Мауи в таких случаях оставался рядом, занимаясь, чем хотел, пока не слышал «давай!», после чего ударял по мячу. Паузу можно было затянуть до целой минуты. Мауи очень сердился из-за того, что вынужден был ждать, но все-таки ждал.
Далее, Ренди и Питер закрепили сигнал поправки «неверно», чрезвычайно полезный для дрессировки. Они говорили, например: «Пака, обруч. Давай!», но, если Пака поворачивал к мячу, дрессировщик мог сказать «неверно!», и дельфин останавливался. Кроме того – и вот это, по-моему, бесспорно свидетельствует о смышлености дельфина, – они могли сказать: «Пака, прыгай. Неверно. Обруч. Давай!», и Пака проплывал сквозь обруч вместо того, чтобы выполнять отмененную команду.
Этот эксперимент, конечно, включал и задачу добиться того, чтобы дельфины отвечали какими-либо звуками. Поскольку второй преобразователь еще не был готов, Ренди и Питер установили в бассейне гидрофон, чтобы слышать свист дельфинов, и подсоединили его к спектроанализатору, регистрировавшему на бумажной ленте звуки, испускавшиеся животными. Затем, решая только на слух (задача дьявольски трудная!), насколько в этот раз звук оказался более точным, чем раньше, они обучили Мауи и Паку воспроизводить несколько сигналов-команд. Так, дрессировщик говорил: «Мауи, мяч, повтори: давай», преобразователь издавал четыре коротких свиста, по одному на каждое слово, и Мауи вместо того, чтобы бить по мячу, в свою очередь свистел – настолько тихо, что я почти не различала его свиста, однако сонограмма показывала, что свист Мауи с абсолютной точностью воспроизводил свист-сигнал преобразователя, означающий «мяч».
На мой взгляд, это было замечательным достижением дрессировки, но и только. Уэйн Батто просто взбесился, когда я небрежно предложила повторить их эксперимент, используя в качестве сигналов не звуки, а разноцветные флажки. К сожалению, преобразователь дельфиньих звуков в человеческие так и не был создан. С его помощью дельфины действительно могли бы научиться подавать сигналы людям и даже изобретать собственные сигналы. Может быть, из этого и развилось бы что-то вроде языка. Поскольку преобразователь лучше всего работал с гласными звуками, а гавайский язык состоит в основном из гласных, для многих сигналов использовались гавайские слова. Мы все согласились, что было бы просто великолепно, если бы первый по-настоящему говорящий дельфин говорил по-гавайски. Но трагическая гибель Уэйна Батто (он утонул) положила конец этому эксперименту.
Некоторое время спустя Грегори как-то спросил меня за столиком в «Камбузе»:
– А вы слышали про людей, которые учат шимпанзе говорить?
– Нет, – ответила я скучным голосом. Слишком уж много было абсолютно бесплодных попыток добиться, чтобы шимпанзе произносили слова человеческой речи, на что они физически не способны.
– Они учат их амслену, – продолжал Грегори. – Это американский язык жестов, которым пользуются многие глухонемые.
Я сразу загорелась. Вот из чего мог выйти толк! Ведь и шимпанзе и человек жестикулируют с одинаковой легкостью, они видят жесты друг друга и способны их понимать. Необходимость в громоздкой аппаратуре отпадает и можно создать практичную систему двустороннего действия.
Этот эксперимент оказался чрезвычайно успешным и получил широкую известность. При первом же удобном случае я побывала в Невадском университете у Алана и Беатрисы Гарднеров, которые первыми разработали этот метод. Я показала им фильмы о моих дельфинах, а они за это целый вечер показывали мне свои фильмы и рассказывали. Кроме того, я навестила Уошо, их первого шимпанзе, с которым теперь работает в Оклахомском университете Роджер Футс, один из сотрудников Гарднеров, а также других шимпанзе, учивших амслен как сумасшедшие. Эти чертовы шимпанзе действительно могут говорить! Они даже болтают. И придумывают собственные слова. И составляют предложения. Шутят и обзывают друг друга. В их словарь входит сто с лишним слов. Их возможностям словно бы нет предела. В настоящий момент ведутся другие разнообразные эксперименты, в которых используются пластмассовые символы, кнопочные панели компьютеров, а также другие словозаменители и которые со все большей ясностью устанавливают ошеломляющий факт, что животные – во всяком случае, человекообразные обезьяны – действительно могут пользоваться языком.
