Где снималась фотография?
— Если не ошибаюсь, в Канаде, в Гамильтоне. Фамильное торжество десятилетней давности. Да, ты права. Действительно, часы.
За спинами канадских родственников на полочке под «Цыганкой» и в самом деле стояли старинные часы, кажется сделанные в стиле «рококо». Очень красивые часы! Наверняка ходили, хоть и старинные.
Неестественно вежливым, каким-то даже зловещим голосом Алиция поинтересовалась:
— Будь любезна, поясни, каким образом часы моей покойной тетки могли оказаться у твоих родственников в Канаде?
На всякий случай я поспешила отвести грозу от своих родственников:
— Это не их квартира, а в доме крестной матери, ее семьи я не знаю. Фамилия их Доманевские, Те-реса сообщила. А откуда у них часы — понятия не имею. И вообще я на часы не обратила внимания, меня интересовал портрет, видишь цыганку на стене?
— Лично меня интересуют часы, — холодно возразила Алиция.
— Почему, можешь сказать? Не отвечая, Алиция через лупу рассматривала часы, бормоча себе под нос:
— Вот если бы еще обратную сторону увидеть... Хотя и без того я уверена-те самые.
И вдруг спохватившись, вспомнила об обязанностях хозяйки дома, принимающей заграничного гостя:
— Погоди, сейчас Кофе приготовлю. А ты можешь пока умыться с дороги.
— Ну, может, теперь расскажешь, почему часы произвели на тебя такое впечатление
— -спросила я Алицию, усаживаясь за стол в ее кухне. — Первый раз на моей памяти часы производят такое впечатление на человека.
— Расскажу, я уже успокоилась, — ответила Алиция, откладывая в сторону принесенный незнакомым человеком конверт, из которого выглядывали рекламные проспекты. — Конечно, расскажу, никакого секрета тут нет. А может, есть? — опять задумалась она.
— Если даже и есть, никому не скажу, ты ведь меня знаешь, — успокоила я ее.
Алиция вынула из пачки сигарету, сломала ее пополам, закурила одну половинку и начала:
— Это часы моей тетки. Заметь, я не говорю — были, потому что вещи украденные владельцев не меняют. Запомнила я эти часы с детства, все ими любовались, а тетя обещала подарить, когда мне исполнится восемнадцать лет. Часы антикварные, восемнадцатый век. В сорок третьем немцы вышвырнули тетку из квартиры, как и всех жильцов из их дома. Тетя переселилась к нам, на улицу Нарбутта, с одним чемоданчиком пришла, больше ей ничего не разрешили захватить из собственного дома. А мы еще в начале войны самые ценные вещи в ее квартиру снесли, думали, там безопаснее... Так что все теткины антикварные коллекции достались немецкому полковнику, барону фон... какому-то там. И часы тоже. Я еще маленькая была, а моя старшая сестра все переживала за наши вещи, все ходила на теткину квартиру. В отсутствие полковника даже познакомилась с его ординарцем, тот был из силезских немцев...
И Алиция, и ее сестра выросли в семье, где немецкий язык был вторым родным наравне с польским, так что общаться Алициной сестре с немецким ординарцем было просто. А может, они общались по-польски? Силезские немцы ведь совсем ополячились. Алиция продолжала:
— От ординарца сестра узнала, что барон уезжает. Уехал он перед самым восстанием. Я там была.
— Где?!
— В теткиной квартире. Представляешь, этот шкоп даже замков в дверях не счел нужным менять, мы с теткиными ключами запросто проникли в квартиру. С сестрой пошли, помню, это было перед самым восстанием...
— Ты уже говорила.
— Ну так вот, вошли мы с сестрой в квартиру, а она совсем пустая!
— Что ты говоришь! Совсем?
— Ну, не то чтобы уж совсем, немного мебели осталось, самый негодящей, и в кухне кое-что из посуды — старые кастрюли и разбитые тарелки, Все остальное господин полковник вывез. Очистил квартиру!
