А одного из институтских дельфинов выдрессировали для работы в открытом море. Во время зимнего лекционного турне я побывала в чикагской редакции «Царства дикой природы», и в результате они вместе с нами подготовили телевизионную программу об одомашнивании дельфинов для работы в открытом море. В ней принял участие Скотт с молодым институтским самцом афалины по кличке Леле (что значит «прыжок»). Скотт под присмотром Ингрид Кан выдрессировал Леле носить поноску, подчиняться отзывному сигналу, а также вплывать в клетку и выплывать из нее. Мы выпустили Леле в море у берега, и он продемонстрировал свое умение перед телевизионными камерами, а звезды программы Марлин Перкинс и Стэн Брок подыгрывали ему на вторых ролях. «Макаи-Рейндж» пошла навстречу телекомпании настолько, что погрузила «Эгир» на несколько метров рядом с пирсом, и это позволило запечатлеть на кинопленке, как Перкинс и Брок возятся возле «Эгира», а Леле таскает им всякие предметы. Кроме того, «Макаи-Рейндж» разрешила снять, как два ее аквалангиста выплывают из тамбура «Эгира» и возвращаются в него на глубине 15 метров – эти глубоководные кадры потом монтировались с кадрами работающего Леле.
Когда съемки закончились, у Скотта и Леле оказалось, много свободного времени, а потому ничто не мешало привлечь их к решению проблемы, с которой столкнулся Джон Линдберг. Выбрав для дрессировки Бухту Бейтсона, очень большой, глубокий и просторный бассейн, Скотт начал работу с Леле, обучая его оставлять опознавательные знаки возле предметов на дне.
Использовать дельфина для подводных поисков можно, только добившись, чтобы он умел как-то отличать те предметы, которые вас интересуют. В этом вся трудность: если он примется усердно таскать на поверхность старые покрышки и пустые бутылки из-под кока-колы, это вас вряд ли обрадует. Дрессировщики ВМС рассказывали мне, сколько усилий они затрачивали на то, чтобы научить дельфинов распознавать определенные очертания или с помощью сонара узнавать предметы, сделанные из алюминия. Я подошла к вопросу по-другому: пусть дельфин сам решает, как ему узнавать искомый объект. Мы сформулировали задачу так: «Помечай все обломки самолета», а что будет думать по этому поводу Леле, меня не интересовало. И вот наш приятель скульптор Мик Браунли пошел на склад утиля и купил для меня обломки самолета. Скотти побросал их в бассейн вперемешку с разбитыми ящиками, обломками стиральной машины, камнями и еще всякой всячиной, и начал поощрять Леле, только когда он метил куски самолета. И Леле научился правильно их отличать.
Когда Леле как будто полностью разобрался в ситуации, Скотти и еще несколько дрессировщиков в свободное время соорудили под пирсом загон, натянув между четырьмя сваями старую проволочную сетку. Ограда получилась не ахти какая надежная – Леле то и дело из нее выбирался, – но все-таки это был загон. Кроме того, Скотт пользовался плавучей клеткой, в которой прежде мы буксировали Каи и Хоу. Когда загон требовал починки, Леле на день-два водворяли в клетку. Ингрид Кан и Скотт перенесли обломки самолета на пирс, побросали их в воду, и Леле начал учиться носить к ним опознавательный знак, привязанный к большой спиннинговой катушке.
На третий день работы Леле свернул не в ту сторону и уронил знак там, где словно бы ничего не было. Несколько раз знак вытаскивали, а Леле оставался без рыбы, но он упорно плыл к тому же месту. Наконец Скотт надел маску и нырнул проверить, в чем дело. Все оказалось очень просто: Леле обнаружил старый блок цилиндров, глубоко ушедший в кораллы! В восприятии Леле блок отвечал заданным критериям, и он принял его за обломок самолета.
Скотт и Ингрид занимались с Леле все лето, хотя и не систематически. Он научился следовать за лодкой и работать на глубине около 15 метров. Сотрудники «Макаи-Рейндж» потеряли где-то возле берега кинокамеру для подводных съемок, а потому мы изменили критерий примерно на такой: «Отмечай все, что сделано руками человека и величиной превосходит ведерко». Леле находил якоря, моторы, рыболовные снасти. И даже нашел целый самолет – разбившийся истребитель времен второй мировой войны, который пролежал погребенный в песке и кораллах лет тридцать. Поднимать его никто не собирался, но все равно мы очень гордились Леле.