Я считаю, что вполне можно выработать искусственный, но взаимопонятный двусторонний код для общения с целым рядом животных, если подобрать для него средства, равно удобные как нам, так и самим животным. Я убеждена, что очень сложная система общения между хорошо обученными лошадьми (например, лошадьми ковбоев) и их наездниками включает и чисто индивидуальный взаимовыработанный язык, который опирается на осязание. Мне кажется, было бы интересно повторить с дельфинами (внеся необходимые изменения) ставшие уже классическими эксперименты, которые были разработаны для шимпанзе, – просто чтобы доказать, что это возможно. Несомненно, дельфин мог бы пользоваться кнопочной компьютерной панелью. Однако для демонстрации того, что «язык» можно развить у животного, совершенно не похожего на человека, больше всего подошел бы слон.
В 1966 году я отправилась в турне с лекциями о дельфинах и, в частности, посетила Бостон. Там наш друг Билл Паркер, ведущий научные изыскания для военно-морского ведомства, предложил познакомить меня с Берресом Фредериком Скиннером, создателем оперантного научения и экспериментального исследования поведения.
Из моего дневника, 22 апреля 1966 года
Завтракала с Биллом Паркером и его приятельницей, а потом мы отправились к Скиннеру, который оказался совершенно не таким, как я себе представляла. Говорили, что он очень холоден и сдержан, а я увидела обаятельнейшего веселого гнома, удивительно приветливого и живо всем интересующегося. Мы осмотрели его лаборатории по изучению поведения животных, а я показала ему и еще десятку человек свои фильмы о дельфинах, и они им всем очень понравились. Потом мы обедали и пили эль. Скиннер настоял, что платить за обед будет он. Назад мы шли через Гарвардский академический городок, которым Скиннер очень гордится. Он показал мне коллекцию редких книг в библиотеке Уайднера. Я снимала его кинокамерой, а он подарил мне две свои книги и несколько оттисков, и я поговорила с Дебби, его красавицей дочкой – летом она, возможно, будет работать у нас дрессировщицей. Скиннер собирается приехать в Гонолулу прочесть лекцию – тем больше оснований, чтобы Дебби тоже поехала туда.
Лаборатории производят жутковатое впечатление. Два помещения с электронным оборудованием, где стоит несмолкающий тихий гул, и помещение с небольшими ящиками: внутри каждого ящика сидит полностью скрытый от глаз голубь или крыса, а научение производится с помощью невообразимо сложного электронного оборудования. Дальше идут помещения, где голуби и крысы сидят в клетках, порученные заботам двух умных и добрых людей – пожилой женщины и молодого человека, которые напомнили мне старшую сестру и усердного санитара в какой-нибудь больнице.
Аспирант составляет план своей работы, создает свою паутину электронных связей и раз в день является, чтобы забрать километры выданной компьютером информации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Далее, Ренди и Питер закрепили сигнал поправки «неверно», чрезвычайно полезный для дрессировки. Они говорили, например: «Пака, обруч. Давай!», но, если Пака поворачивал к мячу, дрессировщик мог сказать «неверно!», и дельфин останавливался. Кроме того – и вот это, по-моему, бесспорно свидетельствует о смышлености дельфина, – они могли сказать: «Пака, прыгай. Неверно. Обруч. Давай!», и Пака проплывал сквозь обруч вместо того, чтобы выполнять отмененную команду.
Этот эксперимент, конечно, включал и задачу добиться того, чтобы дельфины отвечали какими-либо звуками. Поскольку второй преобразователь еще не был готов, Ренди и Питер установили в бассейне гидрофон, чтобы слышать свист дельфинов, и подсоединили его к спектроанализатору, регистрировавшему на бумажной ленте звуки, испускавшиеся животными. Затем, решая только на слух (задача дьявольски трудная!), насколько в этот раз звук оказался более точным, чем раньше, они обучили Мауи и Паку воспроизводить несколько сигналов-команд. Так, дрессировщик говорил: «Мауи, мяч, повтори: давай», преобразователь издавал четыре коротких свиста, по одному на каждое слово, и Мауи вместо того, чтобы бить по мячу, в свою очередь свистел – настолько тихо, что я почти не различала его свиста, однако сонограмма показывала, что свист Мауи с абсолютной точностью воспроизводил свист-сигнал преобразователя, означающий «мяч».
На мой взгляд, это было замечательным достижением дрессировки, но и только. Уэйн Батто просто взбесился, когда я небрежно предложила повторить их эксперимент, используя в качестве сигналов не звуки, а разноцветные флажки. К сожалению, преобразователь дельфиньих звуков в человеческие так и не был создан. С его помощью дельфины действительно могли бы научиться подавать сигналы людям и даже изобретать собственные сигналы. Может быть, из этого и развилось бы что-то вроде языка. Поскольку преобразователь лучше всего работал с гласными звуками, а гавайский язык состоит в основном из гласных, для многих сигналов использовались гавайские слова. Мы все согласились, что было бы просто великолепно, если бы первый по-настоящему говорящий дельфин говорил по-гавайски. Но трагическая гибель Уэйна Батто (он утонул) положила конец этому эксперименту.
