– Его дед сражался им, – сказала она по-арабски, – в тот день, когда он взошел на стены Иерусалима. Это мой последний подарок ему.
Сарацины побледнели и что-то тихонько заговорили, услышав слова, служившие им недобрым предвестием.
Взяв за руку Гассана, который всматривался в ее бледное непроницаемое лицо, она, не говоря ни слова, не оглядываясь назад, пошла по длинной зале и вскоре, очутилась во тьме ночной.
– Лучше было бы послушаться моего совета да поджечь дом или, по крайней мере, перерезать горла всем, кто остался в замке, – сказал Никлас своему провожатому Али, идя вслед за остальными. – Если я не ошибаюсь в этих братьях, крест и меч скоро последуют за нами, и людские жизни заплатят за это мягкосердечное безумие! И он вздрогнул от страха.
– Может быть, и так, шпион, – ответил сарацин, глядя на него мрачными презрительными глазами. – Может быть, ваша жизнь заплатит за все!
Вульф спал, и ему снилось, что он стоит на голове на деревянной доске, как однажды при нем стоял жонглер, и что эта доска вертится в одну сторону, а он в другую. И вот наконец кто-то закричал на него, и он упал и ушибся. Он проснулся и услышал, что кто-то кричит почти ему на ухо, и узнал голос Матью, капеллана Стипльской церкви.
– Проснитесь, – кричал голос, – ради Бога, умоляю вас, проснитесь.
– Что такое? – спросил Вульф, сонливо поднимая голову и смутно чувствуя глухую боль во лбу.
– Смерть и дьявол побывали здесь, сэр Вульф, – сказал Матью.
– Они часто бывают вместе, – заметил Вульф. – Но мне хочется пить. Дайте воды.
Служанка, бледная, растрепанная, с опухшими веками, шатаясь и спотыкаясь, расхаживала по зале и зажигала то сальные свечи, то факелы, потому что было еще темно. Она услышала просьбу Вульфа и поднесла ему воды в ковше, а он с наслаждением утолил жажду.
– Теперь мне лучше, – сказал д'Арси и вдруг увидел окровавленный меч, который стоял над ним острием вниз, и вскрикнул: – Матерь Божья, что это такое? Дядин меч, весь красный от крови, и на его серебряной рукоятке золотая цепь Розамунды! Священник, где леди Розамунда?
– Исчезла, – со стоном ответил капеллан. – Служанки проснулись и увидели, что ее нет, а сэр Эндрю, мертвый или умирающий, лежит в соларе. Я только что натолкнулся на него… Боже мой, нас всех споили! Посмотрите на них, – и он рукой указал на лежавших. – Повторяю, здесь побывал сам дьявол.
Вульф с проклятием поднялся на ноги.
– Дьявол! – вскрикнул он. – Да, я понимаю, вы говорите о кипрском виноторговце, который привез нам вино.
– Отравленное вино, – повторил капеллан, – и он украл леди Розамунду.
Вульф точно обезумел.
– Украл Розамунду, унес ее через наши спящие тела! Украл Розамунду, и мы ни разу не ударили мечом, чтобы спасти ее! О, Христос, и такая вещь могла случиться. О, Христос, и я должен слушать это.
И могучий человек, рыцарь сильный и храбрый, зарыдал, как ребенок. Но недолго плакал он. Вульф собрался с силами и закричал громовым голосом:
– Просыпайтесь вы, пьяницы! Просыпайтесь и узнайте, что случилось с нами. Вашу госпожу Розамунду украли, пока вы лежали без чувств…
При звуке его громкого голоса поднялась высокая фигура и, шатаясь, подошла к нему, держа в руках золотой крест.
– Что за ужасные слова, брат мой? – спросил Годвин, весь бледный, с тусклыми глазами и пошатываясь взад и вперед.
Но он тоже увидел красный меч, взглянул сначала на него, потом на золотой крест в собственной руке. – Меч моего дяди, цепь Розамунды и ее крест? Где же сама она… Розамунда?
– Ее увели, увели! – крикнул Вульф. – Скажите ему все, священник.
И капеллан повторил Годвину то, что он узнал.
