Но если я что-либо упустил, твое дело, Аристофан,
дополнить мою речь. Впрочем, может быть, ты собираешься восхвалять этого бога
как-либо иначе - ну, что ж, изволь, кстати и твоя икота прошла.
И Аристофан ответил:
- Да, прошла, но только после того, как я расчихался, и я даже удивляюсь, что
пристойное поведение тела достигается таким шумным и щекотным способом: ведь
икота сразу прошла, стоило мне несколько раз чихнуть.
- Ну что ты делаешь, дорогой, - возразил Аристофану Эриксимах, - ты
острословишь перед началом речи, и мне придется во время твоей речи следить,
чтобы ты не зубоскалил, а ведь ты мог бы говорить без помех.
- Ты прав, Эриксимах, - отвечал со смехом Аристофан, - беру то, что сказал,
обратно. Но следить за мной тебе не придется, ибо не того боюсь я, что скажу
что-нибудь смешное, - это было бы мне на руку и вполне в духе моей Музы, - а
того, что стану посмешищем.
- Так легко тебе от меня не отделаться, Аристофан, - сказал Эриксимах. - Нет,
будь начеку и говори так, словно тебе предстоит держать ответ за свои слова.
А впрочем, я тебе, может быть, еще и дам поблажку.
Речь Аристофана: Эрот как стремление человека к изначальной целостности
- Конечно, Эриксимах, - начал Аристофан, - я намерен говорить не так, как ты
и Павсаний. Мне кажется, что люди совершенно не сознают истинной мощи любви,
ибо, если бы они сознавали ее, они бы воздвигали ей величайшие храмы и алтари
и приносили величайшие жертвы, а меж тем ничего подобного не делается, хотя
все это следует делать в первую очередь. Ведь Эрот - самый человеколюбивый
бог, он помогает людям и врачует недуги, исцеление от которых было бы для
рода человеческого величайшим счастьем. Итак, я попытаюсь объяснить вам его
мощь, а уж вы будете учителями другим.
Раньше, однако, мы должны кое-что узнать о человеческой природе и о том, что
она претерпела. Когда-то наша природа была не такой, как теперь, а совсем
другой. Прежде всего, люди были трех полов, а не двух, как ныне, - мужского и
женского, ибо существовал еще третий пол, который соединял в себе признаки
этих обоих; сам он исчез, и от него сохранилось только имя, ставшее бранным,
- андрогины, и из него видно, что они сочетали в себе вид и наименование
обоих полов - мужского и женского. Кроме того, тело у всех было округлое,
спина не отличалась от груди, рук было четыре, ног столько же, сколько рук, и
у каждого на круглой шее два лица, совершенно одинаковых; голова же у двух
этих лиц, глядевшие в противоположные стороны, была общая, ушей имелось две
пары, срамных частей две, а прочее можно представить себе по всему, что уже
сказано. Передвигался такой человек либо прямо, во весь рост, - так же как мы
теперь, но любой из двух сторон вперед, либо, если торопился, шел колесом,
занося ноги вверх и перекатываясь на восьми конечностях, что позволяло ему
быстро бежать вперед. А было этих полов три, и таковы они были потому, что
мужской искони происходит от Солнца, женский - от Земли, а совмещавший оба
этих - от Луны, поскольку и Луна совмещает оба начала. Что же касается
шаровидности этих существ и их кругового передвижения, то и тут сказывалось
сходство с их прародителями. Страшные своей силой и мощью, они питали великие
замыслы и посягали даже на власть богов, и то, что Гомер говорит об Эфиальте
и Оте, относится к ним: это они пытались совершить восхождение на небо, чтобы
напасть на богов.
И вот Зевс и прочие боги стали совещаться, как поступить с ними, и не знали,
как быть: убить их, поразив род людской громом, как когда-то гигантов, -
тогда боги лишатся почестей и приношений от людей; но и мириться с таким
бесчинством тоже нельзя было. Наконец Зевс, насилу кое-что придумав, говорит:
- Кажется, я нашел способ сохранить людей, и положить конец их буйству,
уменьшив их силу. Я разрежу каждого из них пополам, и тогда они, во-первых,
станут слабее, а во-вторых, полезней для нас, потому что число их увеличится.
И ходить они будут прямо, на двух ногах. А если они и после этого не
угомонятся и начнут буйствовать, я, сказал он, рассеку их пополам снова, и
они запрыгают у меня на одной ножке.
