– Что же дальше?
– Дальше, аль-Джебал, мы от имени Салахеддина объявляем тебе войну, войну до тех пор, пока от этой твердыни не останется камня на камне, пока все твое племя не будет уничтожено, а твой труп брошен на съедение воронам.
Сипан в бешенстве вскочил и стал крутить и рвать свою бороду.
– Уйдите, – крикнул он, – и скажите псу, которого вызовете султаном, что, хотя он только низкорожденный сын Эюба, а я – аль-Джебал, я делаю ему честь, которой он не заслуживает. Моя королева умерла, и через два дня, когда исполнится месяц моего траура, я возьму в жены его племянницу принцессу Баальбекскую, которая сидит рядом со мной как моя нареченная невеста.
Розамунда вздрогнула, точно укушенная змеей, закрыла лицо руками и застонала.
– Принцесса, – сказал посланник, – вы понимаете наш язык, скажите: вы хотите соединить вашу благородную судьбу с судьбой еретического начальника ассасинов?
– Нет, нет, – вскрикнула она, – не хочу! Я только беззащитная пленница и христианка… Если мой дядя Салахеддин, действительно так могуч, как я слышала, пусть он освободит меня, а со мной и моих братьев – рыцарей сэра Годвина и сэра Вульфа.
– Значит, ты говоришь по-арабски, госпожа? – сказал Сипан. – Тем лучше! Ну, гонцы Салахеддина, уходите, не то я пошлю вас в более далекое путешествие. Да скажите вашему повелителю, что, если он осмелится двинуть знамена к стенам моей крепости, федаи поговорят с ним. Ни днем, ни ночью не будет он в безопасности. Яд притаится в его кубке; кинжал – в его ложе. Он убьет сотню федаев: явится другая сотня. Его доверенные стражи превратятся в палачей, женщины его гарема принесут ему гибель, смерть напоит самый воздух, которым он дышит. Если султан желает спастись, пусть он запрется за стенами своего Дамаска или забавляется войнами с безумными поклонниками креста и предоставит мне жить здесь, как я желаю.
– Великие слова, достойные великого ассасина, – насмешливо сказал посланник.
– Действительно, великие, а за ними последуют такие же великие деяния. Что может сделать ваш господин против народа, поклявшегося повиноваться в жизни и смерти?
Сипан позвал по именам двух даисов. Они поднялись и поклонились ему.
– Мои верные слуги, – обратился к ним аль-Джебал, – покажите этим еретическим псам, как вы повинуетесь мне, чтобы их господин понял мощь вашего великого повелителя. Вы стары и утомлены жизнью. Исчезните и ждите меня в раю.
Старики с легкой дрожью поклонились, выпрямились, не говоря ни слова, подбежали к краю террасы и прыгнули в пропасть.
– Есть ли у Салахеддина такие слуги? – прозвучал голос Сипана в наступившей тишине. – И все мои федаи сделают то же самое. Идите и, если желаете, возьмите с собой этих франков, моих гостей. Пусть они засвидетельствуют перед Салахеддином то, что видели, и расскажут, где вы оставили их сестру. Переведи это рыцарям, – обратился он к Масуде.
Выслушав ее, Годвин ответил:
– Мы плохо понимаем то, что произошло, ведь нам не известен твой язык, аль-Джебал! Раньше, чем мы уйдем из-под крыши твоего дома, нам нужно свести счеты с Лозелем.
Розамунда вздохнула с облегчением. Сипан ответил:
– Пусть так и будет. – И прибавил: – Накормите и напоите посланников перед их отправлением домой.
Но выборный ответил:
– Мы не принимаем хлеба и соли от убийцы, аль-Джебал, мы уходим, но через неделю снова явимся с десятью тысячами копий, и на одно из них насадим твою голову. Охранная грамота, данная тобой, защитит нас до заката, после этого времени делай, что тебе угодно. Высокорожденная принцесса, советуем тебе убить себя л тем заслужить вечную славу!