Поскольку средств на эксперимент нам не выделили, вести работу с Леле дальше от берега было трудно. Выклянчить свободную моторку удавалось редко, а потому мы очень редко расставались с пирсом. На то, что научно-исследовательское управление ВМС предоставит в мое распоряжение средства на катер и аквалангистов для работы с Леле в открытом море, рассчитывать не приходилось, а без аквалангистов невозможно было определять, верный ли выбор делает Леле на начальных этапах дрессировки. В это время «Макаи-Рейндж» с помощью подводных лодок и камер вела поиски десантного судна, затонувшего в этих водах и унесенного приливами и течениями куда-то в сторону от места его гибели. Нам страшно хотелось отыскать его с помощью Леле, но вести розыски было просто не на чем.
Скотти снабдил свою доску для серфинга упором для толкания и обучил Леле возить себя на ней. Во время обеденного перерыва бывало очень приятно спуститься в бухту Куму неподалеку от пирса и наблюдать, как Скотт и Леле летят рядом по волнам к берегу, а потом Леле везет Скотта на доске за линию прибоя.
Маленькая клетка сильно пострадала от бури, а соленая вода мало-помалу разрушала загон под пирсом. Наша работа с Леле продвинулась не настолько далеко, чтобы заинтересовать Линдберга, и в конце концов нам пришлось вернуть Леле в институтский бассейн.
Однако я не могла так просто отказаться от идеи держать наготове дрессированного дельфина для нужд «Макаи-Рейндж» – просто чтобы посмотреть, что получится из постоянного ежедневного общения, – и в конце концов ВМС, сжалившись надо мной, одолжили нам плавучий загон, со всех сторон окруженный крепкими мостками. На следующее лето мы поместили Леле в этот загон, а когда его характер начал немного портиться от одиночества, подсадили к нему совсем еще не дрессированную самку афалины по кличке Авакеа. Теперь Скотт был очень занят работой в Институте и у него почти не оставалось времени на возню с животными в открытом море. Леле и Авакеа заботились о себе сами. Они научились выпрыгивать из загона и возвращаться в него, когда хотели, и почти весь день околачивались возле пирса, развлекаясь тем, что надоедали аквалангистам и рыбакам. Далеко не всем аквалангистам «Макаи-Рейндж», занятым ремонтом «Эгира» или другими подводными работами, нравилось, что вокруг шныряет дельфин. Зато другие извлекали из этого много удовольствия, хотя у дельфинов есть манера с любопытством просовывать рыло между вашим лицом и руками, если им хочется посмотреть, что вы делаете. Леле и Авакеа скоро разобрались, кто рад их обществу, а кто нет, и в целом вели себя очень вежливо. Они послушно возвращались назад в свой загон утром и вечером, когда Скотт или кто-нибудь еще из дрессировщиков приходил их кормить. Ночь они обычно проводили в загоне. Вообще они явно считали загон своим убежищем и прыгали в него всякий раз, когда чего-то пугались, например приближения незнакомого судна.
Нам не приходило в голову, что на мелководье возле пирса дельфинов могут подстерегать какие-либо реальные опасности, но скоро Скотт обнаружил, что дельфины не зря ценят загон как убежище:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Когда съемки закончились, у Скотта и Леле оказалось, много свободного времени, а потому ничто не мешало привлечь их к решению проблемы, с которой столкнулся Джон Линдберг. Выбрав для дрессировки Бухту Бейтсона, очень большой, глубокий и просторный бассейн, Скотт начал работу с Леле, обучая его оставлять опознавательные знаки возле предметов на дне.
Использовать дельфина для подводных поисков можно, только добившись, чтобы он умел как-то отличать те предметы, которые вас интересуют. В этом вся трудность: если он примется усердно таскать на поверхность старые покрышки и пустые бутылки из-под кока-колы, это вас вряд ли обрадует. Дрессировщики ВМС рассказывали мне, сколько усилий они затрачивали на то, чтобы научить дельфинов распознавать определенные очертания или с помощью сонара узнавать предметы, сделанные из алюминия. Я подошла к вопросу по-другому: пусть дельфин сам решает, как ему узнавать искомый объект. Мы сформулировали задачу так: «Помечай все обломки самолета», а что будет думать по этому поводу Леле, меня не интересовало. И вот наш приятель скульптор Мик Браунли пошел на склад утиля и купил для меня обломки самолета. Скотти побросал их в бассейн вперемешку с разбитыми ящиками, обломками стиральной машины, камнями и еще всякой всячиной, и начал поощрять Леле, только когда он метил куски самолета. И Леле научился правильно их отличать.
