Двигаясь дальше на восток, 30 мая мы переправились через реку Катавачага. Как только последний человек перешел со льда на берег, лед стал взламываться, и начался ледоход. Предвидя приближение непогоды, мы постарались получше укрыться. Вскоре обрушился целый водопад дождя, переполнивший реку, которая залила наш лагерь и заставила посреди ночи искать убежище на вершине ближайшего холма. Из-за сильного ветра палатку поставить было нельзя, и единственной защитой нам служили пологи, в которые мы завернулись, усевшись спинами к ветру.
В таком положении мы пребывали три дня кряду без крошки во рту до тех пор, пока 3 июня буря немного не утихла. Рано поутру мы отправились в путь, но из-за сырости и холода в последние трое суток мои нижние конечности совсем закоченели, и идти стало весьма трудно.
С 3-го по 8-е наше существование поддерживалось мясом тех редких гусей, что нам удавалось добыть. И вот наконец 8 июня мы встретили первое большое стадо оленей; индейцы подстрелили пятерых животных. Это снова подняло наш дух, а число оленей в стаде вселило надежду, что остаток пути нам удастся преодолеть, не испытывая мук голода.
Потратив какое-то время на еду и разрезание мяса на полоски, мы не стали ждать, пока они высохнут, а привесили их к узлам женщин – таким способом мясо провялилось на солнце и на ветру прямо на ходу. Возможно, это покажется кому-то странным, но приготовленное таким образом мясо не только очень питательно, но и приятно на вкус. Оно очень ценится среди местных жителей, и я заметил, что могу преодолеть гораздо большее расстояние, если поддерживаю свои силы вяленым мясом.
Южные индейцы вялят мясо другим способом – подвешивая его над огнем большого костра; жар вытягивает все ценные соки, и к тому времени, когда мясо высыхает достаточно, чтобы не портиться при хранении, оно становится малопитательным. Тогда оно и в сравнение не идет с провяленным на солнце и ветру или у слабого огня мясом. Правда, европейцам почти всегда больше по вкусу приходится мясо, приготовленное южноиндейским способом.
Девятого июня мы встретились и побеседовали с большой группой северных индейцев, направлявшихся в Нэп-бей, чтобы встретить торговое судно из Черчилла. Взяв некоторое время назад в Форте Принца Уэльского товары в кредит, они теперь несли пушнину в Нэп-бей, чтобы отсрочить уплату долга. Нередко с помощью таких уловок они с успехом обманывают Компанию, терпящую каждый год убытки на кредитах.
Мы не стали тратить время на беседы со встреченными индейцами, а пошли дальше на юго-восток, и в последующие дни нам сопутствовали чудесная теплая погода и удача в охоте. Природа будто пыталась извиниться перед нами за суровость морозов, за испытанные нами муки голода и многочисленные тяготы, повергавшие нас порой в весьма жалкое состояние.
Восемнадцатого июня мы дошли до Эгг-ривер, откуда я отправил с гонцом письмо коменданту крепости Принца Уэльского с сообщением о своем скором прибытии. 26-го мы переправились через Тюленью реку, а утром 29 июня 1772 года я снова оказался под защитой стен Форта Принца Уэльского.
Моя последняя, третья экспедиция заняла восемнадцать месяцев и двадцать три дня. Но с тех пор, как я впервые выступил на поиски Коппермайн, прошло два года и семь месяцев.
* * *
По возвращении с реки Коппермайн Хирн плавал капитаном на бригантине «Шарлотта», а потом в 1774 году был направлен с фактории Йорк в глубь материка для основания почти в центре современной провинции Саскачеван поселения Камберленд-Хаус.
Двумя годами позже его отозвали оттуда и передали ему командование Фортом Принца Уэльского, комендантом которого он оставался вплоть до 1782 года, когда крепость была атакована французскими военными кораблями. У французов было четыреста матросов, а у Хирна – всего тридцать девять солдат и офицеров. Выбора не оставалось – пришлось сдаться. В качестве пленника его отвезли во Францию, а после выкупа он снова через год принял командование крепостью.
Последний раз он побывал в Англии в 1787 году, а в 1792-м умер от водянки – в возрасте сорока семи лет.
Уводящий по Снегу
Снег
Во времена младенчества истории человек уже знал, что на лоно природы влияют некие силы – первоосновы. Древние греки, расположившиеся на берегах своих теплых морей, выделяли четыре элемента: Огонь, Землю, Воздух и Воду. Но мир греков был поначалу неширок и несколько ограничен, поэтому пятый элемент всего сущего был им неведом.
Около 330 года до нашей эры древнегреческий математик-перипатетик Пифей совершил фантастическое для тех времен путешествие на север – до берегов Исландии и далее, в Гренландское море. Там он познал пятый элемент во всем застывшем белом великолепии и, вернувшись в теплое Средиземноморье, приложил все старания, чтобы описать увиденное наилучшим образом. Сограждане путешественника сочли его лжецом – даже обладающие самым живым воображением не могли постичь истинное величие и силу белого вещества, изредка ложившегося легким покрывалом на горние дворцы богов-олимпийцев.
Но вряд ли стоит упрекать их в неспособности представить, сколь велика сила снега. Мы, потомки и наследники древних греков, испытываем по существу сходное затруднение и не сознаем мощи пятой первоосновы.
Как мы представляем себе снег?
Хрупкость рождественских снов, сотканных из темной синевы под перезвон санных колокольчиков.
Суровая реальность застрявшей в сугробах машины, когда колеса буксуют и бесцельно крутятся, целиком разрушая мнение о значимости нашей персоны – кувырком летят назначенные встречи, ломается строго расписанная жизнь.
Призрачный призыв запорошенных женских ресниц зимней ночью.
Решительность мамаш, когда они стягивают со шмыгающих носами ребятишек промокшие пальто и комбинезоны.
Пленительность воспоминаний стариков, пытающихся удержать в памяти, увидеть вновь белые дни своего детства.
Банальность телерекламы кока-колы, зазывно сверкающей на заснеженном склоне Солнечной долины.
Изысканность полной тишины в глубине укутанного снегом леса.
Хрусткий бег лыж и воинственное тарахтение снегохода.
Таким мы видим и знаем снег, но все его образы, известные нам, – только лежащие на поверхности черты многостороннего, калейдоскопического и изменчивого элемента.
Снег, на нашей планете фениксом возрождающийся из собственной растопленной влаги, бессмертен и вездесущ во всей галактике. В космической пустоте необъятные облака снежных кристаллов целую вечность перетекают с места на место. И все же как доказывают умы лучших ученых и острейшие глаза, которыми астрономы, подобно циклопам, вглядываются в межзвездные дали, кристаллы, сверкающие в космической бездне, и снежинки, садящиеся на наши руки и лица тихим декабрьским вечером, по существу одинаковы.
Снег – это тоненькая пластинка снежинки, на секунду присевшая на подоконник. Но снег также «дорожный указатель» пути к Солнечной системе. При взгляде на Марс через телескоп планета предстает как красноватый шар, только на полюсах сидят снежные шапки, а от них до самого экватора местами тянутся отливающие ледяным блеском языки. Подобно тому как антилопа сверкает своим белоснежным зеркальцем вокруг хвоста на равнинах желто-коричневой саванны, Марс сигнализирует дальним мирам, отражая своими снежными равнинами яркие лучи нашего общего солнца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79