окончание мысли и начало нового — это медитация. Солнце рисовало узоры на стене, автомобили поднимались на холм, и вскоре рабочие в строящемся здании напротив засвистели и запели.
Мозг — это неустанный, поразительно чувствительный инструмент. Он постоянно воспринимает впечатления, интерпретирует, откладывает на будущее; он никогда не бывает в покое, бодрствует он или спит. Забота мозга — выживание, безопасность, унаследованные животные реакции; на этой основе построены его хитроумные ухищрения, и внешние и внутренние; его боги, его добродетели, его мораль — это его способы защиты; его честолюбивые устремления, желания, движения принуждения и подчинения, — всё это импульсы к выживанию и безопасности. Будучи высоко чувствительным, мозг с его механизмом мысли начинает культивировать время; вчера, сегодня, множество завтра — это создаёт возможность отсрочки и осуществления; отсрочка, идеал, осуществление — это продолжение самого себя. Но в этом всегда присутствует скорбь; отсюда бегство в веру и в догму, в действие и в разнообразные развлечения, включая религиозные ритуалы. Здесь всегда смерть и страх перед ней, и мысль ищет утешения и убежища в рациональных и иррациональных верованиях, надеждах, умозаключениях. Слова и теории становятся поразительно важными, если жить ими, строить всю структуру существования на тех чувствах, которые эти слова и выводы вызывают. Мозг и его мысль функционируют на очень поверхностном уровне, сколько бы мысли ни казалось, что она ушла глубоко. Потому что мысль, даже искушённая, умная, эрудированная, всегда поверхностна. Мозг и его деятельность — только фрагмент всей целостности жизни; и этот фрагмент приобрёл абсолютную важность как для самого себя, так и для своих отношений с другими фрагментами. Эта фрагментация и противоречия, ею порождаемые, — суть его существования; мозг не может понять целое, и когда пытается сформулировать жизнь в целом, может мыслить только в терминах противостояния и реакции, что порождает лишь конфликт, смятение и несчастье.
Мысль никогда не может понять или сформулировать жизнь в целом. Только когда мозг и его мысль полностью безмолвны, не спят и не одурманены дисциплиной, принуждением или гипнозом, только тогда есть осознание целого. Мозг, столь поразительно чувствительный, может быть безмолвным, безмолвным в своей чувствительности, широко-глубоко внимательным, но абсолютно спокойным. Только когда время и его отмери-вание прекращаются, есть целое, непознаваемое.
14 октября
В садах [виллы Боргезэ] , прямо посреди шумного и зловонного города с его однообразными соснами, множеством деревьев, приобретающих жёлтую и бурую окраску, и запаха сырой земли, там, при прогулке, сопровождавшейся определённой серьёзностью, присутствовало осознание иного. Оно появилось с великой красотой и нежностью, не потому, что были мысли о нём, оно избегает всякой мысли, но оно было в таком изобилии, что вызывало изумление и великое восхищение. Серьёзность мысли так фрагментарна и незрела, но должна быть серьёзность, не являющаяся продуктом желания. Есть серьёзность, обладающая качеством света, сама природа которого в том, чтобы проникать, света, не имеющего тени; эта серьёзность бесконечно пластична и потому радостна. Она была здесь, и каждое дерево и лист, каждая травинка и цветок стали интенсивно живыми и прекрасными; краски интенсивны, небо безмерно. Земля, влажная и усеянная листьями, была жизнью.
15 октября
Утреннее солнце освещает небольшой лес по ту сторону дороги; утро спокойное, мирное и мягкое, и солнце не слишком жаркое, а воздух свеж и прохладен. Каждое дерево такое очаровательно живое, и в нём так много красок, и вокруг такое изобилие теней; все они призывают и ждут вас. И задолго до восхода солнца, когда было тихо и ни один автомобиль ещё не взбирался на холм, медитация была движением в благословении. Это движение текло и впадало в иное — потому что оно было здесь, в комнате, наполняя и переполняя её, снаружи и дальше, без конца. В нём была глубина, такая бездонная, такая безмерная, и был мир. Этот мир никогда не знал конфликта — он не был загрязнён мыслью и временем. Это не был мир окончательного завершения, это было что-то грозное и опасно живое. И он был беззащитен. Любая форма сопротивления есть насилие, так же как и любая форма уступки. Это был не тот мир, который порождается конфликтом, он был вне всякого конфликта и его противостояний. Он не был плодом удовлетворения и недовольства, содержащих семена порчи и деградации.
16 октября
Перед рассветом, когда не было шума и город ещё спал, проснувшийся мозг стал спокоен, ибо появилось иное. Оно вошло очень спокойно и с неторопливой осторожностью, ведь в глазах всё ещё был сон, но это было великое блаженство, блаженство великой простоты и чистоты.
