— Ах ты, гнида! — воскликнул Миша, вытираясь; и тут же тремя резкими ударами в рожу старика поверг того на грязный тротуар, а потом стал бить его пяткой по хребту, наслаждаясь сотрясанием стариковской спины в синем плаще.
— Помогите… — стонал старик, захлебываясь слезами и соплями.
— Сейчас я тебя кончу, — жестко сказал Миша Оно, осматриваясь по сторонам, чтобы найти орудие убийства. Но в этот миг он увидел на горизонте улицы неприятный силуэт милиционера, который направлялся в их сторону, чтобы ликвидировать безобразное избиение старого человека. Миша коротко выругался, плюнул на тело старика и стал быстро улепетывать, чтобы его не арестовали, поскольку он не хотел сидеть сейчас в скучной камере и молиться о легком приговоре. Он был молод и был готов жить вечно. Он бежал и плакал, сознавая различие
добра и зла; улицы были пусты и изумительно угрюмы. Миша Оно посмотрел назад, как в прошлое, и пошел в гости.
— Это было чудесно! — крикнул ему вдогонку оживший довольный старик. — Я жду тебя, мой милый, я хочу…
— Когда-нибудь я вернусь тебя зарезать, — тихо сказал Миша сам себе и вошел в подъезд — передохнуть и подумать.
Подъезд перед ним расцветал прелестью сторон света, и был наполнен упоительно-грязным воздухом пошлой любви и старых удовольствий, которые, словно детский портвейн, всегда присутствовали внутри личности душевного существа. Миша, улыбаясь, глядел на истерзанные жизнью стены внутреннего содержания подъезда; он любил их; они были самим бытием — полем боя и креслом для отдыха, всегда окружающим тебя простором, который не может предать, словно настоящая любимая, и вдохновенным уголком уединения, первых признаний и новых тайн.
— Да здравствует то, что здесь! — с некоторой грустью сказал Миша Оно и вышел из подъезда.
И он шел дальше по грязной улице, где стояли мусорные баки, внутри которых сверкал разноцветный и разнообразный мусор, отражающий мир, произведший этот мусор на белый свет в таком виде, и где все дома, окаймляющие улицу, были обшарпанными, одинаковыми и безобразными; и в окнах были видны злые жители, желающие съесть обильный обед и уснуть, хлопнув жену по заднице, и эти жители мрачно смотрели на путь Миши Оно, узнавая в его лице надменного неприятеля своих прошлых жизней. Миша очень любил эту часть окружающей его действительности и с наслаждением ступал ногами по искореженному асфальту, желая остановить нынешний вдохновенный миг своего существования, который был сейчас с ним и который собирался уже сгинуть и уйти неизвестно куда, как и все прочие моменты, бывшие раньше законной собственностью того, кто их переживает.
— Все бесполезно, все в прошлом, — печально проговорил Миша, вспомнив какие-то свои прогулки здесь, во время, когда он был старенькой бабушкой, болеющей тромбофлебитом.
Через несколько метров улица кончилась, и Миша вышел на некий пустырь, где лежали трубы, пустые бутылки и бумажки. Он пересекал этот пустырь, представляя себя космонавтом, который идет по чужому грунту и изумляется фактом своего истинного присутствия там.
— Замечательный пустырь! — отметил Миша эту секунду одной из своих жизней и подошел к невысокому серому дому, имеющему множество подъездов, столь же гениальных, как и уже описанный. Миша открыл дверь и вошел внутрь. Через какую-то часть времени он уже нажимал кнопку звонка квартиры на пятом этаже, справа от лифта.
Женская особь открыла дверь и посмотрела вперед.
— Здравствуй, моя милая, моя позапрошлая любовь, моя трагическая невеста, мой лучший античный друг! Я так ждал этой встречи; ты словно не существуешь для меня; ты есть ты, ты есть восторг, история и цель, я знал твои глаза и губы и твою дружбу, мы столько всего делали вместе, мы пили, целовались и шли по длинной дороге ночью; мы входили в города и обнимались в мрачных подъездах, мы дрались на шпагах и были готовы дать друг другу яд, мы смотрели друг на друга пронзительным взглядом истинного бытия, мы читали одну книгу в постели, мы воевали в пустыне с племенем умных и злых негров, и мы опять есть! — сказал Миша Оно.