Кланяясь Розамунде, они один за другим уходили с террасы. Свита двинулась за ними. Сипан махнул рукой, все стали расходиться. За Розамундой шла Масуда и стража. Братья рассуждали обо всем случившемся, говоря себе, что они могут надеяться только на Бога.
II. БОЙ НА МОСТУ
– Саладин придет, – сказал Вульф. И с высоты, на которой стояли д'Арси, указал на долину: по ней мчался отряд всадников. – Видишь, брат, это уезжает посольство, – прибавил он.
– Да, – ответил Годвин, – султан придет, но боюсь, слишком поздно…
– Если мы не двинемся навстречу ему! Масуда обещала…
– Масуда, – вздохнул Годвин, – только подумать, что все зависит от обещания женщины…
– Нет, – возразил Вульф, – от судьбы. Ну, пойдем.
И в сопровождении свиты они отправились в сад, чтобы заучить дорогу к скале. Ночью д'Арси поехали к пропасти и увидели Лозеля, который сидел на крупном взмыленном вороном коне. Очевидно, он тоже побывал на опасном мосту; собравшаяся толпа зрителей хлопала руками и кричала:
– Хорошо ездит франк, хорошо!
Годвин и Вульф переехали через мост. Кони не останавливались, только фыркали, глядя на зиявшую бездну. Братья несколько раз повторяли то же самое; они ездили то шагом, то рысью, то галопом, иногда поодиночке, иногда вместе. Наконец Вульф попросил Годвина остановиться на половине моста, помчался к нему карьером и осадил Дыма на расстоянии копья от брата; под крики зрителей он повернул своего коня на задних ногах и поскакал назад в сопровождении Годвина. Д'Арси поставили лошадей в конюшню и прошли в сад, избегая встречи с белыми служанками Сипана и с людьми, которых они отравляли. Окружным путем братья прошли к утесу, открыли дверь в курган, замкнули ее за собой и ощупью пробрались до освещенного луной выхода из подземелья. Тут они остановились, изучая крутой спуск, вдруг Годвин почувствовал на своем плече руку, повернулся и увидел Масуду.
– Как вы вошли? – по-французски спросил он.
– Вот дорога, в которой заключается наша единственная надежда, – сказала она, не ответив на его вопрос, и прибавила: – Не будем тратить слов, сэр Годвин, у нас мало времени, и, если вы доверяете мне, отдайте в мои руки печать, которая висит у вас на шее. В противном случае вернитесь в замок и спасайте себя и Розамунду как умеете.
Годвин молча вынул из-за кольчуги старинное кольцо, покрытое таинственными письменами и со знаком кинжала. Он молча передал перстень Масуде.
– Вы действительно доверяете мне, – с легким смехом сказала она; при свете луны осмотрела Масуда перстень, коснулась им своего лба и спрятала его на груди.
– Да, госпожа, – ответил Годвин, – я верю вам, хотя и не понимаю, почему вы ради нас подвергаете себя опасности.
– Почему? Может быть, из ненависти; ведь Сипан властвует не любовью, а ненавистью; может быть, так же и я, дикая по происхождению, хочу рискнуть жизнью, ведь смерть и победа для меня безразличны! Может быть, и потому, что вы, сэр Годвин, спасли меня от львицы. Не все ли вам равно, почему женщина, шпионка ассасинов, на которую вы плюнули бы в вашей стране, делает то или другое? – Она замолчала. Ее грудь высоко вздымалась, глаза блестели. Она казалась таинственным белым видением, прекрасным при лунном свете. Годвин почувствовал, что его сердце сжалось, но он не успел ответить, так как Вульф сказал:
– Вы просили нас не тратить лишних слов, госпожа, и потому скажите, что делать нам?
– Вот что, – ответила Масуда. – Завтра в этот час вы будете биться с Лозелем на узком мосту. Может быть, вы, сэр
Вульф, падете, потому что одна храбрость не поможет вам. Ведь этот бой потребует скорее искусства и воинской хитрости…
В таком случае сэр Годвин выступит против него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
– Дальше, аль-Джебал, мы от имени Салахеддина объявляем тебе войну, войну до тех пор, пока от этой твердыни не останется камня на камне, пока все твое племя не будет уничтожено, а твой труп брошен на съедение воронам.
