«Не убий», — не только человека, но также и животных; но он убивает животных, чтобы есть их, и он идёт на войну. Так что не будь идеалов, вам пришлось бы остаться с тем, что у вас есть. Сделало бы это вас самодовольным, благодушным? Или тогда у вас хватило бы энергии, интереса и жизненных сил, чтобы разрешить «то, что есть», — найти из него выход? Не является ли идеал ненасилия бегством от факта насилия? Когда ум не убегает от факта насилия, встречает его лицом к лицу, без осуждения, — тогда этот ум действительно обладает качеством ненасилия. Такой ум не приемлет насилия; насилие не сводится к причинению боли или к убийству кого-то; насилие, в равной степени, — это и искажение, подражание, имитация, следование социальной морали или своей собственной особой морали. Любая форма контроля и подавления есть форма искажения и потому насилие. Конечно, чтобы понять «то, что есть», необходима напряжённость, чуткость к реальности. То, что действительно есть, — это разделение, созданное человеком через национализм — одну из главных причин войны; мы принимаем национализм, поклонение флагу; есть еще религиозные деления на христиан, буддистов, тех или других. Не можем ли мы быть свободными от «того, что есть», наблюдая реальность как факт? Вы можете быть свободными от этого, когда ум не искажает того, что наблюдает.
Участник беседы: В чём различие между умозрительным видением и реальным видением?
Кришнамурти: Вы видите дерево умозрительно? — или реально? Когда вы видите цветок, вы видите его непосредственно или вы видите его через экран знаний, ботанических или иных, или через удовольствие, приносимое цветком? Как вы это делаете? Если это умозрительное видение — тогда, иначе говоря, цветок виден через мысль, с помощью мысли, верно? Видите ли вы свою жену, своего мужа? — или вы видите тот образ, который у вас о ней или о нём сложился? Этот образ есть представление, через которое вы видите умозрительно; но когда образа вообще нет, вы видите по-настоящему — вы по-настоящему находитесь во взаимоотношении с тем, что вы видите, вы имеете связь с ним.
Итак, что это за механизм, создающий образ и мешающий нам действительно видеть дерево, жену, мужа, друга? Очевидно — я был бы рад ошибиться, — что у вас есть и мой образ, образ ведущего беседу, — нет? Если у вас есть образ ведущего беседу, вы уже не слышите того, о чём он говорит. А когда вы смотрите на свою жену или мужа через образ, вы в действительности не видите человека, вы видите человека через образ, так что между вами нет никакого контакта, никакой связи; вы можете говорить: «Я люблю тебя», — но в этом вообще нет никакого смысла.
Может ли ум прекратить формирование образов — в смысле, о котором мы говорим? Это возможно, только если этот ум полностью внимателен в сам момент вызова или впечатления. Возьмём простой пример: вам льстят, и вам это нравится — вот именно это «нравится» и строит образ. Но если вы слушаете лесть с полным вниманием, без «нравится» или «не нравится», если слышите это полностью, цельно, образ не формируется; вы не называете льстеца своим другом, и вы также не называете своим врагом человека, который оскорбляет вас. «Формирование образа» происходит от невнимания; когда же внимание присутствует, строительство представления невозможно. Делайте это; выясните, это очень просто. Когда вы уделяете всё своё внимание дереву, цветку, облаку, вы не проецируете на них свои ботанические знания, симпатии, антипатии, вы просто смотрите. Это вовсе не означает отождествления с деревом: вы никоим образом не можете стать деревом. Если вы смотрите на жену, мужа или друга без всякого образа, отношения становятся совершенно иными; вторжения мысли не происходит, и у любви появляется шанс.
Участник беседы: Сопутствуют ли друг другу любовь и свобода?
Кришнамурти: Можем ли мы любить без свободы? Может ли быть любовь, если нет свободы? Если мы ревнивы — можем ли мы любить? Напуганные, можем ли мы любить? Если на работе мы движимы своим личным честолюбием, приходя домой говорим: «Я люблю тебя, дорогая», — любовь ли это? Если на работе мы грубы, хитры, а дома стараемся быть мягкими и любящими — возможно ли подобное? Может ли одна рука убивать, а другая рука любить? Может ли вообще любить тщеславный человек? Может ли человек, преисполненный духа соперничества, знать что-либо о любви? Мы принимаем все эти вещи как часть общественной морали; но если мы отрицаем подобную мораль, полностью, всем нашим существом, тогда мы действительно моральны, — но мы этого не делаем. Социально и морально мы респектабельны, и поэтому мы не знаем, что такое любовь. Без любви мы никогда не познаем истину, не познаем, существует или нет такая реальность как Бог. Мы можем знать, что такое любовь, только если знаем, как умереть для всего вчерашнего, для всех образов, связанных с удовольствием, сексуальным или иным; тогда, когда есть любовь, которая сама по себе и есть добродетель, сама по себе и есть мораль, все этики мира — в ней, только тогда та реальность, то нечто, что неизмеримо, входит в бытие.