— Это не я, это Петрович, — ответила женщина, отходя в сторону от дверного прохода. Миша ворвался в коридор и увидел Петровича, сидящего где-то рядом с окном. Он был очень стар и почти спал.
— Я обижен! — гневно сказал Миша, проходя в комнату.
В ней находились:
Семен Дыбченко (в прошлом — Андрей Узюк, Леопольд Христос, Анна Дай, Петя Жуев, Эрдене Болт, Катя, Пуки-Пуки, Жэлдо Мора Куинджи Петер-Долмач. Свиньин-сын-Власа, Владимир Ильич Коваленко, Миша Росляков. Параша Нефертити, Сергей Шульман, Любомудр Вереск, Сиявуш ибн Алейкум, Жу-Жу, Ва-Ва, Хакни-дохни, У, Бе-ме, Прр, Вввв и так далее),
Ольга Викторовна Коваленко (в прошлом — Константин Устинович Черненко, Леонид Ильич Брежнев, Анька Сопливая, Джон Иванов, Мирза Каку-Таку, Ааоуи, Уиооааа, Дыр бул щыл, Эжен Вальжан, Аркадий Заяицкий, Толька Тен, Сашка Ленин, Аристотель, А. Коваленко и другие),
Степан Петрович Верия (в прошлых жизнях — Никитка, сэр Лондон Уатт, Дерсу Недала, Великий Мудда, Илья Кибальчиш, Пу Ли Со, Веселый Дер-дер, Сука Пи-си, Анастас Фоменко, Надя Украинка, Арап Абрам, Сулейман ибн Давид, Го My До, Ра, Жадов и тому подобные),
Тоня Коваленко (в прошлых рождениях — Накасума Светлова, Гриша Оно, Аджубей Персидский, Ван Дер Грааф, Колька Жадобин. Тара-Бара, мистер Вест, Зигмунд Шнобель, Софрон Укачин, Хедже, Аллах, Федот Андреевич Яковлев, Иаков Ильич Лебедев, Змеесос, Сережа Нечипайло, Егор Радов, Джур-джур и прочие),
Петрович (в других воплощениях — Строптивый Софрон-Кулустуур, Алексей Максимович Парщиков, Раиса Лигачева, Алла Веско, Аммоний Лысенко, Н. Николайчик, Джон Ницше, Бер-Му-Бей. Супьянат Смородина, Червенко Кант, Артюр Марков, Баба-Шах, Ути-Пути, Го Мо Ро и так дальше).
Миша Оно смотрел на сидящих здесь персонажей и знал абсолютно все про них. Кто-то из них когда-то был богом. А может быть, нет. Миша подошел к окну и взглянул вниз. Образ некоей задачи, которую ему нужно совершить, пронзил его задумчивый ум. Но было все равно.
— Все это известно, все это прошлое, вся эта муть. А что же дальше? Я хочу вперед, в будущее, к себе, — тихо сказал Миша Оно. Никто не отвечал ему; все смотрели на него.
— Здесь нет ничего интересного, — громче проговорил Миша и раскрыл окно. Он встал на подоконник, почувствовав ветер снаружи и жгучий интерес внутри самого себя. Никто не мешал ему.
Миша Оно упал из окна и разбился.
Глава вторая
Было все. Попытки и поползновения создать что-то другое пробовали достичь некоей новизны в сочетаниях маленьких частиц меж собой, но и так уже все было, а остального не дано.
И Миша Оно возродился на сей раз в облике Антонины Коваленко.
С гордостью после разных своих детств и воспитании он ощущал иную половую принадлежность, сознавая ее такую же убедительность и прелесть, как и естество прошлого члена тела, и словно был готов к приему на своих будущих телах и иных органов, которые тоже придутся наверняка к месту и украсят физический смысл их бессмертного носителя. Первое время он любил стоять голым у зеркала, наслаждаясь собой и очень желая совершить с собой половой акт. Но потом он привык и не замечал своей ситуации и даже стал засматриваться на мужчин, которые шли по улицам и были агрессивны и милы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71