– Вот как мы сдержали нашу клятву, – продолжал Вульф. – О, что нам делать теперь? Мы можем только умереть от стыда!
– Нет, – задумчиво ответил Годвин; – мы должны жить, чтобы спасти ее. Видишь, она оставила нам знаки – крест мне, окровавленный меч тебе, а на его рукоятке цепь – символ ее рабства. Мы должны нести крест; оба должны размахивать мечом, оба должны разрубить цепь, а если нам не удастся это, то умереть.
– Ты бредишь, – сказал Вульф, – и немудрено! Выпей-ка воды. Если бы мы никогда не пили ничего другого, как она, которая запрещала и нам пить вино! Что вы сказали о моем дяде, священник? Он убит или только умирает? Нет, не отвечайте. Взглянем сами. Пойдем, брат.
И они пошли вместе, вернее, заковыляли к солару, держа факелы в руках.
Вульф увидел кровавые пятна на полу и дико расхохотался.
– Старик хорошо дрался, – сказал он, – а мы спали, как пьяные животные!
Они вошли в солар. Перед ними под белым, похожим на саван, плащом лежал сэр Эндрю. Стальной шлем закрывал его голову, и его лицо под ним было еще белее плаща. Услышав их шаги, он открыл глаза.
– Наконец-то, наконец, – слабо прошептал он. – О, сколько же я ждал вас! Нет, молчите, так как я не знаю, надолго ли у меня хватит силы… Ну, слушайте… Станьте на колени и слушайте.
Братья опустились на колени по обеим сторонам старика, и он кратко рассказал им, как опоили их дурманом, как он бился, как Гассан долго вел переговоры, чтобы дать время низкому предателю пилигриму вползти на окно, как предательски Никлас ударил его, передал также обо всем, что случилось после. Наконец, казалось, его силы истощились, тогда братья дали ему напиться, и он снова немного оживился.
– Скорее возьмите лошадей, – говорил он, то и дело останавливаясь, чтобы отдохнуть, – и поднимите всех окрестных жителей. Еще есть возможность догнать их!.. Нет, прошло семь часов, вы не догоните… Они слишком хорошо рассчитали… Они уже на море! Слушайте же. Отправьтесь в Палестину. В моем сундуке деньги на путешествие, но не берите отряда, потому что в мирное время это выдало бы вас; Годвин, сними с моего пальца перстень, с ним найдете Джебала, верного шейха горного племени, которое живет в ливанских горах. Напомните ему обет, который он дал Эндрю д'Арси, английскому рыцарю. Если кто-нибудь в состоянии помочь вам, то именно Джебал, который ненавидит род Нуреддина и Эюба. Говорю вам, племянники, ничто, повторяю, решительно ничто не должно помешать вам отыскать этого человека. Дальше поступайте, как Господь Бог укажет вам. Убейте этого предателя Никласа и Гюга Лозеля, если они еще живы, пощадите эмира Гассана, если не встретите его в открытом честном бою; этот человек только исполнял свой долг, как его понимают на Востоке, и был довольно милосерден; он мог убить или сжечь всех вас… Передо мной стояла трудная загадка, теперь, в час моей смерти, мне кажется, я сумел разгадать ее. Я думаю, Саладин недаром видел свое сновидение. Мужайтесь, мне представляется также, что там, в твердыне ливанских гор, у вас найдутся друзья, что все пойдет хорошо и что наши печали принесут добрые плоды. Что ты говоришь? Она оставила тебе меч моего отца, Вульф? Тогда храбро сражайся им и покрой славой наше имя. Она оставила тебе крест, Годвин? Носи его с достоинством, прославь Господа и спаси свою бессмертную душу! Помните то, в чем вы поклялись. Что бы ни случилось, не досадуйте друг на друга. Будьте верными друзьями один для другого, храните верность и ей, вашей даме, чтобы, когда вам наконец придется отвечать мне перед престолом небесным, я не стыдился бы за вас, мои племянники, Годвин и Вульф.
Несколько мгновений умирающий молчал; вдруг его лицо засияло, точно от счастья, и он вскрикнул громким, ясным голосом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81