Когда Леле как будто полностью разобрался в ситуации, Скотти и еще несколько дрессировщиков в свободное время соорудили под пирсом загон, натянув между четырьмя сваями старую проволочную сетку. Ограда получилась не ахти какая надежная – Леле то и дело из нее выбирался, – но все-таки это был загон. Кроме того, Скотт пользовался плавучей клеткой, в которой прежде мы буксировали Каи и Хоу. Когда загон требовал починки, Леле на день-два водворяли в клетку. Ингрид Кан и Скотт перенесли обломки самолета на пирс, побросали их в воду, и Леле начал учиться носить к ним опознавательный знак, привязанный к большой спиннинговой катушке.
На третий день работы Леле свернул не в ту сторону и уронил знак там, где словно бы ничего не было. Несколько раз знак вытаскивали, а Леле оставался без рыбы, но он упорно плыл к тому же месту. Наконец Скотт надел маску и нырнул проверить, в чем дело. Все оказалось очень просто: Леле обнаружил старый блок цилиндров, глубоко ушедший в кораллы! В восприятии Леле блок отвечал заданным критериям, и он принял его за обломок самолета.
Скотт и Ингрид занимались с Леле все лето, хотя и не систематически. Он научился следовать за лодкой и работать на глубине около 15 метров. Сотрудники «Макаи-Рейндж» потеряли где-то возле берега кинокамеру для подводных съемок, а потому мы изменили критерий примерно на такой: «Отмечай все, что сделано руками человека и величиной превосходит ведерко». Леле находил якоря, моторы, рыболовные снасти. И даже нашел целый самолет – разбившийся истребитель времен второй мировой войны, который пролежал погребенный в песке и кораллах лет тридцать. Поднимать его никто не собирался, но все равно мы очень гордились Леле.
Поскольку средств на эксперимент нам не выделили, вести работу с Леле дальше от берега было трудно. Выклянчить свободную моторку удавалось редко, а потому мы очень редко расставались с пирсом. На то, что научно-исследовательское управление ВМС предоставит в мое распоряжение средства на катер и аквалангистов для работы с Леле в открытом море, рассчитывать не приходилось, а без аквалангистов невозможно было определять, верный ли выбор делает Леле на начальных этапах дрессировки. В это время «Макаи-Рейндж» с помощью подводных лодок и камер вела поиски десантного судна, затонувшего в этих водах и унесенного приливами и течениями куда-то в сторону от места его гибели. Нам страшно хотелось отыскать его с помощью Леле, но вести розыски было просто не на чем.
Скотти снабдил свою доску для серфинга упором для толкания и обучил Леле возить себя на ней. Во время обеденного перерыва бывало очень приятно спуститься в бухту Куму неподалеку от пирса и наблюдать, как Скотт и Леле летят рядом по волнам к берегу, а потом Леле везет Скотта на доске за линию прибоя.
Маленькая клетка сильно пострадала от бури, а соленая вода мало-помалу разрушала загон под пирсом. Наша работа с Леле продвинулась не настолько далеко, чтобы заинтересовать Линдберга, и в конце концов нам пришлось вернуть Леле в институтский бассейн.
Однако я не могла так просто отказаться от идеи держать наготове дрессированного дельфина для нужд «Макаи-Рейндж» – просто чтобы посмотреть, что получится из постоянного ежедневного общения, – и в конце концов ВМС, сжалившись надо мной, одолжили нам плавучий загон, со всех сторон окруженный крепкими мостками. На следующее лето мы поместили Леле в этот загон, а когда его характер начал немного портиться от одиночества, подсадили к нему совсем еще не дрессированную самку афалины по кличке Авакеа. Теперь Скотт был очень занят работой в Институте и у него почти не оставалось времени на возню с животными в открытом море. Леле и Авакеа заботились о себе сами. Они научились выпрыгивать из загона и возвращаться в него, когда хотели, и почти весь день околачивались возле пирса, развлекаясь тем, что надоедали аквалангистам и рыбакам. Далеко не всем аквалангистам «Макаи-Рейндж», занятым ремонтом «Эгира» или другими подводными работами, нравилось, что вокруг шныряет дельфин. Зато другие извлекали из этого много удовольствия, хотя у дельфинов есть манера с любопытством просовывать рыло между вашим лицом и руками, если им хочется посмотреть, что вы делаете. Леле и Авакеа скоро разобрались, кто рад их обществу, а кто нет, и в целом вели себя очень вежливо. Они послушно возвращались назад в свой загон утром и вечером, когда Скотт или кто-нибудь еще из дрессировщиков приходил их кормить. Ночь они обычно проводили в загоне. Вообще они явно считали загон своим убежищем и прыгали в него всякий раз, когда чего-то пугались, например приближения незнакомого судна.
Нам не приходило в голову, что на мелководье возле пирса дельфинов могут подстерегать какие-либо реальные опасности, но скоро Скотт обнаружил, что дельфины не зря ценят загон как убежище:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76