каждого человека приучают соревноваться, достигать успеха; тогда цель становится самым важным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69