18 октября
На самолёте (перелёт в Бомбей, куда он прибыл двадцатого. Записи за девятнадцатое нет) . Был гром и великий потоп дождя; был разбужен дождём в середине ночи [в Риме] , он стучал в окно и среди деревьев по ту сторону дороги. День был жаркий, и воздух теперь стал приятно прохладным; город спал, и буря прошла. Дороги намокли, движения так рано утром почти не было; небо всё ещё было закрыто густыми облаками, и рассвет вставал над землёй. Церковь [Сан Джованни ин Латэрано] с её золотой мозаикой была освещена искусственным светом. До аэропорта было далеко (Чампиио; аэропорт Фьюмичино еще не был построен) , и мощный автомобиль работал прекрасно; он пытался состязаться с облаками. Он обгонял редкие автомобили, которые попадались на дороге; он прижимался к шоссе, проходя каждый поворот на высокой скорости. Он слишком долго пробыл в городе и теперь оказался на открытом шоссе. И аэропорт появился слишком быстро. Запах моря и влажной земли наполнял воздух, свежевспаханные поля чернели, и зелень деревьев была необычайно яркой, хотя осень и коснулась некоторых листьев; ветер дул с запада, и солнца в течение всего этого дня не предвиделось. Каждый лист был отмыт дочиста, и на земле царили мир и красота.
В середине ночи, когда уже всё стихло после грома и молнии, мозг был абсолютно спокоен, и медитация явилась раскрытием в неизмеримую пустоту. Сама чувствительность мозга делала его безмолвным; он был спокоен без всякой причины; действие спокойствия, имеющего причину, есть распад, разрушение. Он был так спокоен, что ограниченное пространство комнаты исчезло и время остановилось. Было только пробуждённое внимание с центром, который был внимателен; это было внимание, в котором источник мысли иссяк, без всякого насилия, естественно, легко. Он мог слышать дождь и движение в соседней комнате; он слушал без всякой интерпретации и наблюдал без знания. И тело было неподвижно. Медитация уступила иному; оно было потрясающей чистоты. Его чистота не оставила ничего; она была здесь — вот и всё, и ничто больше не существовало. И поскольку не было ничего, была она. Это была чистота всей сущности. Этот мир, это спокойствие, есть огромное, безграничное пространство, это мир неизмеримой пустоты.
20 октября
На море, далеко внизу, почти в сорока тысячах футов, казалось, не было ни одной волны —такое спокойное, такое огромное, совершенно неподвижное; пустыня, обожжённые красные холмы без деревьев, прекрасные и безжалостные;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Мозг — это неустанный, поразительно чувствительный инструмент. Он постоянно воспринимает впечатления, интерпретирует, откладывает на будущее; он никогда не бывает в покое, бодрствует он или спит. Забота мозга — выживание, безопасность, унаследованные животные реакции; на этой основе построены его хитроумные ухищрения, и внешние и внутренние; его боги, его добродетели, его мораль — это его способы защиты; его честолюбивые устремления, желания, движения принуждения и подчинения, — всё это импульсы к выживанию и безопасности. Будучи высоко чувствительным, мозг с его механизмом мысли начинает культивировать время; вчера, сегодня, множество завтра — это создаёт возможность отсрочки и осуществления; отсрочка, идеал, осуществление — это продолжение самого себя. Но в этом всегда присутствует скорбь; отсюда бегство в веру и в догму, в действие и в разнообразные развлечения, включая религиозные ритуалы. Здесь всегда смерть и страх перед ней, и мысль ищет утешения и убежища в рациональных и иррациональных верованиях, надеждах, умозаключениях. Слова и теории становятся поразительно важными, если жить ими, строить всю структуру существования на тех чувствах, которые эти слова и выводы вызывают. Мозг и его мысль функционируют на очень поверхностном уровне, сколько бы мысли ни казалось, что она ушла глубоко. Потому что мысль, даже искушённая, умная, эрудированная, всегда поверхностна. Мозг и его деятельность — только фрагмент всей целостности жизни; и этот фрагмент приобрёл абсолютную важность как для самого себя, так и для своих отношений с другими фрагментами. Эта фрагментация и противоречия, ею порождаемые, — суть его существования; мозг не может понять целое, и когда пытается сформулировать жизнь в целом, может мыслить только в терминах противостояния и реакции, что порождает лишь конфликт, смятение и несчастье.
Мысль никогда не может понять или сформулировать жизнь в целом. Только когда мозг и его мысль полностью безмолвны, не спят и не одурманены дисциплиной, принуждением или гипнозом, только тогда есть осознание целого. Мозг, столь поразительно чувствительный, может быть безмолвным, безмолвным в своей чувствительности, широко-глубоко внимательным, но абсолютно спокойным. Только когда время и его отмери-вание прекращаются, есть целое, непознаваемое.