Участник беседы: Человек, находясь в смятении, создаёт общество. Вы ратуете за то, что для изменения общества человек должен отстраниться от общества, быть от него независимым?
Кришнамурти: Разве человек — не общество? Мы с вами создали это общество, с нашей жадностью и грубостью, с нашими амбициями и с нашим национализмом, с нашим соперничеством, жестокостью и насилием; это то, что мы создали вовне, так как это то, чем мы являемся внутри. Именно мы ответственны за войну, которая идёт сейчас во Вьетнаме, — и вы, и я, — потому что мы приняли войну как стиль жизни. Не предлагаете ли вы, чтобы мы отстранились от самих себя? Но как вы можете отстраниться от самого себя? Вы — часть этого всеобщего безобразия, и вы можете быть свободными от этого уродства, этого насилия, — всего, что действительно существует, фактически, — не отстранением, но только познавая, наблюдая, понимая полностью всё это в самом себе, и тем самым освобождаясь от всякого насилия. Вы не можете отстраниться от самого себя, — это порождает проблему: «кто» же должен сделать это? «Кто» должен отстранить «меня» от общества? — или «меня» от меня самого? Разве сущность, которая хочет отстраниться от самой себя, сделана не из той же глины? Понять всё это, — понять, что «наблюдающий» ничем не отличается от наблюдаемого, — является медитацией; она требует глубочайшего проникновения в самого себя, неаналитического проникновения; путём наблюдения взаимоотношений с вещами, с собственностью и с людьми, с идеями и с природой человек приходит к этому чувству полной внутренней свободы.
Лондон, 2О марта 1969
МЕДИТАЦИЯ
Значение «поиска». Проблемы практики и контроля. Качество безмолвия.
Мне хотелось бы поговорить о нечто таком, что я считаю очень важным; понимание этого, возможно, сделает нас способными обрести собственное целостное восприятие жизни без какой бы то было фрагментации, — и это позволит нам действовать целостно, свободно, радостно.
Неудовлетворённые той жизнью, которую мы ведём, поверхностной активностью, которая так малозначима и которой мы стараемся придать значение и смысл, мы всё время ищем какую-то тайну. Но этот поиск, являясь чисто интеллектуальным актом, сам продолжает оставаться поверхностной, обманчивой и в конечном итоге бессмысленной деятельностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Участник беседы: В чём различие между умозрительным видением и реальным видением?
Кришнамурти: Вы видите дерево умозрительно? — или реально? Когда вы видите цветок, вы видите его непосредственно или вы видите его через экран знаний, ботанических или иных, или через удовольствие, приносимое цветком? Как вы это делаете? Если это умозрительное видение — тогда, иначе говоря, цветок виден через мысль, с помощью мысли, верно? Видите ли вы свою жену, своего мужа? — или вы видите тот образ, который у вас о ней или о нём сложился? Этот образ есть представление, через которое вы видите умозрительно; но когда образа вообще нет, вы видите по-настоящему — вы по-настоящему находитесь во взаимоотношении с тем, что вы видите, вы имеете связь с ним.
Итак, что это за механизм, создающий образ и мешающий нам действительно видеть дерево, жену, мужа, друга? Очевидно — я был бы рад ошибиться, — что у вас есть и мой образ, образ ведущего беседу, — нет? Если у вас есть образ ведущего беседу, вы уже не слышите того, о чём он говорит. А когда вы смотрите на свою жену или мужа через образ, вы в действительности не видите человека, вы видите человека через образ, так что между вами нет никакого контакта, никакой связи; вы можете говорить: «Я люблю тебя», — но в этом вообще нет никакого смысла.