Сипан в бешенстве вскочил и стал крутить и рвать свою бороду.
– Уйдите, – крикнул он, – и скажите псу, которого вызовете султаном, что, хотя он только низкорожденный сын Эюба, а я – аль-Джебал, я делаю ему честь, которой он не заслуживает. Моя королева умерла, и через два дня, когда исполнится месяц моего траура, я возьму в жены его племянницу принцессу Баальбекскую, которая сидит рядом со мной как моя нареченная невеста.
Розамунда вздрогнула, точно укушенная змеей, закрыла лицо руками и застонала.
– Принцесса, – сказал посланник, – вы понимаете наш язык, скажите: вы хотите соединить вашу благородную судьбу с судьбой еретического начальника ассасинов?
– Нет, нет, – вскрикнула она, – не хочу! Я только беззащитная пленница и христианка… Если мой дядя Салахеддин, действительно так могуч, как я слышала, пусть он освободит меня, а со мной и моих братьев – рыцарей сэра Годвина и сэра Вульфа.
– Значит, ты говоришь по-арабски, госпожа? – сказал Сипан. – Тем лучше! Ну, гонцы Салахеддина, уходите, не то я пошлю вас в более далекое путешествие. Да скажите вашему повелителю, что, если он осмелится двинуть знамена к стенам моей крепости, федаи поговорят с ним. Ни днем, ни ночью не будет он в безопасности. Яд притаится в его кубке; кинжал – в его ложе. Он убьет сотню федаев: явится другая сотня. Его доверенные стражи превратятся в палачей, женщины его гарема принесут ему гибель, смерть напоит самый воздух, которым он дышит. Если султан желает спастись, пусть он запрется за стенами своего Дамаска или забавляется войнами с безумными поклонниками креста и предоставит мне жить здесь, как я желаю.
– Великие слова, достойные великого ассасина, – насмешливо сказал посланник.
– Действительно, великие, а за ними последуют такие же великие деяния. Что может сделать ваш господин против народа, поклявшегося повиноваться в жизни и смерти?
Сипан позвал по именам двух даисов. Они поднялись и поклонились ему.
– Мои верные слуги, – обратился к ним аль-Джебал, – покажите этим еретическим псам, как вы повинуетесь мне, чтобы их господин понял мощь вашего великого повелителя. Вы стары и утомлены жизнью. Исчезните и ждите меня в раю.
Старики с легкой дрожью поклонились, выпрямились, не говоря ни слова, подбежали к краю террасы и прыгнули в пропасть.
– Есть ли у Салахеддина такие слуги? – прозвучал голос Сипана в наступившей тишине. – И все мои федаи сделают то же самое. Идите и, если желаете, возьмите с собой этих франков, моих гостей. Пусть они засвидетельствуют перед Салахеддином то, что видели, и расскажут, где вы оставили их сестру. Переведи это рыцарям, – обратился он к Масуде.
Выслушав ее, Годвин ответил:
– Мы плохо понимаем то, что произошло, ведь нам не известен твой язык, аль-Джебал! Раньше, чем мы уйдем из-под крыши твоего дома, нам нужно свести счеты с Лозелем.
Розамунда вздохнула с облегчением. Сипан ответил:
– Пусть так и будет. – И прибавил: – Накормите и напоите посланников перед их отправлением домой.
Но выборный ответил:
– Мы не принимаем хлеба и соли от убийцы, аль-Джебал, мы уходим, но через неделю снова явимся с десятью тысячами копий, и на одно из них насадим твою голову. Охранная грамота, данная тобой, защитит нас до заката, после этого времени делай, что тебе угодно. Высокорожденная принцесса, советуем тебе убить себя л тем заслужить вечную славу!
