Мы сели в паланкины, по знаку Симбри рабы взяли пони под уздцы, и отправились в путь, оставив позади мрачный старый дом над воротами; мы были первыми чужестранцами, которые побывали в нем в течение многих поколений.
На протяжении мили дорога шла по дну извилистого скалистого ущелья, затем круто повернула – и перед нашими глазами открылась страна Калун. У наших ног бежала река, вероятно та же самая, что текла недалеко от ворот, питаемая горными снегами. Стремительная здесь, ниже, на обширных аллювиальных землях, она разливалась широким, неторопливым потоком, который, извиваясь, катил по бескрайним равнинам, пока не терялся в голубой дымке.
На севере, однако, однообразие ровного ландшафта нарушалось той самой Горой, которая служила нам ориентиром, – Домом Огня.
До нее была добрая сотня миль, но эта величественная громада была хорошо видна в прозрачном воздухе. Еще за много лиг от ее основания начинались зубчатые бурые холмы, а за ними вставала уже сама священная Гора, ослепительно белая вершина которой парила в небесах на высоте не менее двадцати тысяч футов.
На краю ее кратера стоял гигантский каменный столб, увенчанный еще более гигантской петлей: ее чернота мрачно контрастировала с синевой неба и белизной снега.
С благоговейным страхом взирали мы на этот путеводный маяк наших надежд, который мог оказаться и их надгробным памятником; там, и только там, чувствовали мы, решится наша судьба. Я заметил, что все наши сопровождающие при виде Горы почтительно склонили голову и наложили большой палец правой руки на большой палец левой – как мы потом узнали, это делалось, чтобы отвратить зло. К моему удивлению, уступая врожденному предрассудку, поклонился даже Симбри.
– Бывал ли ты когда-нибудь на Горе? – спросил у него Лео. Симбри покачал головой и уклончиво ответил:
– Обитатели Равнины никогда не поднимаются на Гору. На ее склонах, за омывающей их подножие рекой, живут отважные дикие племена, с которыми у нас бывают частые стычки: если им нечего есть, они похищают у нас скот и обирают поля. А когда Гора пробуждается, с нее низвергаются багровые потоки лавы и сыплется горячий пепел, смертоносный для путников.
– Пепел сыплется и в вашей стране? – спросил Лео.
– Бывало и такое, когда Дух Горы гневался; вот почему мы его страшимся.
– Кто этот дух? – с любопытством спросил Лео.
– Не знаю, господин, – нетерпеливо ответил Шаман. – Может ли смертный человек лицезреть духа?
– Но у тебя такой вид, как будто ты видел духа совсем недавно, – сказал Лео, устремив взгляд на восковое лицо и беспокойно бегающие глаза старика. Обычно бесстрастные под роговой пленкой, они, казалось, видели нечто, очень его тревожащее.
– Ты слишком лестного обо мне мнения, господин, – ответил Симбри. – Ни мое искусство, ни зрение не достигают такой изощренности… А вот уже и причал, где нас ожидают лодки; дальнейший наш путь по воде.
Лодки оказались достаточно просторными и удобными, с плоскими носами и кормами; хотя иногда на них и поднимали паруса, весел не было и тянули их с помощью бечевы. Лео и я сели на самую большую, где, к нашей радости, не было никого, кроме рулевого.
За нами следовала лодка со слугами, рабами и воинами, вооруженными луками и стрелами. Пони выпрягли из паланкинов, сами паланкины убрали; к железным кольцам, приделанным к носам лодок, привязали длинные зеленые ремни, соединенные с упряжью, в которую вновь запрягли животных. И мы поплыли по реке; запряженные попарно пони тащили лодки по бечевнику; везде, где река соединялась с каналами, либо притоками, через них были переброшены деревянные мостики.
– Хвала Небесам, – сказал Лео, – мы снова вместе! А помнишь, Хорейс, как мы плыли на лодке во время первого своего путешествия – в страну Кор? История повторяется.
– Охотно верю, – ответил я. – Я готов верить всему, чему угодно, Лео. Ведь мы всего-навсего мошки, запутавшиеся в паутине: соткана эта паутина Ханией, а сторожит нас Симбри. Но расскажи обо всем, что с тобой случилось, и побыстрее, ибо неизвестно, долго ли еще мы останемся вдвоем. Если, конечно, ты помнишь.
– Хорошо, – сказал он. – Разумеется, я помню, как мы прибыли в этот дом над воротами, после того как госпожа и старик выудили нас изреки. А уж если ты завел разговор о паутине, не могу не вспомнить, Хорейс, как болтался на ремне из яковой кожи. По правде говоря, я и без напоминаний вряд ли когда-нибудь об этом забуду. Знаешь ли ты, что я перерезал ремень, потому что боялся сойти с ума и хотел умереть в здравом рассудке? А что случилось с тобой? Ты соскользнул?
– Нет, я прыгнул вслед за тобой. Подумал: лучше умереть вместе, с тем, чтобы вместе начать все сначала.
– Браво, старина Хорейс, – растроганно сказал он, и в его серых глазах блеснули слезы.
