Наконец пилот погасил это скольжение
кабины, несколько повысив давление в маслопроводе; послышалось легкое
шипение, и кабина повисла неподвижно.
Пилот вылез к ним через люк в середине пола и открыл стенной шкаф, в
котором - наконец-то! - оказались скафандры.
Пиркс несколько воспрянул духом, однако ненадолго. В шкафу было
четыре скафандра: один для пилота, а кроме того, большой, средний и
маленький. Пилот моментально влез в свой скафандр, только шлем не надел и
ждал своих спутников. Лангнер тоже управился быстро. Один Пиркс, красный,
вспотевший и злой, не знал, что делать. Скафандр среднего размера был ему
мал, а большой - чересчур велик. В среднем он упирался головой в донышко
шлема, а в большом болтался, как кокосовое ядро в высохшей скорлупе.
Конечно, ему давали добрые советы. Пилот заметил, что просторный скафандр
всегда лучше тесного, и посоветовал заполнить пустые места бельем из
рюкзака. Он даже предлагал одолжить свое одеяло. Но Пирксу сама мысль
напихать что-то в скафандр представлялась кощунственной, вся его душа
астронавта становилась от этого на дыбы. Завернуться в какие-то тряпки?!
Он надел тот скафандр, что поменьше. Спутники ничего не сказали.
Пилот открыл отверстие шлюзовой камеры, и они вошли туда; пилот повернул
винтовое колесо и открыл выходной люк.
Не будь рядом Лангнера, Пиркс сразу прыгнул бы и, возможно, ухитрился
бы при первом же шаге вывихнуть ногу: до поверхности было метров двадцать,
и если учесть вес скафандра, то даже при здешнем малом притяжении это было
все равно что прыгнуть со второго этажа на рассыпанную груду камней.
Пилот спустил за борт складную лестницу, и они сошли по ней на Луну.
И тут никто их не встречал цветами и не было триумфальных арок.
Кругом - ни души. На расстоянии менее километра от них возвышался
бронированный купол стации "Циолковский", освещенный косыми лучами жуткого
лунного солнца. За станцией виднелась вырубленная в скалах небольшая
посадочная площадка, но она была занята: на ней в два ряда стаяли
транспортные ракеты; они были куда больше, чем та, на которой прилетели
Пиркс и Лангнер.
Их ракета, чуть-чуть скособочившись, покоилась на своей треноге;
камни под ее дюзами почернели, опаленные выхлопным огнем. К западу
местность была почти плоской, если можно назвать плоской ту безбрежную
каменную россыпь, из которой там и сям торчали обломки величиной с
городской дом. К востоку равнина поднималась - сначала отлого, а потом
вереницей почти вертикальных уступов переходила в главный массив
Циолковского; его стена, обманчиво близкая, лежала в тени и была черна как
уголь. Градусов на десять выше хребта пылало солнце; оно так слепило, что
в ту сторону невозможно было смотреть. Пиркс тотчас же опустил дымчатый
фильтр над стеклом шлема, но это мало помогло - разве что не пришлось
щурить глаза.
Осторожно ступая по неустойчивым глыбам, они двинулись к станции.
Свою ракету они сразу же потеряли из виду, так как пришлось пересечь
неглубокую котловину. Станция господствовала над этой котловиной и над
всей округой; ее здание на три четверти углублялось в монолитную каменную
стену, которая была похожа на взорванную крепость, хранившую в своей
памяти еще мезозойские времена. Сходство остро срезанных углов с
оборонительными башнями крепости было поразительно, но лишь издалека: чем
ближе они подходили, тем заметнее "башни" теряли правильность формы,
расплывались, а черные полосы, бегущие по ним, оказывались глубокими
трещинами. По лунным понятиям местность тут была все же относительно
ровная, и двигались они быстро. Каждый шаг вздымал облачко пыли, этой
знаменитой лунной пыли, которая подымалась выше пояса, окутывала людей
молочно-белым облаком и никак не оседала. Шли они поэтому не гуськом, а в
ряд, и когда уже у самой станции Пиркс оглянулся, то увидел весь
пройденный путь: его отмечали три толстые змеистые линии, три извилистые
косы пыли, более светлой, чем любая земная.
Пиркс знал о ней много любопытного. Первые покорители Луны были
поражены этим явлением: насчет пыли они знали, но ведь даже самая мелкая
пыль должна была немедленно оседать в безвоздушном пространстве. А лунная
пыль почему-то не оседала. И, что особенно интересно, только днем. Под
солнцем. Оказалось, что электрические явления здесь протекают не так, как
на Земле. Там существуют атмосферные разряды, молнии, громы, огни святого
Эльма. На Луне, конечно, этого нет. Но камни, бомбардируемые излучением
частиц, заряжаются тем же зарядом, что и покрывающая их пыль. А поскольку
одноименные заряды отталкиваются, то и поднятая пыль из-за
электростатического отталкивания не садится иногда по целому часу. Когда
на солнце много пятен, Луна "пылит" больше. Во время спада солнечной
активности - меньше. Это явление исчезает лишь через несколько часов после
наступления ночи, здешней ужасной ночи, которую можно выдержать только в
специальных двухслойных скафандрах, сконструированных по принципу термоса
и тяжелых, даже здесь чертовски тяжелых.