Кланяясь Розамунде, они один за другим уходили с террасы. Свита двинулась за ними. Сипан махнул рукой, все стали расходиться. За Розамундой шла Масуда и стража. Братья рассуждали обо всем случившемся, говоря себе, что они могут надеяться только на Бога.
II. БОЙ НА МОСТУ
– Саладин придет, – сказал Вульф. И с высоты, на которой стояли д'Арси, указал на долину: по ней мчался отряд всадников. – Видишь, брат, это уезжает посольство, – прибавил он.
– Да, – ответил Годвин, – султан придет, но боюсь, слишком поздно…
– Если мы не двинемся навстречу ему! Масуда обещала…
– Масуда, – вздохнул Годвин, – только подумать, что все зависит от обещания женщины…
– Нет, – возразил Вульф, – от судьбы. Ну, пойдем.
И в сопровождении свиты они отправились в сад, чтобы заучить дорогу к скале. Ночью д'Арси поехали к пропасти и увидели Лозеля, который сидел на крупном взмыленном вороном коне. Очевидно, он тоже побывал на опасном мосту; собравшаяся толпа зрителей хлопала руками и кричала:
– Хорошо ездит франк, хорошо!
Годвин и Вульф переехали через мост. Кони не останавливались, только фыркали, глядя на зиявшую бездну. Братья несколько раз повторяли то же самое; они ездили то шагом, то рысью, то галопом, иногда поодиночке, иногда вместе. Наконец Вульф попросил Годвина остановиться на половине моста, помчался к нему карьером и осадил Дыма на расстоянии копья от брата; под крики зрителей он повернул своего коня на задних ногах и поскакал назад в сопровождении Годвина. Д'Арси поставили лошадей в конюшню и прошли в сад, избегая встречи с белыми служанками Сипана и с людьми, которых они отравляли. Окружным путем братья прошли к утесу, открыли дверь в курган, замкнули ее за собой и ощупью пробрались до освещенного луной выхода из подземелья. Тут они остановились, изучая крутой спуск, вдруг Годвин почувствовал на своем плече руку, повернулся и увидел Масуду.
– Как вы вошли? – по-французски спросил он.
– Вот дорога, в которой заключается наша единственная надежда, – сказала она, не ответив на его вопрос, и прибавила: – Не будем тратить слов, сэр Годвин, у нас мало времени, и, если вы доверяете мне, отдайте в мои руки печать, которая висит у вас на шее. В противном случае вернитесь в замок и спасайте себя и Розамунду как умеете.
Годвин молча вынул из-за кольчуги старинное кольцо, покрытое таинственными письменами и со знаком кинжала. Он молча передал перстень Масуде.
– Вы действительно доверяете мне, – с легким смехом сказала она; при свете луны осмотрела Масуда перстень, коснулась им своего лба и спрятала его на груди.
– Да, госпожа, – ответил Годвин, – я верю вам, хотя и не понимаю, почему вы ради нас подвергаете себя опасности.
– Почему? Может быть, из ненависти; ведь Сипан властвует не любовью, а ненавистью; может быть, так же и я, дикая по происхождению, хочу рискнуть жизнью, ведь смерть и победа для меня безразличны! Может быть, и потому, что вы, сэр Годвин, спасли меня от львицы. Не все ли вам равно, почему женщина, шпионка ассасинов, на которую вы плюнули бы в вашей стране, делает то или другое? – Она замолчала. Ее грудь высоко вздымалась, глаза блестели. Она казалась таинственным белым видением, прекрасным при лунном свете. Годвин почувствовал, что его сердце сжалось, но он не успел ответить, так как Вульф сказал:
– Вы просили нас не тратить лишних слов, госпожа, и потому скажите, что делать нам?
– Вот что, – ответила Масуда. – Завтра в этот час вы будете биться с Лозелем на узком мосту. Может быть, вы, сэр
Вульф, падете, потому что одна храбрость не поможет вам. Ведь этот бой потребует скорее искусства и воинской хитрости…
В таком случае сэр Годвин выступит против него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81