– Прекратим этот разговор, – сказал я. – Как видишь, ты был прав, когда предрек, что все кончится благополучно; все и кончилось благополучно. А теперь рассказывай.
– Мой рассказ будет, возможно, интересен, но не очень долог, – ответил Лео, краснея. – Я уснул, а когда проснулся, то увидел, что надо склоняется красивая женщина, я подозреваю, что ты знаешь кто, Хорейс, а затем она поцеловала меня; но, по всей вероятности, это был сон.
– Нет, не сон, – ответил я, – я все это видел.
– Сожалею, очень сожалею. Во всяком случае, женщина была красивая, сама Хания, я много раз видел ее впоследствии и даже говорил с ней на своем современном греческом языке, как уж умею, – кстати, Айша знала старый греческий; любопытно, весьма любопытно.
– Она знала несколько древних языков, немало и других, кто их знает. Продолжай.
– Она выхаживала меня очень заботливо, но, насколько мне известно, до вчерашней ночи не выказывала чрезмерной привязанности, и у меня хватило ума не распространяться о нашем – столь богатом событиями – прошлом. Я сделал вид, будто ничего не понимаю, говорил, что мы просто путешественники, ну и в таком духе, и все спрашивал, где ты. Похоже, я ее рассердил; она все хотела что-то у меня выпытать, а я, как ты догадываешься, сам хотел выпытать у нее побольше. Мне не удалось выяснить ничего, кроме того, что она Хания, здешняя властительница. Но тут у меня и так не было никаких сомнений: если кто-нибудь из слуг или рабов осмеливался помешать нашей беседе, она тотчас же приказывала вышвырнуть его из окошка, и только быстрота ног спасала несчастного.
Итак, мне ничего не удалось у нее выяснить, как впрочем, и ей у меня; вот только никак не пойму, почему она проявляет такие нежные чувства к человеку, ей незнакомому, если, конечно, если… Кто она по-твоему, Хорейс?
– После того, как кончишь свой рассказ, я скажу, что думаю. Все в свое время.
– Очень хорошо. Я уже чувствовал себя вполне сносно, но вся эта история, что случилась прошлой ночью, сильно меня расстроила. После того как этот старый звездочет Симбри принес мне ужин, я поел и хотел уже укладываться спать, и вдруг вошла Хания в царском облачении. Ну просто принцесса из волшебной сказки: на голове – диадема, темно-каштановые волосы так и развеваются.
И вот, Хорейс, она начинает объясняться мне в любви: этак туманно, обиняками; смотрит на меня, вздыхает и говорит, будто мы знали друг друга еще в прошлом – и довольно-таки близко, как я понял, а затем высказывает желание возобновить наши прежние отношения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
На протяжении мили дорога шла по дну извилистого скалистого ущелья, затем круто повернула – и перед нашими глазами открылась страна Калун. У наших ног бежала река, вероятно та же самая, что текла недалеко от ворот, питаемая горными снегами. Стремительная здесь, ниже, на обширных аллювиальных землях, она разливалась широким, неторопливым потоком, который, извиваясь, катил по бескрайним равнинам, пока не терялся в голубой дымке.
На севере, однако, однообразие ровного ландшафта нарушалось той самой Горой, которая служила нам ориентиром, – Домом Огня.
До нее была добрая сотня миль, но эта величественная громада была хорошо видна в прозрачном воздухе. Еще за много лиг от ее основания начинались зубчатые бурые холмы, а за ними вставала уже сама священная Гора, ослепительно белая вершина которой парила в небесах на высоте не менее двадцати тысяч футов.
На краю ее кратера стоял гигантский каменный столб, увенчанный еще более гигантской петлей: ее чернота мрачно контрастировала с синевой неба и белизной снега.
С благоговейным страхом взирали мы на этот путеводный маяк наших надежд, который мог оказаться и их надгробным памятником; там, и только там, чувствовали мы, решится наша судьба. Я заметил, что все наши сопровождающие при виде Горы почтительно склонили голову и наложили большой палец правой руки на большой палец левой – как мы потом узнали, это делалось, чтобы отвратить зло. К моему удивлению, уступая врожденному предрассудку, поклонился даже Симбри.
– Бывал ли ты когда-нибудь на Горе? – спросил у него Лео. Симбри покачал головой и уклончиво ответил:
– Обитатели Равнины никогда не поднимаются на Гору. На ее склонах, за омывающей их подножие рекой, живут отважные дикие племена, с которыми у нас бывают частые стычки: если им нечего есть, они похищают у нас скот и обирают поля. А когда Гора пробуждается, с нее низвергаются багровые потоки лавы и сыплется горячий пепел, смертоносный для путников.
– Пепел сыплется и в вашей стране? – спросил Лео.
– Бывало и такое, когда Дух Горы гневался; вот почему мы его страшимся.
– Кто этот дух? – с любопытством спросил Лео.
– Не знаю, господин, – нетерпеливо ответил Шаман. – Может ли смертный человек лицезреть духа?
– Но у тебя такой вид, как будто ты видел духа совсем недавно, – сказал Лео, устремив взгляд на восковое лицо и беспокойно бегающие глаза старика. Обычно бесстрастные под роговой пленкой, они, казалось, видели нечто, очень его тревожащее.