Может ли ум прекратить формирование образов — в смысле, о котором мы говорим? Это возможно, только если этот ум полностью внимателен в сам момент вызова или впечатления. Возьмём простой пример: вам льстят, и вам это нравится — вот именно это «нравится» и строит образ. Но если вы слушаете лесть с полным вниманием, без «нравится» или «не нравится», если слышите это полностью, цельно, образ не формируется; вы не называете льстеца своим другом, и вы также не называете своим врагом человека, который оскорбляет вас. «Формирование образа» происходит от невнимания; когда же внимание присутствует, строительство представления невозможно. Делайте это; выясните, это очень просто. Когда вы уделяете всё своё внимание дереву, цветку, облаку, вы не проецируете на них свои ботанические знания, симпатии, антипатии, вы просто смотрите. Это вовсе не означает отождествления с деревом: вы никоим образом не можете стать деревом. Если вы смотрите на жену, мужа или друга без всякого образа, отношения становятся совершенно иными; вторжения мысли не происходит, и у любви появляется шанс.
Участник беседы: Сопутствуют ли друг другу любовь и свобода?
Кришнамурти: Можем ли мы любить без свободы? Может ли быть любовь, если нет свободы? Если мы ревнивы — можем ли мы любить? Напуганные, можем ли мы любить? Если на работе мы движимы своим личным честолюбием, приходя домой говорим: «Я люблю тебя, дорогая», — любовь ли это? Если на работе мы грубы, хитры, а дома стараемся быть мягкими и любящими — возможно ли подобное? Может ли одна рука убивать, а другая рука любить? Может ли вообще любить тщеславный человек? Может ли человек, преисполненный духа соперничества, знать что-либо о любви? Мы принимаем все эти вещи как часть общественной морали; но если мы отрицаем подобную мораль, полностью, всем нашим существом, тогда мы действительно моральны, — но мы этого не делаем. Социально и морально мы респектабельны, и поэтому мы не знаем, что такое любовь. Без любви мы никогда не познаем истину, не познаем, существует или нет такая реальность как Бог. Мы можем знать, что такое любовь, только если знаем, как умереть для всего вчерашнего, для всех образов, связанных с удовольствием, сексуальным или иным; тогда, когда есть любовь, которая сама по себе и есть добродетель, сама по себе и есть мораль, все этики мира — в ней, только тогда та реальность, то нечто, что неизмеримо, входит в бытие.
Участник беседы: Человек, находясь в смятении, создаёт общество. Вы ратуете за то, что для изменения общества человек должен отстраниться от общества, быть от него независимым?
Кришнамурти: Разве человек — не общество? Мы с вами создали это общество, с нашей жадностью и грубостью, с нашими амбициями и с нашим национализмом, с нашим соперничеством, жестокостью и насилием; это то, что мы создали вовне, так как это то, чем мы являемся внутри. Именно мы ответственны за войну, которая идёт сейчас во Вьетнаме, — и вы, и я, — потому что мы приняли войну как стиль жизни. Не предлагаете ли вы, чтобы мы отстранились от самих себя? Но как вы можете отстраниться от самого себя? Вы — часть этого всеобщего безобразия, и вы можете быть свободными от этого уродства, этого насилия, — всего, что действительно существует, фактически, — не отстранением, но только познавая, наблюдая, понимая полностью всё это в самом себе, и тем самым освобождаясь от всякого насилия. Вы не можете отстраниться от самого себя, — это порождает проблему: «кто» же должен сделать это? «Кто» должен отстранить «меня» от общества? — или «меня» от меня самого? Разве сущность, которая хочет отстраниться от самой себя, сделана не из той же глины? Понять всё это, — понять, что «наблюдающий» ничем не отличается от наблюдаемого, — является медитацией; она требует глубочайшего проникновения в самого себя, неаналитического проникновения; путём наблюдения взаимоотношений с вещами, с собственностью и с людьми, с идеями и с природой человек приходит к этому чувству полной внутренней свободы.
Лондон, 2О марта 1969
МЕДИТАЦИЯ
Значение «поиска». Проблемы практики и контроля. Качество безмолвия.
Мне хотелось бы поговорить о нечто таком, что я считаю очень важным; понимание этого, возможно, сделает нас способными обрести собственное целостное восприятие жизни без какой бы то было фрагментации, — и это позволит нам действовать целостно, свободно, радостно.
Неудовлетворённые той жизнью, которую мы ведём, поверхностной активностью, которая так малозначима и которой мы стараемся придать значение и смысл, мы всё время ищем какую-то тайну. Но этот поиск, являясь чисто интеллектуальным актом, сам продолжает оставаться поверхностной, обманчивой и в конечном итоге бессмысленной деятельностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42