Не то нам с тобой обоим несдобровать.
С тем же успехом он мог бы меня попросить, чтобы я не дышала.
— Надеюсь, меня неприятности минуют, — ответила я, возвращаясь к ледяной любезности. — Что касается объяснений, разумеется, могу подождать. Столько ждала, что ещё несколько лет не имеет значения…
— Очень бы не хотелось прибегать к решительным мерам, — сказал он со вздохом. — Пожалуйста, уволь меня от этого.
— Угрожаешь?
— Избави бог! И в мыслях не было. Твоя реакция на угрозы у кого угодно охоту отобьёт. Понимай как нижайшую просьбу…
Ах как трогательно, прямо так я тебе и расчувствовалась! По второму разу этот номер со мной не пройдёт, уже учёная. Но голос.., наградил же господь человека таким голосом…
Телефон молчал. Молчал день, другой, третий… Никаких донесений, как ножом отрезало. Звонили знакомые по разным, интересующим меня как прошлогодний снег поводам, а я всякий раз вздрагивала и совсем извелась. Для меня телефон молчал.
Заветный номер не отвечал, хотя я и набирала его когда ни попадя, днём и ночью. Никто на меня не покушался, никакие подозрительные личности вокруг дома не шастали. Не иначе меня дерзнули задвинуть на обочину.
На второй день, вечером, позвонила Янка.
— Какие новости? — спросила она, сгорая от любопытства.
Я коротко и деловито доложила обстановку.
— Больше не звонил?
— Нет. Я скоро лопну от злости. Отмахнулся от меня как от мухи, чучело секретное.
— Думаешь, ещё объявится?
— Кто знает. Если не объявится, дам извещение в газету, что джентльмен такой-то наружности, с таким-то именем не сдержал слова чести.
— И диктор Польского Радио подаст на тебя в суд. Почему бы тебе не обратиться в милицию?
— А что я им скажу? Так, мол, и так, по моему глубокому убеждению, неизвестные мне лица незаконно экспериментируют с электроакустической аппаратурой? Любопытная, скажу я им дальше, подробность: известное вам ведомство интересовалось сверхновыми усилителями и даже изымало их во временное пользование… Хочешь, чтобы я подставила порядочных людей, раскрывших мне служебные тайны, да ещё обвинила государственные органы в антигосударственной деятельности? Спасибочки за совет. Какие, спрашивается, у меня основания? Дескать, чутьё подсказывает? Чихала милиция на моё чутьё, а больше мне сослаться не на что, все мои сведения из нелегальных источников. Меня же первую и упекут — как врага родины.
— Как же быть?
— Ума не приложу. Подожду, пока не осенит.
— Ну-ну, жди. Как осенит, позвони. Ждать-то я ждала, но не сложа руки. Закидывала удочку направо и налево и вытаскивала самый разный улов. Знакомый из городской телефонной службы на вопрос об интересующем меня закрытом номере ударился в панику и наотрез отказался раскрывать профессиональную тайну. Звукооператоры из технических служб Польского Радио, к которым я попыталась приставать с вопросами о некоторых специфических аспектах их деятельности, дружно и с нескрываемой антипатией отвергли мои домогания. Я взяла напрокат в “Мотосбыте” машину и отправилась на полигон, то бишь в район сто три. Осмотрела там пашню, свежие зеленя и молодой перелесок, а потом, застряв в грязи и минут пятнадцать пробуксовав, вынуждена была месить окрестные хляби, разыскивая и втыкая под колёса всякие палки, после чего, на последнем издыхании и несолоно хлебавши, вернулась домой. Багаж моих познаний активно пополнялся, но только не на интересующую меня тему. Чего только в этом багаже не было: всяческие открытия и усовершенствования, программирование разнообразнейших систем, шпионаж… И никаких сведений о человеке, на котором были теперь сосредоточены все мои помыслы.
