Мысль скована временем, а время ограниченно; именно эта ограниченность, мелкость, и препятствует «видению». Видение всегда мгновенно, как понимание, и мозг, который сформирован временем, препятствует видению, искажаетего. Время и мысль нераздельны; положите конец одному, и вы положите конец другому. Мысль не может быть уничтожена волей, ибо воля — это мысль в действии. Мысль — одно, а центр, из которого выходит мысль, — другое. Мысль — это слово, а слово — накопление памяти, опыта. Существует ли мысль без слова? Есть движение, которое не является словом, и оно не от мысли. Это движение можно описать мыслью, но само оно — не от мысли. Это движение появляется, когда мозг спокоен, но активен, и мысль никогда не может найти, обнаружить это движение.
Мысль — это память, а память — накопленные реакции, так что мысль всегда обусловлена, сколько бы она ни воображала себя свободной. Мысль механична и привязана к центру своего знания. Расстояние, которое покрывает мысль, зависит от знания, а знание — это всегда остатки от вчерашнего дня, от движения, которое ушло. Мысль может проецировать себя в будущее, но она привязана к прошлому. Мысль строит себе тюрьму и живёт в ней, будь та тюрьма в будущем или в прошлом, золочённая или простая. Мысль никогда не может быть спокойной; по природе своей она неугомонна, всё время рвётся вперёд и отступает. Механизм мысли всегда в движении, шумном или спокойном, на поверхности или же скрытым образом. Она не может исчерпать себя. Мысль может себя очищать, контролировать свои блуждания, может выбирать себе направление и соответствовать окружению.
Мысль не может выйти за пределы самой себя; она может функционировать в узких или широких полях, но она всегда будет в пределах ограничений памяти, память же всегда ограничена. Память должна умереть, психологически, внутренне, функционируя только внешне. Внутренне — необходима смерть, а внешне — чувствительность к каждому вызову и отклику. Внутренняя озабоченность мыслью препятствует действию.
9 сентября
Провести такой прекрасный день в городе представляется большой потерей; на небе ни облачка, солнце тёплое, и голуби греются на крыше — но город продолжает реветь немилосердно. Деревья чувствуют осенний воздух, листья их желтеют — медленно, вяло, заброшенно. Улицы полны людьми, всё время глядящими на витрины, но очень редко — на небо; проходя, они видят друг друга, но озабочены они лишь самими собой: как они выглядят, какое впечатление производят; зависть и страх присутствуют постоянно, несмотря на их косметику, несмотря на весь их ухоженный вид. Рабочие измотаны, мрачны и ворчливы. А скопление деревьев напротив стены музея выглядит совершенно самодостаточным; река, заключённая в бетон и камень, кажется абсолютно равнодушной, безразличной. Полно голубей с их чопорным достоинством. Вот и прошёл день, на улице, в конторе. Это мир монотонности и отчаяния, со смехом, который быстро проходит. По вечерам памятники и улицы освещаются — но остаётся огромная пустота и невыносимая боль.
Жёлтый лист на тротуаре — только что упавший; он всё ещё полон лета и даже в смерти очень красив; он ещё нисколько не увял, всё ещё хранит весеннюю форму, изящество, но он жёлтый и к вечеру увянет. Рано утром, когда солнце только что показалось в ясном небе, был проблеск «иного», отличного, с его благословением, и красота его остаётся. Не то чтобы мысль овладела ею и удерживает её, но она оставила свой отпечаток на сознании. Мысль всегда фрагментарна, и то, что она удерживает, всегда частично, неполно, как память. Она не может наблюдать целое; часть не может видеть целое, и отпечаток благословения не вербален, не передаваем словами и каким-то символом. Мысль всегда терпит неудачу в своей попытке открыть, пережить то, что за пределами времени и пространства. Мозг, ум, механизм мысли, может быть в покое; самый активный ум может быть в покое; его механизм может работать очень медленно. Спокойствие мозга, ума, при интенсивной чувствительности жизненно важно; только при нём клубок мысли может распутаться и мысль может прийти к концу. Окончание мысли — это не смерть; только с ним возможна чистота, невинность, свежесть; это новое качество мысли. Это то качество, которое кладёт конец скорби и отчаянию.
10 сентября
Утро — безоблачное; солнце как будто прогнало каждое облако с глаз долой. Царит спокойствие, нарушаемое только рёвом уличного движения, хотя сегодня и воскресенье. Голуби греются на цинковых крышах, и сами почти того же цвета, что крыша. Ни дуновения воздуха, хотя свежо и прохладно.