Сказав это, он стал разрезать людей пополам, как разрезают перед засолкой
ягоды рябины или как режут яйцо волоском. И каждому, кого он разрезал,
Аполлон, по приказу Зевса, должен был повернуть в сторону разреза лицо и
половину шеи, чтобы, глядя на свое увечье, человек становился скромней, а все
остальное велено было залечить. И Аполлон поворачивал лица и, стянув отовсюду
кожу, как стягивают мешок, к одному месту, именуемому теперь животом,
завязывал получавшееся посреди живота отверстие - оно и носит ныне название
пупка. Разгладив складки и придав груди четкие очертания, - для этого ему
служило орудие вроде того, каким сапожники сглаживают на колодке складки
кожи, - возле пупка и на животе Аполлон оставлял немного морщин, на память о
прежнем состоянии. И вот когда тела были таким образом рассечены пополам,
каждая половина с вожделением устремлялась к другой своей половине, они
обнимались, сплетались и, страстно желая срастись, умирали от голода и вообще
от бездействия, потому что ничего не хотели делать порознь. И если одна
половина умирала, то оставшаяся в живых выискивала себе любую другую
половину и сплеталась с ней, независимо от того, попадалась ли ей половина
прежней женщины, то есть то, что мы теперь называем женщиной, или прежнего
мужчины. Так они и погибали. Тут Зевс, пожалев их, придумывает другое
устройство: он переставляет вперед срамные их части, которые до того были у
них обращены в ту же стороны, что прежде лицо, так что семя они изливали не
друг в друга, а в землю, как цикады. Переместил же он их срамные части,
установив тем самым оплодотворение женщин мужчинами, для того чтобы при
совокуплении мужчины с женщиной рождались дети и продолжался род, а когда
мужчина сойдется с мужчиной - достигалось все же удовлетворение от соития,
после чего они могли бы передохнуть, взяться за дела и позаботиться о других
своих нуждах. Вот с каких давних пор свойственно людям любовное влечение друг
к другу, которое, соединяя прежние половины, пытается сделать из двух одно и
тем самым исцелить человеческую природу.
Итак, каждый из нас половинка человека, рассеченного на две камбалоподобные
части, и поэтому каждый ищет всегда соответствующую ему половину. Мужчины,
представляющие собой одну из частей того двуполого прежде существа, которое
называлось андрогином, охочи до женщин, и блудодеи в большинстве своем
принадлежат именно к этой породе, а женщины такого происхождения падки до
мужчин и распутны. Женщины же, представляющие собой половинку прежней
женщины, к мужчинам не очень расположены, их больше привлекают женщины, и
лесбиянки принадлежат именно к этой породе. Зато мужчин, представляющих собой
половинку прежнего мужчины, влечет ко всему мужскому: уже в детстве, будучи
дольками существа мужского пола, они любят мужчин, и им нравится лежать и
обниматься с мужчинами. Это самые лучшие из мальчиков и из юношей, ибо они от
природы самые мужественные. Некоторые, правда, называют их бесстыдными, но
это заблуждение: ведут они себя так не по своему бесстыдству, а по своей
смелости, мужественности и храбрости, из пристрастия к собственному подобию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
дополнить мою речь. Впрочем, может быть, ты собираешься восхвалять этого бога
как-либо иначе - ну, что ж, изволь, кстати и твоя икота прошла.
И Аристофан ответил:
- Да, прошла, но только после того, как я расчихался, и я даже удивляюсь, что
пристойное поведение тела достигается таким шумным и щекотным способом: ведь
икота сразу прошла, стоило мне несколько раз чихнуть.
- Ну что ты делаешь, дорогой, - возразил Аристофану Эриксимах, - ты
острословишь перед началом речи, и мне придется во время твоей речи следить,
чтобы ты не зубоскалил, а ведь ты мог бы говорить без помех.
- Ты прав, Эриксимах, - отвечал со смехом Аристофан, - беру то, что сказал,
обратно. Но следить за мной тебе не придется, ибо не того боюсь я, что скажу
что-нибудь смешное, - это было бы мне на руку и вполне в духе моей Музы, - а
того, что стану посмешищем.
- Так легко тебе от меня не отделаться, Аристофан, - сказал Эриксимах. - Нет,
будь начеку и говори так, словно тебе предстоит держать ответ за свои слова.
А впрочем, я тебе, может быть, еще и дам поблажку.
Речь Аристофана: Эрот как стремление человека к изначальной целостности
- Конечно, Эриксимах, - начал Аристофан, - я намерен говорить не так, как ты
и Павсаний. Мне кажется, что люди совершенно не сознают истинной мощи любви,
ибо, если бы они сознавали ее, они бы воздвигали ей величайшие храмы и алтари
и приносили величайшие жертвы, а меж тем ничего подобного не делается, хотя
все это следует делать в первую очередь. Ведь Эрот - самый человеколюбивый
бог, он помогает людям и врачует недуги, исцеление от которых было бы для
рода человеческого величайшим счастьем. Итак, я попытаюсь объяснить вам его
мощь, а уж вы будете учителями другим.