Эти ученые размышления Пиркса прервались, когда они подошли к
главному входу станции. Приняли их радушно. Увидев научного руководителя
станции профессора Ганшина, Пиркс несколько растерялся. Он был весьма
доволен своим высоким ростом, так как полагал, что это в какой-то мере
скрадывает его толстощекую физиономию. Но Ганшин смотрел на Пиркса сверху
вниз - не в переносном, а прямом смысле слова. А его коллега, физик Пнин,
был еще выше - пожалуй, метра два.
Было там еще трое русских, а может, и больше, но они не показывались:
наверно, несли вахту. На верхнем этаже разместились астрономическая
обсерватория и радиостанция. Наклонный туннель, вырубленный в скале и
забетонированный, вел в отдельное помещение, над куполом которого
неустанно вращались огромные решетки радарных установок; через
иллюминаторы просматривалось на самой вершине хребта нечто вроде
ослепительно-серебристой, симметрично сплетенной паутины - это был главный
радиотелескоп, самый крупный на Луне. К нему можно было добраться за
полчаса по канатной подвесной дороге.
Потом выяснилось, что станция куда больше, чем кажется вначале. В ее
подземельях в огромных резервуарах хранились запасы воды, воздуха и
продуктов. В крыле станции встроенные в расщелину среди скал и совершенно
незаметные из котловины находились преобразователи лучистой энергии Солнца
в электричество. А еще было здесь совершенно изумительное сооружение -
огромная гидропонная оранжерея под куполом из кварца, армированного
сталью; кроме массы цветов и больших резервуаров с какими-то водорослями,
поставлявшими витамины и белки, в самой середине росла банановая пальма.
Пиркс и Лангнер съели по банану, выращенному на Луне. Пнин, посмеиваясь,
объяснил, что бананы не входят в ежедневный рацион сотрудников станции и
предназначены главным образом для гостей.
Лангнер, немного разбиравшийся в лунном строительстве, начал
расспрашивать о конструкции кварцевого купола, который поразил его больше,
чем бананы;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
кабины, несколько повысив давление в маслопроводе; послышалось легкое
шипение, и кабина повисла неподвижно.
Пилот вылез к ним через люк в середине пола и открыл стенной шкаф, в
котором - наконец-то! - оказались скафандры.
Пиркс несколько воспрянул духом, однако ненадолго. В шкафу было
четыре скафандра: один для пилота, а кроме того, большой, средний и
маленький. Пилот моментально влез в свой скафандр, только шлем не надел и
ждал своих спутников. Лангнер тоже управился быстро. Один Пиркс, красный,
вспотевший и злой, не знал, что делать. Скафандр среднего размера был ему
мал, а большой - чересчур велик. В среднем он упирался головой в донышко
шлема, а в большом болтался, как кокосовое ядро в высохшей скорлупе.
Конечно, ему давали добрые советы. Пилот заметил, что просторный скафандр
всегда лучше тесного, и посоветовал заполнить пустые места бельем из
рюкзака. Он даже предлагал одолжить свое одеяло. Но Пирксу сама мысль
напихать что-то в скафандр представлялась кощунственной, вся его душа
астронавта становилась от этого на дыбы. Завернуться в какие-то тряпки?!
Он надел тот скафандр, что поменьше. Спутники ничего не сказали.
Пилот открыл отверстие шлюзовой камеры, и они вошли туда; пилот повернул
винтовое колесо и открыл выходной люк.
Не будь рядом Лангнера, Пиркс сразу прыгнул бы и, возможно, ухитрился
бы при первом же шаге вывихнуть ногу: до поверхности было метров двадцать,
и если учесть вес скафандра, то даже при здешнем малом притяжении это было
все равно что прыгнуть со второго этажа на рассыпанную груду камней.
Пилот спустил за борт складную лестницу, и они сошли по ней на Луну.
И тут никто их не встречал цветами и не было триумфальных арок.
Кругом - ни души. На расстоянии менее километра от них возвышался
бронированный купол стации "Циолковский", освещенный косыми лучами жуткого
лунного солнца. За станцией виднелась вырубленная в скалах небольшая
посадочная площадка, но она была занята: на ней в два ряда стаяли
транспортные ракеты; они были куда больше, чем та, на которой прилетели
Пиркс и Лангнер.