От ординарца сестра узнала, что полковнику предстояло отправляться на фронт, но перед этим он получил недельный отпуск, вот он и воспользовался им. Подогнал грузовик, погрузил теткино имущество и отвез в свое поместье, в Хоэнвальде.
— Это где?
— За Гожовом Великопольским. Теперь этот городок, кажется, называется Высокий. Только поместье не в самом городке, а в окрестностях. Ординарец рассказывал-из Варшавы господин барон приехал на грузовике, а на фронт отправился с небольшим чемоданчиком. Сомневаюсь я, что в этом чемоданчике были теткины часы.
— Наверное, правильно сомневаешься. А откуда ты все это знаешь?
— От ординарца. Сначала с ним общалась моя сестра, а потом она влюбилась в теперешнего моего зятя и уже не интересовалась имуществом, так что я от нее приняла эстафету. Разыскала того самого ординарца, когда он уже был военнопленным и вместе с другими пленными работал на расчистке развалин в Варшаве. Он мне и рассказал, что было дальше.
— Что же?
— Сначала барон фон какой-то велел своей семье твердо сидеть в поместье и верить в силу немецкого оружия, а когда увидел, что дело плохо, послал за ними транспорт, чтобы вывезти семью в Рейх. Вместе с транспортом послал своего ординарца. Транспорт по дороге разбомбили, ординарец спасся и мечтал сдаться в плен. Как-то не получалось, ординарец пешком добрался до поместья своего полковника, и там наконец настигли его русские. Но еще до прихода русских в доме уже не оказалось, по его словам, ни серебра, ни фарфора, ни картин, ни прочих антикварных ценностей, хотя местное население еще до полковничьего имущества не добралось. И он, ординарец, ломал голову, куда же все подевалось. Немцы не могли всего вывезти, для этого им понадобился бы товарный вагон, а то и два, семья же полковника бежала на легковом автомобиле, который бросили в полутора километрах от дома, с разбитым капотом. Чемоданы так и остались в машине, видимо, шкопы бежали налегке, прихватив лишь деньги и драгоценности. Все же остальное имущество, считает ординарец, они спрятали где-то в своем поместье. Закопали или замуровали в стене. Ну, а его самого наконец русские взяли в плен и направили на расчистку Варшавы. Мы обе помолчали.
— Из всего этого следует, —осторожно начала я, —что если твои часы находятся в Гамильтоне...
— ...то их кто-то откопал. Интересно, кто и когда? Ведь если поместье не разграбили сразу, то потом уже было труднее, тем более что в большом доме русские устроили госпиталь и посторонним вообще трудно было проникнуть в дом.
У меня в голове зароились какие-то туманные соображения, но пока что очень расплывчатые и почти неуловимые. Рано было делиться ими с подругой.
— Знаешь, — сказала Алиция, — мне бы очень хотелось получить доказательство, что на фотографии действительно наши часы. У них на задней стенке была монограмма выгравирована, инициалы первой владелицы, не тетки, а еще ее прабабки. Я сейчас тебе нарисую. Смотри, вот как это выглядело..
Вытащив из принесенного утром конверта один из рекламных проспектов, Алиция на его широких полях ловко изобразила сложную переплетающуюся монограмму из двух букв.
Я грустно констатировала:
— Злой рок связал меня веревочкой с этими Доманевскими. Уже один раз мне пришлось писать в Канаду, чтобы проверить их портрет. Теперь ты наверняка потребуешь подтверждения, что на часах выгравирована такая монограмма.
— А что, ты не сможешь этого сделать? — огорчилась Алиция. — О, вот такая монограмма, я хорошо ее запомнила, она у тетки была на нескольких антикварных вещах.
