Миша ударно закончил и даже стукнул кулаком по подлокотнику своего кресла в такт речи. Все молчали, не зная, что ответить на это. Наконец Семен Верия, запинаясь от прилива чувств, сказал:
— А как же твоя задача, твоя цель? Ведь ты…
— Какая цель? — сказал Оно. — Я есть я.
— А кто ты? — подозрительно спроси Верия.
— Я — никто.
— Это запрещено! Будь муддистом, и ты станешь им. Будь с нами, мы можем все. Нам все разрешено, и мы любим всех.
— Мне всегда все разрешено, — сказал Миша гордо. — Я пока не буду вступать в ваше лоно, но с удовольствием посмотрю вашу службу.
— Хорошо, — мрачно ответил Верия и подошел к черному кругу.
После того как он с подобострастием посмотрел в центр круга в течение примерно пяти минут, он задумчиво сказал:
— Мы сегодня не будем заниматься официальной частью службы. Вы уже примерно представляете… Перейдем к таинствам. Таинство первое: съедание свеклы.
— Ну и что? — спросил Миша Оно.
— Что? — сказал Семен.
— Какова тайна свеклы? Что в ней таинственного?
— О, это великая тайна… — одобрительно улыбаясь, проговорил Семен, — Но нас свекла волнует лишь потому, что она тайной не становится — она ни во что не превращается. Попрошу свеклу!
Немедленно мужчина в шубе, словно покорная медсестра на операции сердца, достал из кармана свеклу и протянул Верия. Тот очистил кусочек, отрезал его и немедленно съел, слегка поморщившись.
— Абу! — сказал он, — Абу! Видите, я говорю некое заклинательное, мистическое слово «абу», а свекла остается свеклой!
— А чем же она должна быть? — спросил вдруг Иван Петрович.
— Да чем угодно! — воскликнул Верия, съедая еще один кусочек. — Такое же таинство нас ожидает с алкоголем. Он не превращается ни в кровь, ни в хлеб, что доказывает бредовость различных религиозно-государственных идей. Сейчас вы сами все увидите. Давайте выпьем!
Все муддисты немедленно подняли наполненные бокалы. Миша и Иван Петрович тоже встали, выжидая дальнейшее.
— Чин-чин! — сказала полулысая женщина. — За великую Мудду!
Все чокнулись и выпили залпом
— Вы поняли? Вы ощутили? — вытирая рот носовым платком, спросил Верия. — Это — алкоголь?
— Я не знаю, как у вас, а в моем стакане была вода, — ответил Миша.
— Это несущественно, значит, перепутали кувшины. Ничего. В следующий раз обязательно будет алкоголь.
— Не сомневаюсь. — сказал Миша. — А каково третье таинство?
— Третье таинство я забыл… — пробормотал Семен, падая в кресло, закуривая трубку и настраиваясь на элегическое настроение. — Впрочем, это не суть важно. Я не помню… Какая-то долбаная чепуха… Извините…
Он громко зевнул и продолжил:
— А четвертое таинство тоже весьма обычно… Выпили, закусили, покурили… И… Теперь и до любви дело дошло… Ну, вы занимайтесь, а я посплю…
Он махнул рукой и закрыл глаза.
— Подождите! Постойте! — нетерпеливо крикнул Миша Оно. — Да при чем же здесь-любовь?!