Терпение моё лопнуло. Доведённая до крайности, я закинула удочку в совсем уж неположенное место. О возможных крупномасштабных последствиях я не подумала, а если б и подумала, то не образумилась бы, потому как разум потеряла окончательно.
Вечером третьего дня трубка сама по себе прилипла к моему уху, а телефонный диск сам по себе завертелся под рукой, накручивая номер, по которому я не звонила уже много лет и который мне давно полагалось позабыть.
— Слушаю…
Никаких шансов вытянуть что-нибудь из этого человека не имелось, легче было разговорить могилу. Зато я точно знала, что нет в интересующей меня области такого изобретения или усовершенствования, к которому он не приложил бы руку. Единственный в Польше специалист по определённому узкому профилю, первый среди спецов мирового класса. И последний, кого можно было заподозрить в незаконной деятельности.
— Добрый вечер, — сухо сказала я и, избегая пауз, продолжала:
— Интересно, даёшь ли ты себе отчёт, кому служит твоя гениальная инженерная мысль?
— О чем речь? Будь добра, выражайся пояснее, вникать в твои художественные метафоры у меня нет времени.
— Речь об экспериментах, связанных с дистанционным управлением различными системами. В частности, голосом. Извини, что изъясняюсь нормальным языком, а не вашей научной тарабарщиной. Так вот, насколько мне известно, электроакустический канал Х служит для включения и выключения неподвижных объектов, канал В — для управления подвижными объектами, а канал А…
— Что такое?! Откуда ты взяла…
— Импульсы зависят от выговаривания слов с набором соответствующих гласных, правильно? “Е” в “брекекекс” воздействует одним образом, “у” в “кукурукуку” — другим… Я ожидала от вас ещё и “растабары”, учитывая обилие “а”, но вы меня разочаровали…
— Прекрати! — резко оборвал меня человек на другом конце провода. — Сейчас же замолчи!
— И не подумаю, — возмутилась я. — Прими к сведению, что этот твой тон на меня больше не действует.
— Помнится, ты и прежде была сумасброд кой, но не до такой же степени! Совсем свихнулась. Чего тебе надо?
— Мне надо знать кое-что на эту тему. Я имею основания подозревать, что твои разработки попали в нехорошие руки. Надеюсь получить у тебя консультацию.
— Не надейся!
— Что же, тогда не обессудь, растрезвоню гложущую меня тайну повсюду — все, о чем знаю, а знаю я, уж поверь, немало. Выкричусь на весь белый свет, где придётся — в кино, в набитом трамвае, на каждом перекрёстке!
— Да тебя тут же изолируют, не успеешь и рта раскрыть!..
— Возможно, но тогда я непременно сошлюсь на тебя, как на источник информации. И пускай докажут, что я вру…
"А ведь и впрямь шантажистка, да ещё опасная для общества”, — подивилась я себе в наступившей паузе. В трубке молчали — видно, мой разъярённый собеседник боролся с удушьем. Не дошло бы до апоплексического удара…
— Ну ладно, — покладисто уступила я. Буду молчать как рыба, только намекни хотя бы, кто твоим детищем сейчас пользуется. Я ведь не с кондачка болтаю, поверь, идёт какая-то серьёзная возня…
— Хорошо, — неожиданно согласился он — Но это не телефонный разговор. Давай условимся на завтра, попробую выкроить время.
— Фиг тебе, — непреклонно отрезала я. Завтра ты меня захлопнешь в капкан. Если встречаться, то сегодня.
Он ответил не сразу, видимо, взвешивая ситуацию.
— Договорились. Где увидимся?
— На лавочке в парке Дрешера, у троллейбусной остановки. Через десять минут. — Я ехидно усмехнулась. — Если тебя через десять минут не будет, ухожу, не дожидаясь, и разворачиваю рекламную кампанию…
Все с той же ехидной усмешечкой я положила трубку рядом с аппаратом, заблокировав ему связь с внешним миром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
С тем же успехом он мог бы меня попросить, чтобы я не дышала.