Есть мир, выходящий за пределы и мысли и чувства. Это не мир политика, священника или того, кто его ищет. Его не отыскать. Что ищут, то должно быть уже известным, а что известно, то никогда не бывает реальным. Мир — не для верующего, не для философа, который специализируется в теории. Мир — это не реакция, не противоположность насилия. У него нет противоположности; все противоположности должны прекратиться — сам конфликт двойственности. Двойственность существует: свет и тьма, мужчина и женщина, и так далее, но конфликт между противоположностями ни в коем случае не обязателен. Конфликт между противоположностями возникает только тогда, когда есть потребность, побуждение что-то выполнить, потребность в сексе, психологическая потребность в безопасности. Только тогда возникает конфликт между противоположностями; бегство от противоположностей, привязанность и отстранение — это поиск мира с помощью церкви и закона. Закон может дать и даёт поверхностный порядок; мир, который предлагают церковь и храм, — это фантазия, миф, к которому может прибегать смятенный ум. Но это не мир. Символ, слово должны быть уничтожены — не для того уничтожены, чтобы иметь мир, они должны быть уничтожены потому, что они являются препятствием для понимания. Мир — не для продажи, не средство обмена. Конфликт в любой форме должен прекратиться, тогда, возможно, будет мир. Необходимо полное отрицание, прекращение требований и потребностей, только тогда конфликт приходит к концу. Лишь в пустоте происходит рождение. Вся внутренняя структура сопротивления и безопасности должна отмереть; только тогда есть пустота. Только в этой пустоте присутствует мир, чья добродетель не имеет цены и не приносит выгоды.
Он был здесь рано утром, он вошёл вместе с солнцем в ясное, ещё тёмное небо; он был чудесным, исполненным красоты, тем благословением, которое не требует ничего — ни жертвы, ни последователей или апостолов, ни добродетели, ни полночного часа. Он был здесь в изобилии, и только щедрый ум и сердце могли воспринять его. Он был за пределами всякой меры.
11 сентября
В парке было многолюдно; повсюду были люди, дети, няньки — самых разных национальностей; они разговаривали, кричали и играли; работали фонтаны. Главный садовник имел, должно быть, очень хороший вкус: здесь было такое множество цветов и такое множество красок, перемешанных друг с другом. Это было очень эффектно и создавало ощущение весёлого праздника. День был приятный, и казалось, все вышли на прогулку в своих лучших нарядах. Пройдя через парк и перейдя главную улицу, вышел на тихую улочку, с деревьями и хорошо ухоженными старыми домами; солнце садилось, заливая огнём облака и реку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Мысль — это память, а память — накопленные реакции, так что мысль всегда обусловлена, сколько бы она ни воображала себя свободной. Мысль механична и привязана к центру своего знания. Расстояние, которое покрывает мысль, зависит от знания, а знание — это всегда остатки от вчерашнего дня, от движения, которое ушло. Мысль может проецировать себя в будущее, но она привязана к прошлому. Мысль строит себе тюрьму и живёт в ней, будь та тюрьма в будущем или в прошлом, золочённая или простая. Мысль никогда не может быть спокойной; по природе своей она неугомонна, всё время рвётся вперёд и отступает. Механизм мысли всегда в движении, шумном или спокойном, на поверхности или же скрытым образом. Она не может исчерпать себя. Мысль может себя очищать, контролировать свои блуждания, может выбирать себе направление и соответствовать окружению.
Мысль не может выйти за пределы самой себя; она может функционировать в узких или широких полях, но она всегда будет в пределах ограничений памяти, память же всегда ограничена. Память должна умереть, психологически, внутренне, функционируя только внешне. Внутренне — необходима смерть, а внешне — чувствительность к каждому вызову и отклику. Внутренняя озабоченность мыслью препятствует действию.
9 сентября
Провести такой прекрасный день в городе представляется большой потерей; на небе ни облачка, солнце тёплое, и голуби греются на крыше — но город продолжает реветь немилосердно. Деревья чувствуют осенний воздух, листья их желтеют — медленно, вяло, заброшенно. Улицы полны людьми, всё время глядящими на витрины, но очень редко — на небо; проходя, они видят друг друга, но озабочены они лишь самими собой: как они выглядят, какое впечатление производят; зависть и страх присутствуют постоянно, несмотря на их косметику, несмотря на весь их ухоженный вид. Рабочие измотаны, мрачны и ворчливы. А скопление деревьев напротив стены музея выглядит совершенно самодостаточным; река, заключённая в бетон и камень, кажется абсолютно равнодушной, безразличной. Полно голубей с их чопорным достоинством. Вот и прошёл день, на улице, в конторе. Это мир монотонности и отчаяния, со смехом, который быстро проходит. По вечерам памятники и улицы освещаются — но остаётся огромная пустота и невыносимая боль.
