Она испуганно обернулась, увидела его, и на мгновенье оба замерли, глядя друг на друга. Его появление показалось ей удивительным, невероятным, сначала ей даже стало страшно, так страшно, словно ей явился призрак: рушились все привычные понятия об окружающем мире. В то время молодому Редвуду минул двадцать один год; это был стройный юноша, темноволосый, как его отец, и такой же серьезный. Куртка и штаны из мягкой коричневой кожи плотно облегали гибкое, ладное тело. Голова оставалась непокрытой при всякой погоде. Так они и стояли друг против друга: она, пораженная, не верила своим глазам, у него сильно билось сердце. Эта неожиданная минута была главной и решающей в жизни обоих.
Он был не очень удивлен, ведь он сам ее разыскивал; и все же сердце его колотилось. Он медленно подошел к ней, не сводя глаз с ее лица.
– Вы – принцесса, – сказал он. – Отец мне говорил. Та самая принцесса, которой давали Пищу богов.
– Да, я принцесса, – ответила она в изумлении. – А кто же вы?
– Я – сын того человека, который создал Пищу богов.
– Пищу богов?!
– Да.
– Но… – Она смотрела недоуменно и растерянно. – Как вы сказали? Пища богов? Не понимаю.
– Вы о ней не слыхали?
– О Пище богов? Никогда!
Ее вдруг охватила дрожь. Краска сбежала с лица.
– Я не знала, – сказала она. – Неужели…
Он молча ждал.
– Неужели есть и другие… великаны?
– А вы не знали? – повторил он.
И она ответила, изумляясь все больше:
– Нет!
Весь мир словно перевернулся, и весь смысл бытия стал для нее иным.
Ветвь каштана выскользнула у нее из рук.
– Неужели, – повторила она, все еще не понимая, – неужели на земле есть еще великаны? И какая-то пища…
Ее изумление передалось ему.
– Так вы и правда ничего не знаете? – воскликнул он. – И никогда не слыхали о нас? Но ведь через Пищу богов все мы связаны с вами узами братства!
Глаза, обращенные к нему, все еще полны были ужаса. Рука поднялась к горлу и вновь упала.
– Нет, – прошептала принцесса.
Ей показалось, что она сейчас заплачет, лишится чувств. Но еще через минуту она овладела собой, мысли прояснились, и она снова могла говорить.
– От меня все скрывали, – сказала она. – Это как сон. Мне… мне снилось такое не раз. Но наяву… Нет, расскажите, расскажите мне все! Кто вы? Что это за Пища богов? Рассказывайте не спеша и так, чтобы я все поняла. Почему они скрывали, что я не одна?
***
«Расскажите», – попросила она, и молодой Редвуд, волнуясь до дрожи, принялся рассказывать – поначалу путано, бессвязно – о Пище богов и о детях-великанах, разбросанных по всему свету.
Постарайтесь представить их себе: раскрасневшиеся, растревоженные, они старались понять друг друга, пробиться сквозь недомолвки, повторения, неловкие паузы и постоянные отступления; это был удивительный разговор, девушка пробудилась от неведения, длившегося всю ее жизнь. Постепенно она начала понимать, что она вовсе не исключение среди людей, но частица братства тех, кто вскормлен Пищей и навсегда перерос ограниченных пигмеев, копошащихся под ногами. Молодой Редвуд говорил о своем отце, о Коссаре, о Братьях, раскиданных по всей стране, о той великой заре, что занимается наконец над историей человечества.
– Мы в самом начале начал, – сказал он. – Этот их мир – только вступление к новому миру, который будет создан Пищей. Отец верит – и я тоже, – что настанет время, когда для человечества век пигмеев отойдет в прошлое, когда великанам будет вольно дышаться на земле. Это будет их земля, и ничто не помешает им творить на ней чудеса – чем дальше, тем поразительнее. Но все это впереди. Мы даже еще не первое поколение, мы всего лишь первый опыт.