— Надеюсь, меня неприятности минуют, — ответила я, возвращаясь к ледяной любезности. — Что касается объяснений, разумеется, могу подождать. Столько ждала, что ещё несколько лет не имеет значения…
— Очень бы не хотелось прибегать к решительным мерам, — сказал он со вздохом. — Пожалуйста, уволь меня от этого.
— Угрожаешь?
— Избави бог! И в мыслях не было. Твоя реакция на угрозы у кого угодно охоту отобьёт. Понимай как нижайшую просьбу…
Ах как трогательно, прямо так я тебе и расчувствовалась! По второму разу этот номер со мной не пройдёт, уже учёная. Но голос.., наградил же господь человека таким голосом…
Телефон молчал. Молчал день, другой, третий… Никаких донесений, как ножом отрезало. Звонили знакомые по разным, интересующим меня как прошлогодний снег поводам, а я всякий раз вздрагивала и совсем извелась. Для меня телефон молчал.
Заветный номер не отвечал, хотя я и набирала его когда ни попадя, днём и ночью. Никто на меня не покушался, никакие подозрительные личности вокруг дома не шастали. Не иначе меня дерзнули задвинуть на обочину.
На второй день, вечером, позвонила Янка.
— Какие новости? — спросила она, сгорая от любопытства.
Я коротко и деловито доложила обстановку.
— Больше не звонил?
— Нет. Я скоро лопну от злости. Отмахнулся от меня как от мухи, чучело секретное.
— Думаешь, ещё объявится?
— Кто знает. Если не объявится, дам извещение в газету, что джентльмен такой-то наружности, с таким-то именем не сдержал слова чести.
— И диктор Польского Радио подаст на тебя в суд. Почему бы тебе не обратиться в милицию?
— А что я им скажу? Так, мол, и так, по моему глубокому убеждению, неизвестные мне лица незаконно экспериментируют с электроакустической аппаратурой? Любопытная, скажу я им дальше, подробность: известное вам ведомство интересовалось сверхновыми усилителями и даже изымало их во временное пользование… Хочешь, чтобы я подставила порядочных людей, раскрывших мне служебные тайны, да ещё обвинила государственные органы в антигосударственной деятельности? Спасибочки за совет. Какие, спрашивается, у меня основания? Дескать, чутьё подсказывает? Чихала милиция на моё чутьё, а больше мне сослаться не на что, все мои сведения из нелегальных источников. Меня же первую и упекут — как врага родины.
— Как же быть?
— Ума не приложу. Подожду, пока не осенит.
— Ну-ну, жди. Как осенит, позвони. Ждать-то я ждала, но не сложа руки. Закидывала удочку направо и налево и вытаскивала самый разный улов. Знакомый из городской телефонной службы на вопрос об интересующем меня закрытом номере ударился в панику и наотрез отказался раскрывать профессиональную тайну. Звукооператоры из технических служб Польского Радио, к которым я попыталась приставать с вопросами о некоторых специфических аспектах их деятельности, дружно и с нескрываемой антипатией отвергли мои домогания. Я взяла напрокат в “Мотосбыте” машину и отправилась на полигон, то бишь в район сто три. Осмотрела там пашню, свежие зеленя и молодой перелесок, а потом, застряв в грязи и минут пятнадцать пробуксовав, вынуждена была месить окрестные хляби, разыскивая и втыкая под колёса всякие палки, после чего, на последнем издыхании и несолоно хлебавши, вернулась домой. Багаж моих познаний активно пополнялся, но только не на интересующую меня тему. Чего только в этом багаже не было: всяческие открытия и усовершенствования, программирование разнообразнейших систем, шпионаж… И никаких сведений о человеке, на котором были теперь сосредоточены все мои помыслы.