Жёлтый лист на тротуаре — только что упавший; он всё ещё полон лета и даже в смерти очень красив; он ещё нисколько не увял, всё ещё хранит весеннюю форму, изящество, но он жёлтый и к вечеру увянет. Рано утром, когда солнце только что показалось в ясном небе, был проблеск «иного», отличного, с его благословением, и красота его остаётся. Не то чтобы мысль овладела ею и удерживает её, но она оставила свой отпечаток на сознании. Мысль всегда фрагментарна, и то, что она удерживает, всегда частично, неполно, как память. Она не может наблюдать целое; часть не может видеть целое, и отпечаток благословения не вербален, не передаваем словами и каким-то символом. Мысль всегда терпит неудачу в своей попытке открыть, пережить то, что за пределами времени и пространства. Мозг, ум, механизм мысли, может быть в покое; самый активный ум может быть в покое; его механизм может работать очень медленно. Спокойствие мозга, ума, при интенсивной чувствительности жизненно важно; только при нём клубок мысли может распутаться и мысль может прийти к концу. Окончание мысли — это не смерть; только с ним возможна чистота, невинность, свежесть; это новое качество мысли. Это то качество, которое кладёт конец скорби и отчаянию.
10 сентября
Утро — безоблачное; солнце как будто прогнало каждое облако с глаз долой. Царит спокойствие, нарушаемое только рёвом уличного движения, хотя сегодня и воскресенье. Голуби греются на цинковых крышах, и сами почти того же цвета, что крыша. Ни дуновения воздуха, хотя свежо и прохладно.
Есть мир, выходящий за пределы и мысли и чувства. Это не мир политика, священника или того, кто его ищет. Его не отыскать. Что ищут, то должно быть уже известным, а что известно, то никогда не бывает реальным. Мир — не для верующего, не для философа, который специализируется в теории. Мир — это не реакция, не противоположность насилия. У него нет противоположности; все противоположности должны прекратиться — сам конфликт двойственности. Двойственность существует: свет и тьма, мужчина и женщина, и так далее, но конфликт между противоположностями ни в коем случае не обязателен. Конфликт между противоположностями возникает только тогда, когда есть потребность, побуждение что-то выполнить, потребность в сексе, психологическая потребность в безопасности. Только тогда возникает конфликт между противоположностями; бегство от противоположностей, привязанность и отстранение — это поиск мира с помощью церкви и закона. Закон может дать и даёт поверхностный порядок; мир, который предлагают церковь и храм, — это фантазия, миф, к которому может прибегать смятенный ум. Но это не мир. Символ, слово должны быть уничтожены — не для того уничтожены, чтобы иметь мир, они должны быть уничтожены потому, что они являются препятствием для понимания. Мир — не для продажи, не средство обмена. Конфликт в любой форме должен прекратиться, тогда, возможно, будет мир. Необходимо полное отрицание, прекращение требований и потребностей, только тогда конфликт приходит к концу. Лишь в пустоте происходит рождение. Вся внутренняя структура сопротивления и безопасности должна отмереть; только тогда есть пустота. Только в этой пустоте присутствует мир, чья добродетель не имеет цены и не приносит выгоды.
Он был здесь рано утром, он вошёл вместе с солнцем в ясное, ещё тёмное небо; он был чудесным, исполненным красоты, тем благословением, которое не требует ничего — ни жертвы, ни последователей или апостолов, ни добродетели, ни полночного часа. Он был здесь в изобилии, и только щедрый ум и сердце могли воспринять его. Он был за пределами всякой меры.
11 сентября
В парке было многолюдно; повсюду были люди, дети, няньки — самых разных национальностей; они разговаривали, кричали и играли; работали фонтаны. Главный садовник имел, должно быть, очень хороший вкус: здесь было такое множество цветов и такое множество красок, перемешанных друг с другом. Это было очень эффектно и создавало ощущение весёлого праздника. День был приятный, и казалось, все вышли на прогулку в своих лучших нарядах. Пройдя через парк и перейдя главную улицу, вышел на тихую улочку, с деревьями и хорошо ухоженными старыми домами; солнце садилось, заливая огнём облака и реку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69