– Ты слишком лестного обо мне мнения, господин, – ответил Симбри. – Ни мое искусство, ни зрение не достигают такой изощренности… А вот уже и причал, где нас ожидают лодки; дальнейший наш путь по воде.
Лодки оказались достаточно просторными и удобными, с плоскими носами и кормами; хотя иногда на них и поднимали паруса, весел не было и тянули их с помощью бечевы. Лео и я сели на самую большую, где, к нашей радости, не было никого, кроме рулевого.
За нами следовала лодка со слугами, рабами и воинами, вооруженными луками и стрелами. Пони выпрягли из паланкинов, сами паланкины убрали; к железным кольцам, приделанным к носам лодок, привязали длинные зеленые ремни, соединенные с упряжью, в которую вновь запрягли животных. И мы поплыли по реке; запряженные попарно пони тащили лодки по бечевнику; везде, где река соединялась с каналами, либо притоками, через них были переброшены деревянные мостики.
– Хвала Небесам, – сказал Лео, – мы снова вместе! А помнишь, Хорейс, как мы плыли на лодке во время первого своего путешествия – в страну Кор? История повторяется.
– Охотно верю, – ответил я. – Я готов верить всему, чему угодно, Лео. Ведь мы всего-навсего мошки, запутавшиеся в паутине: соткана эта паутина Ханией, а сторожит нас Симбри. Но расскажи обо всем, что с тобой случилось, и побыстрее, ибо неизвестно, долго ли еще мы останемся вдвоем. Если, конечно, ты помнишь.
– Хорошо, – сказал он. – Разумеется, я помню, как мы прибыли в этот дом над воротами, после того как госпожа и старик выудили нас изреки. А уж если ты завел разговор о паутине, не могу не вспомнить, Хорейс, как болтался на ремне из яковой кожи. По правде говоря, я и без напоминаний вряд ли когда-нибудь об этом забуду. Знаешь ли ты, что я перерезал ремень, потому что боялся сойти с ума и хотел умереть в здравом рассудке? А что случилось с тобой? Ты соскользнул?
– Нет, я прыгнул вслед за тобой. Подумал: лучше умереть вместе, с тем, чтобы вместе начать все сначала.
– Браво, старина Хорейс, – растроганно сказал он, и в его серых глазах блеснули слезы.
– Прекратим этот разговор, – сказал я. – Как видишь, ты был прав, когда предрек, что все кончится благополучно; все и кончилось благополучно. А теперь рассказывай.
– Мой рассказ будет, возможно, интересен, но не очень долог, – ответил Лео, краснея. – Я уснул, а когда проснулся, то увидел, что надо склоняется красивая женщина, я подозреваю, что ты знаешь кто, Хорейс, а затем она поцеловала меня; но, по всей вероятности, это был сон.
– Нет, не сон, – ответил я, – я все это видел.
– Сожалею, очень сожалею. Во всяком случае, женщина была красивая, сама Хания, я много раз видел ее впоследствии и даже говорил с ней на своем современном греческом языке, как уж умею, – кстати, Айша знала старый греческий; любопытно, весьма любопытно.
– Она знала несколько древних языков, немало и других, кто их знает. Продолжай.
– Она выхаживала меня очень заботливо, но, насколько мне известно, до вчерашней ночи не выказывала чрезмерной привязанности, и у меня хватило ума не распространяться о нашем – столь богатом событиями – прошлом. Я сделал вид, будто ничего не понимаю, говорил, что мы просто путешественники, ну и в таком духе, и все спрашивал, где ты. Похоже, я ее рассердил; она все хотела что-то у меня выпытать, а я, как ты догадываешься, сам хотел выпытать у нее побольше. Мне не удалось выяснить ничего, кроме того, что она Хания, здешняя властительница. Но тут у меня и так не было никаких сомнений: если кто-нибудь из слуг или рабов осмеливался помешать нашей беседе, она тотчас же приказывала вышвырнуть его из окошка, и только быстрота ног спасала несчастного.
Итак, мне ничего не удалось у нее выяснить, как впрочем, и ей у меня; вот только никак не пойму, почему она проявляет такие нежные чувства к человеку, ей незнакомому, если, конечно, если… Кто она по-твоему, Хорейс?
– После того, как кончишь свой рассказ, я скажу, что думаю. Все в свое время.
– Очень хорошо. Я уже чувствовал себя вполне сносно, но вся эта история, что случилась прошлой ночью, сильно меня расстроила. После того как этот старый звездочет Симбри принес мне ужин, я поел и хотел уже укладываться спать, и вдруг вошла Хания в царском облачении. Ну просто принцесса из волшебной сказки: на голове – диадема, темно-каштановые волосы так и развеваются.
И вот, Хорейс, она начинает объясняться мне в любви: этак туманно, обиняками; смотрит на меня, вздыхает и говорит, будто мы знали друг друга еще в прошлом – и довольно-таки близко, как я понял, а затем высказывает желание возобновить наши прежние отношения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80