Терпение моё лопнуло. Доведённая до крайности, я закинула удочку в совсем уж неположенное место. О возможных крупномасштабных последствиях я не подумала, а если б и подумала, то не образумилась бы, потому как разум потеряла окончательно.
Вечером третьего дня трубка сама по себе прилипла к моему уху, а телефонный диск сам по себе завертелся под рукой, накручивая номер, по которому я не звонила уже много лет и который мне давно полагалось позабыть.
— Слушаю…
Никаких шансов вытянуть что-нибудь из этого человека не имелось, легче было разговорить могилу. Зато я точно знала, что нет в интересующей меня области такого изобретения или усовершенствования, к которому он не приложил бы руку. Единственный в Польше специалист по определённому узкому профилю, первый среди спецов мирового класса. И последний, кого можно было заподозрить в незаконной деятельности.
— Добрый вечер, — сухо сказала я и, избегая пауз, продолжала:
— Интересно, даёшь ли ты себе отчёт, кому служит твоя гениальная инженерная мысль?
— О чем речь? Будь добра, выражайся пояснее, вникать в твои художественные метафоры у меня нет времени.
— Речь об экспериментах, связанных с дистанционным управлением различными системами. В частности, голосом. Извини, что изъясняюсь нормальным языком, а не вашей научной тарабарщиной. Так вот, насколько мне известно, электроакустический канал Х служит для включения и выключения неподвижных объектов, канал В — для управления подвижными объектами, а канал А…
— Что такое?! Откуда ты взяла…
— Импульсы зависят от выговаривания слов с набором соответствующих гласных, правильно? “Е” в “брекекекс” воздействует одним образом, “у” в “кукурукуку” — другим… Я ожидала от вас ещё и “растабары”, учитывая обилие “а”, но вы меня разочаровали…
— Прекрати! — резко оборвал меня человек на другом конце провода. — Сейчас же замолчи!
— И не подумаю, — возмутилась я. — Прими к сведению, что этот твой тон на меня больше не действует.
— Помнится, ты и прежде была сумасброд кой, но не до такой же степени! Совсем свихнулась. Чего тебе надо?
— Мне надо знать кое-что на эту тему. Я имею основания подозревать, что твои разработки попали в нехорошие руки. Надеюсь получить у тебя консультацию.
— Не надейся!
— Что же, тогда не обессудь, растрезвоню гложущую меня тайну повсюду — все, о чем знаю, а знаю я, уж поверь, немало. Выкричусь на весь белый свет, где придётся — в кино, в набитом трамвае, на каждом перекрёстке!
— Да тебя тут же изолируют, не успеешь и рта раскрыть!..
— Возможно, но тогда я непременно сошлюсь на тебя, как на источник информации. И пускай докажут, что я вру…
"А ведь и впрямь шантажистка, да ещё опасная для общества”, — подивилась я себе в наступившей паузе. В трубке молчали — видно, мой разъярённый собеседник боролся с удушьем. Не дошло бы до апоплексического удара…
— Ну ладно, — покладисто уступила я. Буду молчать как рыба, только намекни хотя бы, кто твоим детищем сейчас пользуется. Я ведь не с кондачка болтаю, поверь, идёт какая-то серьёзная возня…
— Хорошо, — неожиданно согласился он — Но это не телефонный разговор. Давай условимся на завтра, попробую выкроить время.
— Фиг тебе, — непреклонно отрезала я. Завтра ты меня захлопнешь в капкан. Если встречаться, то сегодня.
Он ответил не сразу, видимо, взвешивая ситуацию.
— Договорились. Где увидимся?
— На лавочке в парке Дрешера, у троллейбусной остановки. Через десять минут. — Я ехидно усмехнулась. — Если тебя через десять минут не будет, ухожу, не дожидаясь, и разворачиваю рекламную кампанию…
Все с той же ехидной усмешечкой я положила трубку рядом с аппаратом, заблокировав ему связь с внешним миром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43