– И я ничего этого не знала!
– Порой мне начинает казаться, что мы появились слишком рано. Конечно, кто-то должен быть первым. Но мир был совсем не готов к нашему приходу и даже к появлению менее значительных гигантов, которых породила Пища. Были и ошибки и столкновения. Эти людишки нас ненавидят… Они жестоки к нам потому, что сами слишком малы… И потому, что у нас под ногами гибнет то, что составляет смысл их существования. Так или иначе, они нас ненавидят и не желают, чтобы мы были рядом, – разве что мы сумеем опять съежиться и стать такими же пигмеями – тогда, пожалуй, они нас простят…
Они счастливы в домах, которые нам кажутся тюрьмой; их города слишком малы для нас; мы еле передвигаемся по их узким дорогам и не можем молиться в их церквах.
Мы не замечаем их заборов, оград и охранительных рогаток, а иногда нечаянно заглядываем к ним в окна; мы нарушаем их обычаи; их законы – это путы, которые не дают нам шагу ступить…
Стоит нам споткнуться, как они поднимают страшный крик; и это всякий раз, как только мы нарушим установленные ими границы или расправим плечи, чтобы совершить что-нибудь значительное.
Наш малейший шаг кажется им безумным бегом, а все, что сами они считают великим и достойным удивления, в наших глазах – детские игрушки. Их образ жизни, их техника и воображение мелки, они связывают нас, не дают применить наши силы. У них нет ни машин, достаточно мощных для наших рук, ни средств удовлетворить наши нужды. Мы – как рабы, скованные тысячами невидимых цепей. Встреться мы лицом к лицу – любой из нас в сотни раз сильнее любого из них, но мы безоружны; самый наш рост делает нас их должниками; на их земле мы живем, от них зависит наша пища и крыша над головой; и за все это мы платим своим трудом, орудуя инструментами, которые делают для нас эти карлики, чтобы мы удовлетворяли их карликовые причуды…
Мы живем, как в клетке: куда ни повернись – повсюду решетки. Невозможно существовать, не нарушая их запреты. Вот и сегодня, чтобы встретить вас, мне пришлось преступить их границы. Все, что разумно и желанно для человека, они превратили для нас в запретный плод. Мы не смеем входить в города; не смеем пересекать мосты; не смеем ступить на обработанные поля или в заповедные леса, где они охотятся. Я уже отрезан от всех Братьев, кроме трех сыновей Коссара, но и к ним скоро нельзя будет пройти: дорога становится день ото дня уже. Можно подумать, что они только и ждут повода, чтобы нас погубить…
– Но мы ведь сильны, – сказала она.
– Мы должны быть сильными, да. Все мы – и вы, конечно, тоже – чувствуем в себе необъятные силы для великих дел, силы так и бурлят в нас. Но прежде чем сделать хоть что-либо…
Он взмахнул рукой, словно сметая весь мир.
Оба помолчали.
– Я думала, что я совсем одна на свете, – сказала принцесса, – но и мне все это приходило в голову. Меня всегда учили, что сила – чуть ли не грех, что лучше быть маленькой, чем большой, что истинная религия велит сильным оберегать малых и слабых, покровительствовать им – пусть плодятся и множатся, а потом в один прекрасный день окажется, что весь мир ими кишмя кишит, и мы должны пожертвовать ради них своей силой… Но я всегда сомневалась, правильно ли это.
– Наша жизнь, наши тела созданы не для того, чтобы умереть, – сказал Редвуд.
– Да, конечно.
– И не для того, чтобы прожить весь век впустую. Но всем нашим Братьям уже ясно, что, если мы этого не хотим, столкновения не миновать. Не знаю, может быть, придется выдержать жестокий бой, чтобы эти людишки дали нам жить той жизнью, которая нам нужна. Все наши Братья не раз об этом задумывались. И Коссар – я вам о нем говорил, – он тоже об этом думает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59