Раньше, однако, мы должны кое-что узнать о человеческой природе и о том, что
она претерпела. Когда-то наша природа была не такой, как теперь, а совсем
другой. Прежде всего, люди были трех полов, а не двух, как ныне, - мужского и
женского, ибо существовал еще третий пол, который соединял в себе признаки
этих обоих; сам он исчез, и от него сохранилось только имя, ставшее бранным,
- андрогины, и из него видно, что они сочетали в себе вид и наименование
обоих полов - мужского и женского. Кроме того, тело у всех было округлое,
спина не отличалась от груди, рук было четыре, ног столько же, сколько рук, и
у каждого на круглой шее два лица, совершенно одинаковых; голова же у двух
этих лиц, глядевшие в противоположные стороны, была общая, ушей имелось две
пары, срамных частей две, а прочее можно представить себе по всему, что уже
сказано. Передвигался такой человек либо прямо, во весь рост, - так же как мы
теперь, но любой из двух сторон вперед, либо, если торопился, шел колесом,
занося ноги вверх и перекатываясь на восьми конечностях, что позволяло ему
быстро бежать вперед. А было этих полов три, и таковы они были потому, что
мужской искони происходит от Солнца, женский - от Земли, а совмещавший оба
этих - от Луны, поскольку и Луна совмещает оба начала. Что же касается
шаровидности этих существ и их кругового передвижения, то и тут сказывалось
сходство с их прародителями. Страшные своей силой и мощью, они питали великие
замыслы и посягали даже на власть богов, и то, что Гомер говорит об Эфиальте
и Оте, относится к ним: это они пытались совершить восхождение на небо, чтобы
напасть на богов.
И вот Зевс и прочие боги стали совещаться, как поступить с ними, и не знали,
как быть: убить их, поразив род людской громом, как когда-то гигантов, -
тогда боги лишатся почестей и приношений от людей; но и мириться с таким
бесчинством тоже нельзя было. Наконец Зевс, насилу кое-что придумав, говорит:
- Кажется, я нашел способ сохранить людей, и положить конец их буйству,
уменьшив их силу. Я разрежу каждого из них пополам, и тогда они, во-первых,
станут слабее, а во-вторых, полезней для нас, потому что число их увеличится.
И ходить они будут прямо, на двух ногах. А если они и после этого не
угомонятся и начнут буйствовать, я, сказал он, рассеку их пополам снова, и
они запрыгают у меня на одной ножке.
Сказав это, он стал разрезать людей пополам, как разрезают перед засолкой
ягоды рябины или как режут яйцо волоском. И каждому, кого он разрезал,
Аполлон, по приказу Зевса, должен был повернуть в сторону разреза лицо и
половину шеи, чтобы, глядя на свое увечье, человек становился скромней, а все
остальное велено было залечить. И Аполлон поворачивал лица и, стянув отовсюду
кожу, как стягивают мешок, к одному месту, именуемому теперь животом,
завязывал получавшееся посреди живота отверстие - оно и носит ныне название
пупка. Разгладив складки и придав груди четкие очертания, - для этого ему
служило орудие вроде того, каким сапожники сглаживают на колодке складки
кожи, - возле пупка и на животе Аполлон оставлял немного морщин, на память о
прежнем состоянии. И вот когда тела были таким образом рассечены пополам,
каждая половина с вожделением устремлялась к другой своей половине, они
обнимались, сплетались и, страстно желая срастись, умирали от голода и вообще
от бездействия, потому что ничего не хотели делать порознь. И если одна
половина умирала, то оставшаяся в живых выискивала себе любую другую
половину и сплеталась с ней, независимо от того, попадалась ли ей половина
прежней женщины, то есть то, что мы теперь называем женщиной, или прежнего
мужчины. Так они и погибали. Тут Зевс, пожалев их, придумывает другое
устройство: он переставляет вперед срамные их части, которые до того были у
них обращены в ту же стороны, что прежде лицо, так что семя они изливали не
друг в друга, а в землю, как цикады. Переместил же он их срамные части,
установив тем самым оплодотворение женщин мужчинами, для того чтобы при
совокуплении мужчины с женщиной рождались дети и продолжался род, а когда
мужчина сойдется с мужчиной - достигалось все же удовлетворение от соития,
после чего они могли бы передохнуть, взяться за дела и позаботиться о других
своих нуждах. Вот с каких давних пор свойственно людям любовное влечение друг
к другу, которое, соединяя прежние половины, пытается сделать из двух одно и
тем самым исцелить человеческую природу.
Итак, каждый из нас половинка человека, рассеченного на две камбалоподобные
части, и поэтому каждый ищет всегда соответствующую ему половину. Мужчины,
представляющие собой одну из частей того двуполого прежде существа, которое
называлось андрогином, охочи до женщин, и блудодеи в большинстве своем
принадлежат именно к этой породе, а женщины такого происхождения падки до
мужчин и распутны. Женщины же, представляющие собой половинку прежней
женщины, к мужчинам не очень расположены, их больше привлекают женщины, и
лесбиянки принадлежат именно к этой породе. Зато мужчин, представляющих собой
половинку прежнего мужчины, влечет ко всему мужскому: уже в детстве, будучи
дольками существа мужского пола, они любят мужчин, и им нравится лежать и
обниматься с мужчинами. Это самые лучшие из мальчиков и из юношей, ибо они от
природы самые мужественные. Некоторые, правда, называют их бесстыдными, но
это заблуждение: ведут они себя так не по своему бесстыдству, а по своей
смелости, мужественности и храбрости, из пристрастия к собственному подобию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17