Осмотрев внимательно изысканную вязь монограммы, я вырезала ее из проспекта маленькими ножничками, достав их из косметички.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
— Если не ошибаюсь, в Канаде, в Гамильтоне. Фамильное торжество десятилетней давности. Да, ты права. Действительно, часы.
За спинами канадских родственников на полочке под «Цыганкой» и в самом деле стояли старинные часы, кажется сделанные в стиле «рококо». Очень красивые часы! Наверняка ходили, хоть и старинные.
Неестественно вежливым, каким-то даже зловещим голосом Алиция поинтересовалась:
— Будь любезна, поясни, каким образом часы моей покойной тетки могли оказаться у твоих родственников в Канаде?
На всякий случай я поспешила отвести грозу от своих родственников:
— Это не их квартира, а в доме крестной матери, ее семьи я не знаю. Фамилия их Доманевские, Те-реса сообщила. А откуда у них часы — понятия не имею. И вообще я на часы не обратила внимания, меня интересовал портрет, видишь цыганку на стене?
— Лично меня интересуют часы, — холодно возразила Алиция.
— Почему, можешь сказать? Не отвечая, Алиция через лупу рассматривала часы, бормоча себе под нос:
— Вот если бы еще обратную сторону увидеть... Хотя и без того я уверена-те самые.
И вдруг спохватившись, вспомнила об обязанностях хозяйки дома, принимающей заграничного гостя:
— Погоди, сейчас Кофе приготовлю. А ты можешь пока умыться с дороги.
— Ну, может, теперь расскажешь, почему часы произвели на тебя такое впечатление
— -спросила я Алицию, усаживаясь за стол в ее кухне. — Первый раз на моей памяти часы производят такое впечатление на человека.
— Расскажу, я уже успокоилась, — ответила Алиция, откладывая в сторону принесенный незнакомым человеком конверт, из которого выглядывали рекламные проспекты. — Конечно, расскажу, никакого секрета тут нет. А может, есть? — опять задумалась она.
— Если даже и есть, никому не скажу, ты ведь меня знаешь, — успокоила я ее.
Алиция вынула из пачки сигарету, сломала ее пополам, закурила одну половинку и начала:
— Это часы моей тетки. Заметь, я не говорю — были, потому что вещи украденные владельцев не меняют. Запомнила я эти часы с детства, все ими любовались, а тетя обещала подарить, когда мне исполнится восемнадцать лет. Часы антикварные, восемнадцатый век. В сорок третьем немцы вышвырнули тетку из квартиры, как и всех жильцов из их дома. Тетя переселилась к нам, на улицу Нарбутта, с одним чемоданчиком пришла, больше ей ничего не разрешили захватить из собственного дома. А мы еще в начале войны самые ценные вещи в ее квартиру снесли, думали, там безопаснее... Так что все теткины антикварные коллекции достались немецкому полковнику, барону фон... какому-то там. И часы тоже. Я еще маленькая была, а моя старшая сестра все переживала за наши вещи, все ходила на теткину квартиру. В отсутствие полковника даже познакомилась с его ординарцем, тот был из силезских немцев...
И Алиция, и ее сестра выросли в семье, где немецкий язык был вторым родным наравне с польским, так что общаться Алициной сестре с немецким ординарцем было просто. А может, они общались по-польски? Силезские немцы ведь совсем ополячились. Алиция продолжала:
— От ординарца сестра узнала, что барон уезжает. Уехал он перед самым восстанием. Я там была.
— Где?!
— В теткиной квартире. Представляешь, этот шкоп даже замков в дверях не счел нужным менять, мы с теткиными ключами запросто проникли в квартиру. С сестрой пошли, помню, это было перед самым восстанием...
— Ты уже говорила.
— Ну так вот, вошли мы с сестрой в квартиру, а она совсем пустая!
— Что ты говоришь! Совсем?
— Ну, не то чтобы уж совсем, немного мебели осталось, самый негодящей, и в кухне кое-что из посуды — старые кастрюли и разбитые тарелки, Все остальное господин полковник вывез. Очистил квартиру!