Некоторое время спустя Грегори как-то спросил меня за столиком в «Камбузе»:
– А вы слышали про людей, которые учат шимпанзе говорить?
– Нет, – ответила я скучным голосом. Слишком уж много было абсолютно бесплодных попыток добиться, чтобы шимпанзе произносили слова человеческой речи, на что они физически не способны.
– Они учат их амслену, – продолжал Грегори. – Это американский язык жестов, которым пользуются многие глухонемые.
Я сразу загорелась. Вот из чего мог выйти толк! Ведь и шимпанзе и человек жестикулируют с одинаковой легкостью, они видят жесты друг друга и способны их понимать. Необходимость в громоздкой аппаратуре отпадает и можно создать практичную систему двустороннего действия.
Этот эксперимент оказался чрезвычайно успешным и получил широкую известность. При первом же удобном случае я побывала в Невадском университете у Алана и Беатрисы Гарднеров, которые первыми разработали этот метод. Я показала им фильмы о моих дельфинах, а они за это целый вечер показывали мне свои фильмы и рассказывали. Кроме того, я навестила Уошо, их первого шимпанзе, с которым теперь работает в Оклахомском университете Роджер Футс, один из сотрудников Гарднеров, а также других шимпанзе, учивших амслен как сумасшедшие. Эти чертовы шимпанзе действительно могут говорить! Они даже болтают. И придумывают собственные слова. И составляют предложения. Шутят и обзывают друг друга. В их словарь входит сто с лишним слов. Их возможностям словно бы нет предела. В настоящий момент ведутся другие разнообразные эксперименты, в которых используются пластмассовые символы, кнопочные панели компьютеров, а также другие словозаменители и которые со все большей ясностью устанавливают ошеломляющий факт, что животные – во всяком случае, человекообразные обезьяны – действительно могут пользоваться языком.
Я считаю, что вполне можно выработать искусственный, но взаимопонятный двусторонний код для общения с целым рядом животных, если подобрать для него средства, равно удобные как нам, так и самим животным. Я убеждена, что очень сложная система общения между хорошо обученными лошадьми (например, лошадьми ковбоев) и их наездниками включает и чисто индивидуальный взаимовыработанный язык, который опирается на осязание. Мне кажется, было бы интересно повторить с дельфинами (внеся необходимые изменения) ставшие уже классическими эксперименты, которые были разработаны для шимпанзе, – просто чтобы доказать, что это возможно. Несомненно, дельфин мог бы пользоваться кнопочной компьютерной панелью. Однако для демонстрации того, что «язык» можно развить у животного, совершенно не похожего на человека, больше всего подошел бы слон.
В 1966 году я отправилась в турне с лекциями о дельфинах и, в частности, посетила Бостон. Там наш друг Билл Паркер, ведущий научные изыскания для военно-морского ведомства, предложил познакомить меня с Берресом Фредериком Скиннером, создателем оперантного научения и экспериментального исследования поведения.
Из моего дневника, 22 апреля 1966 года
Завтракала с Биллом Паркером и его приятельницей, а потом мы отправились к Скиннеру, который оказался совершенно не таким, как я себе представляла. Говорили, что он очень холоден и сдержан, а я увидела обаятельнейшего веселого гнома, удивительно приветливого и живо всем интересующегося. Мы осмотрели его лаборатории по изучению поведения животных, а я показала ему и еще десятку человек свои фильмы о дельфинах, и они им всем очень понравились. Потом мы обедали и пили эль. Скиннер настоял, что платить за обед будет он. Назад мы шли через Гарвардский академический городок, которым Скиннер очень гордится. Он показал мне коллекцию редких книг в библиотеке Уайднера. Я снимала его кинокамерой, а он подарил мне две свои книги и несколько оттисков, и я поговорила с Дебби, его красавицей дочкой – летом она, возможно, будет работать у нас дрессировщицей. Скиннер собирается приехать в Гонолулу прочесть лекцию – тем больше оснований, чтобы Дебби тоже поехала туда.
Лаборатории производят жутковатое впечатление. Два помещения с электронным оборудованием, где стоит несмолкающий тихий гул, и помещение с небольшими ящиками: внутри каждого ящика сидит полностью скрытый от глаз голубь или крыса, а научение производится с помощью невообразимо сложного электронного оборудования. Дальше идут помещения, где голуби и крысы сидят в клетках, порученные заботам двух умных и добрых людей – пожилой женщины и молодого человека, которые напомнили мне старшую сестру и усердного санитара в какой-нибудь больнице.
Аспирант составляет план своей работы, создает свою паутину электронных связей и раз в день является, чтобы забрать километры выданной компьютером информации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76