Их ракета, чуть-чуть скособочившись, покоилась на своей треноге;
камни под ее дюзами почернели, опаленные выхлопным огнем. К западу
местность была почти плоской, если можно назвать плоской ту безбрежную
каменную россыпь, из которой там и сям торчали обломки величиной с
городской дом. К востоку равнина поднималась - сначала отлого, а потом
вереницей почти вертикальных уступов переходила в главный массив
Циолковского; его стена, обманчиво близкая, лежала в тени и была черна как
уголь. Градусов на десять выше хребта пылало солнце; оно так слепило, что
в ту сторону невозможно было смотреть. Пиркс тотчас же опустил дымчатый
фильтр над стеклом шлема, но это мало помогло - разве что не пришлось
щурить глаза.
Осторожно ступая по неустойчивым глыбам, они двинулись к станции.
Свою ракету они сразу же потеряли из виду, так как пришлось пересечь
неглубокую котловину. Станция господствовала над этой котловиной и над
всей округой; ее здание на три четверти углублялось в монолитную каменную
стену, которая была похожа на взорванную крепость, хранившую в своей
памяти еще мезозойские времена. Сходство остро срезанных углов с
оборонительными башнями крепости было поразительно, но лишь издалека: чем
ближе они подходили, тем заметнее "башни" теряли правильность формы,
расплывались, а черные полосы, бегущие по ним, оказывались глубокими
трещинами. По лунным понятиям местность тут была все же относительно
ровная, и двигались они быстро. Каждый шаг вздымал облачко пыли, этой
знаменитой лунной пыли, которая подымалась выше пояса, окутывала людей
молочно-белым облаком и никак не оседала. Шли они поэтому не гуськом, а в
ряд, и когда уже у самой станции Пиркс оглянулся, то увидел весь
пройденный путь: его отмечали три толстые змеистые линии, три извилистые
косы пыли, более светлой, чем любая земная.
Пиркс знал о ней много любопытного. Первые покорители Луны были
поражены этим явлением: насчет пыли они знали, но ведь даже самая мелкая
пыль должна была немедленно оседать в безвоздушном пространстве. А лунная
пыль почему-то не оседала. И, что особенно интересно, только днем. Под
солнцем. Оказалось, что электрические явления здесь протекают не так, как
на Земле. Там существуют атмосферные разряды, молнии, громы, огни святого
Эльма. На Луне, конечно, этого нет. Но камни, бомбардируемые излучением
частиц, заряжаются тем же зарядом, что и покрывающая их пыль. А поскольку
одноименные заряды отталкиваются, то и поднятая пыль из-за
электростатического отталкивания не садится иногда по целому часу. Когда
на солнце много пятен, Луна "пылит" больше. Во время спада солнечной
активности - меньше. Это явление исчезает лишь через несколько часов после
наступления ночи, здешней ужасной ночи, которую можно выдержать только в
специальных двухслойных скафандрах, сконструированных по принципу термоса
и тяжелых, даже здесь чертовски тяжелых.
Эти ученые размышления Пиркса прервались, когда они подошли к
главному входу станции. Приняли их радушно. Увидев научного руководителя
станции профессора Ганшина, Пиркс несколько растерялся. Он был весьма
доволен своим высоким ростом, так как полагал, что это в какой-то мере
скрадывает его толстощекую физиономию. Но Ганшин смотрел на Пиркса сверху
вниз - не в переносном, а прямом смысле слова. А его коллега, физик Пнин,
был еще выше - пожалуй, метра два.
Было там еще трое русских, а может, и больше, но они не показывались:
наверно, несли вахту. На верхнем этаже разместились астрономическая
обсерватория и радиостанция. Наклонный туннель, вырубленный в скале и
забетонированный, вел в отдельное помещение, над куполом которого
неустанно вращались огромные решетки радарных установок; через
иллюминаторы просматривалось на самой вершине хребта нечто вроде
ослепительно-серебристой, симметрично сплетенной паутины - это был главный
радиотелескоп, самый крупный на Луне. К нему можно было добраться за
полчаса по канатной подвесной дороге.
Потом выяснилось, что станция куда больше, чем кажется вначале. В ее
подземельях в огромных резервуарах хранились запасы воды, воздуха и
продуктов. В крыле станции встроенные в расщелину среди скал и совершенно
незаметные из котловины находились преобразователи лучистой энергии Солнца
в электричество. А еще было здесь совершенно изумительное сооружение -
огромная гидропонная оранжерея под куполом из кварца, армированного
сталью; кроме массы цветов и больших резервуаров с какими-то водорослями,
поставлявшими витамины и белки, в самой середине росла банановая пальма.
Пиркс и Лангнер съели по банану, выращенному на Луне. Пнин, посмеиваясь,
объяснил, что бананы не входят в ежедневный рацион сотрудников станции и
предназначены главным образом для гостей.
Лангнер, немного разбиравшийся в лунном строительстве, начал
расспрашивать о конструкции кварцевого купола, который поразил его больше,
чем бананы;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21