От ординарца сестра узнала, что полковнику предстояло отправляться на фронт, но перед этим он получил недельный отпуск, вот он и воспользовался им. Подогнал грузовик, погрузил теткино имущество и отвез в свое поместье, в Хоэнвальде.
— Это где?
— За Гожовом Великопольским. Теперь этот городок, кажется, называется Высокий. Только поместье не в самом городке, а в окрестностях. Ординарец рассказывал-из Варшавы господин барон приехал на грузовике, а на фронт отправился с небольшим чемоданчиком. Сомневаюсь я, что в этом чемоданчике были теткины часы.
— Наверное, правильно сомневаешься. А откуда ты все это знаешь?
— От ординарца. Сначала с ним общалась моя сестра, а потом она влюбилась в теперешнего моего зятя и уже не интересовалась имуществом, так что я от нее приняла эстафету. Разыскала того самого ординарца, когда он уже был военнопленным и вместе с другими пленными работал на расчистке развалин в Варшаве. Он мне и рассказал, что было дальше.
— Что же?
— Сначала барон фон какой-то велел своей семье твердо сидеть в поместье и верить в силу немецкого оружия, а когда увидел, что дело плохо, послал за ними транспорт, чтобы вывезти семью в Рейх. Вместе с транспортом послал своего ординарца. Транспорт по дороге разбомбили, ординарец спасся и мечтал сдаться в плен. Как-то не получалось, ординарец пешком добрался до поместья своего полковника, и там наконец настигли его русские. Но еще до прихода русских в доме уже не оказалось, по его словам, ни серебра, ни фарфора, ни картин, ни прочих антикварных ценностей, хотя местное население еще до полковничьего имущества не добралось. И он, ординарец, ломал голову, куда же все подевалось. Немцы не могли всего вывезти, для этого им понадобился бы товарный вагон, а то и два, семья же полковника бежала на легковом автомобиле, который бросили в полутора километрах от дома, с разбитым капотом. Чемоданы так и остались в машине, видимо, шкопы бежали налегке, прихватив лишь деньги и драгоценности. Все же остальное имущество, считает ординарец, они спрятали где-то в своем поместье. Закопали или замуровали в стене. Ну, а его самого наконец русские взяли в плен и направили на расчистку Варшавы. Мы обе помолчали.
— Из всего этого следует, —осторожно начала я, —что если твои часы находятся в Гамильтоне...
— ...то их кто-то откопал. Интересно, кто и когда? Ведь если поместье не разграбили сразу, то потом уже было труднее, тем более что в большом доме русские устроили госпиталь и посторонним вообще трудно было проникнуть в дом.
У меня в голове зароились какие-то туманные соображения, но пока что очень расплывчатые и почти неуловимые. Рано было делиться ими с подругой.
— Знаешь, — сказала Алиция, — мне бы очень хотелось получить доказательство, что на фотографии действительно наши часы. У них на задней стенке была монограмма выгравирована, инициалы первой владелицы, не тетки, а еще ее прабабки. Я сейчас тебе нарисую. Смотри, вот как это выглядело..
Вытащив из принесенного утром конверта один из рекламных проспектов, Алиция на его широких полях ловко изобразила сложную переплетающуюся монограмму из двух букв.
Я грустно констатировала:
— Злой рок связал меня веревочкой с этими Доманевскими. Уже один раз мне пришлось писать в Канаду, чтобы проверить их портрет. Теперь ты наверняка потребуешь подтверждения, что на часах выгравирована такая монограмма.
— А что, ты не сможешь этого сделать? — огорчилась Алиция. — О, вот такая монограмма, я хорошо ее запомнила, она у тетки была на нескольких антикварных вещах.
Осмотрев внимательно изысканную вязь монограммы, я вырезала ее из проспекта маленькими ножничками, достав их из косметички.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70