14 октября
В садах [виллы Боргезэ] , прямо посреди шумного и зловонного города с его однообразными соснами, множеством деревьев, приобретающих жёлтую и бурую окраску, и запаха сырой земли, там, при прогулке, сопровождавшейся определённой серьёзностью, присутствовало осознание иного. Оно появилось с великой красотой и нежностью, не потому, что были мысли о нём, оно избегает всякой мысли, но оно было в таком изобилии, что вызывало изумление и великое восхищение. Серьёзность мысли так фрагментарна и незрела, но должна быть серьёзность, не являющаяся продуктом желания. Есть серьёзность, обладающая качеством света, сама природа которого в том, чтобы проникать, света, не имеющего тени; эта серьёзность бесконечно пластична и потому радостна. Она была здесь, и каждое дерево и лист, каждая травинка и цветок стали интенсивно живыми и прекрасными; краски интенсивны, небо безмерно. Земля, влажная и усеянная листьями, была жизнью.
15 октября
Утреннее солнце освещает небольшой лес по ту сторону дороги; утро спокойное, мирное и мягкое, и солнце не слишком жаркое, а воздух свеж и прохладен. Каждое дерево такое очаровательно живое, и в нём так много красок, и вокруг такое изобилие теней; все они призывают и ждут вас. И задолго до восхода солнца, когда было тихо и ни один автомобиль ещё не взбирался на холм, медитация была движением в благословении. Это движение текло и впадало в иное — потому что оно было здесь, в комнате, наполняя и переполняя её, снаружи и дальше, без конца. В нём была глубина, такая бездонная, такая безмерная, и был мир. Этот мир никогда не знал конфликта — он не был загрязнён мыслью и временем. Это не был мир окончательного завершения, это было что-то грозное и опасно живое. И он был беззащитен. Любая форма сопротивления есть насилие, так же как и любая форма уступки. Это был не тот мир, который порождается конфликтом, он был вне всякого конфликта и его противостояний. Он не был плодом удовлетворения и недовольства, содержащих семена порчи и деградации.
16 октября
Перед рассветом, когда не было шума и город ещё спал, проснувшийся мозг стал спокоен, ибо появилось иное. Оно вошло очень спокойно и с неторопливой осторожностью, ведь в глазах всё ещё был сон, но это было великое блаженство, блаженство великой простоты и чистоты.
18 октября
На самолёте (перелёт в Бомбей, куда он прибыл двадцатого. Записи за девятнадцатое нет) . Был гром и великий потоп дождя; был разбужен дождём в середине ночи [в Риме] , он стучал в окно и среди деревьев по ту сторону дороги. День был жаркий, и воздух теперь стал приятно прохладным; город спал, и буря прошла. Дороги намокли, движения так рано утром почти не было; небо всё ещё было закрыто густыми облаками, и рассвет вставал над землёй. Церковь [Сан Джованни ин Латэрано] с её золотой мозаикой была освещена искусственным светом. До аэропорта было далеко (Чампиио; аэропорт Фьюмичино еще не был построен) , и мощный автомобиль работал прекрасно; он пытался состязаться с облаками. Он обгонял редкие автомобили, которые попадались на дороге; он прижимался к шоссе, проходя каждый поворот на высокой скорости. Он слишком долго пробыл в городе и теперь оказался на открытом шоссе. И аэропорт появился слишком быстро. Запах моря и влажной земли наполнял воздух, свежевспаханные поля чернели, и зелень деревьев была необычайно яркой, хотя осень и коснулась некоторых листьев; ветер дул с запада, и солнца в течение всего этого дня не предвиделось. Каждый лист был отмыт дочиста, и на земле царили мир и красота.
В середине ночи, когда уже всё стихло после грома и молнии, мозг был абсолютно спокоен, и медитация явилась раскрытием в неизмеримую пустоту. Сама чувствительность мозга делала его безмолвным; он был спокоен без всякой причины; действие спокойствия, имеющего причину, есть распад, разрушение. Он был так спокоен, что ограниченное пространство комнаты исчезло и время остановилось. Было только пробуждённое внимание с центром, который был внимателен; это было внимание, в котором источник мысли иссяк, без всякого насилия, естественно, легко. Он мог слышать дождь и движение в соседней комнате; он слушал без всякой интерпретации и наблюдал без знания. И тело было неподвижно. Медитация уступила иному; оно было потрясающей чистоты. Его чистота не оставила ничего; она была здесь — вот и всё, и ничто больше не существовало. И поскольку не было ничего, была она. Это была чистота всей сущности. Этот мир, это спокойствие, есть огромное, безграничное пространство, это мир неизмеримой пустоты.
20 октября
На море, далеко внизу, почти в сорока тысячах футов, казалось, не было ни одной волны —такое спокойное, такое огромное, совершенно неподвижное; пустыня, обожжённые красные холмы без деревьев, прекрасные и безжалостные;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69