— F что она очень обычна… — сквозь сон проговорил Верия. — Что это просто… Это очень просто… Очень просто… Никакой тайны…
— Скучно так, — задумчиво проговорил Миша, наблюдая за голым мужчиной и полулысой женщиной, которые сейчас стояли друг напротив друга, рассматривая свою наготу. Они молчали и не двигались. Наконец полулысая сказала:
— Ну, давай, что ли…
— Подожди, — вяло ответил мужчина. — Я так не возбуждаюсь. Сними верх…
— Лень, — ответила женщина, садясь обратно в кресло. Мужчина стоял, теребя свой маленький членик. Верия громко храпел, Антонина во фраке еле слышно читала какие-то возвышенные стихи. Тут осторожный просительный голосок раздался откуда-то справа — это был Иван Петрович Лебедев. Подобострастно блестя глазами, он выговорил:
— А… Можно… Мне…
— Валяйте, — сказала Ольга Викторовна Шульман. И тут, словно выстреливающая пуля, Иван Петрович выскочил из своих штанов и прочей одежды, громко взвизгнул, словно лишающийся невинности молодой хряк, и бросился на полулысую Ольгу Викторовну наперевес, будто желая проткнуть ее и кончить прямо тут. «Ух!» — выдохнула она, принимая такое в саму себя. Тут же они замелькали, как персонажи порнофильмов на видеомагнитофоне, включенном на убыстренную перемотку, и невозможно было уследить, что случается и происходит, лишь слышались ритмические женские вопли и трудолюбивое пыхтенье Ивана Петровича. Глядя сверху, можно было подумать, что к его тазовой части приделали отбойный молоток, настолько по-ударному, с дробью совершался любовный процесс. Потом все заволокло огромным общим криком, и, наконец, завершилось. Иван Петрович страстно, взасос, поцеловал свою даму и оторвался от нее в восторге. Она лежала, все еще дрожа и издавая стоны, а потом медленно прошептала:
— Любимый мой…
Разбуженный Верия открыл глаза и спросил:
— Что, уже все?
— Аа-х!.. — ответила ему Ольга Викторовна, потом выгнулась какой-то дугой, снова вздрогнула, и тут же одним решительным движением порвала свою золотую блузку, из которой немедленно вывалилась прекрасная грудь. Иван Петрович встал на ноги, откланялся и сел на свое место.
— Чудесно! — вскричал Семен Верия совершенно бодрым голосом, неожиданно для всех. — Ну, а теперь, товарищи, близится завершение нашего вечера, нашей службы… наших актов… Самое главное!
— Что это? — спросил Миша Оно, с завистью поглядывая на умиротворенно курившего Ивана Петровича.
— Это — смысл, товарищи! А смысл — это смерть. Сейчас мы совершим жертвоприношение.
Все молчали, только Афанасий Чай в своей шубе дико засмеялся.
— Одного из нас сейчас нужно убить, товарищи, и вы наглядно увидите, как он полностью, до конца сдохнет и никуда не переродится. А убьем мы сегодня… — тут Верия задумчиво осмотрел все общество, задержав взгляд на Мишином лице, — пожалуй, вас, Иван Петрович.
— Что? — спросил тот. — Нет, я не могу… Мне сегодня нельзя.
— Тем лучше! — крикнул Верия. — Вы — человек пожилой, но еще не старый, не младенец, поэтому приносить вас в жертву нелогично. Кроме того, вы — не муддист. Значит, именно вы — лучшая кандидатура.
— Не надо, стойте… — пробормотал Лебедев, пятясь к двери.
— Держать его!
Тут же двое мужчин, проявив неожиданную быстроту и смекалку, схватили Ивана Петровича под мышки, ударили его несколько раз по морде, удовлетворенно отметив выступившую из губы кровь, и прислонили к стенке с черным кругом, не отпуская мм на миг.
— Не стоит! — жалобно проговорил Иван Петрович, слегка шепелявя из-за крови внутри рта.
— Необходимо. — заботливо сказал Семей Верни, доставая
длинный тонкий нож, похожий на спицу. — Сейчас мы все, товарищи, будем наблюдать сцену умирания. Вообще чрезвычайно любопытная сцена, надо вам сказать! Я где-то читал, что главный смысл состоит именно в моменте умирания, а особенно хорошо это видно при публичной казни. Тогда кто-то может успеть «схватить», «поймать» переход, эту грань; для этого и существуют казни, чтобы «протащить» момент смерти в реальную для нас действительность. Но он ускользает от нас, уходит, как рыба из протянутой к ней в воде ладони, как нечто не существующее и никогда не бывшее, как воспоминание о разгаданной тайне. А?
— Ну конечно, — сказал Миша Оно.
Во время этих рассуждений Верия твердо сжимал свой нож, постоянно готовый осуществить данную ножу миссию в этом мире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71