До такой степени была ошеломлена, что даже забыла, по какому делу звоню ему. К счастью, у Матеуша с памятью было все в порядке.
— Ты куда подевалась? — набросился он на меня.
— Звоню и звоню, пришлось отказаться от Бомбея, вместо Индии в отпуск приехал в Варшаву, разыскиваю тебя, всех знакомых опросил. Ну рассказывай, на какой стадии ты остановилась?
— На заключительной, — ответила я. — Подумаешь, Бомбей! Нашел о чем жалеть, в Индии кошмарный климат, правильно сделал, что приехал в Польшу. В письме я тебе обо всем написала.
— Не получал я письма.
— Правильно, еще не мог получить, я всего неделю назад послала.
— Куда?
— Ясно, в Испанию.
— С тобой спятить можно! И теперь мне надо возвратиться в Испанию, чтобы прочесть твое письмо? Не можешь сейчас мне все рассказать?
— Не могу. Через час... нет, через сорок минут я должна быть в Главном управлении милиции. Ладно, теперь заткнись, попытаюсь коротко сообщить главное.
Изложение главного заняло у меня две минуты. Матеущ молчал намного дольше.
— Эй! — встревожилась я. — Ты еще жив? Или нас разъединили?
— Жив! — слабым голосом отозвался Мате-уш. — Хотя от услышанного и помереть можно. Я буду ждать тебя у Главного управления, сколько бы это ни продолжалось...
— Зачем? Я в состоянии и сама добраться до дому.
— Не сомневаюсь. Но желательно поскорей узнать, выпустят ли тебя оттуда вообще, в чем я совсем не уверен. И не хотелось бы ни с кем общаться до того, пока ты мне в подробностях всего не расскажешь. Понятно! Буду ждать тебя в машине за углом, голубой «рено».
Я посоветовала ему договориться с женой, чтобы через некоторое время подошла с обедом в судочках, и положила трубку. Капитан Леговский произвел на меня двойственное впечатление — то прямо огнедышащий змей, то сиротка Марыся. Некоторое время мы изучающе разглядывали друг друга, после чего капитан порылся в бумагах ящика своего стола, извлек из него крошечный целлофановый пакетик с негативом внутри и протянул мне:
— Не скажете, что это такое? Спятить можно! Придя в себя, я ответила правду и только правду:
— Мой зуб. Откуда это у вас?
— Нет! — загремел капитан Леговский, и у меня создалось впечатление, что он с трудом удержался от того, чтобы грохнуть кулаком по столу. — Это вы будьте любезны сообщить, откуда ваш зуб взялся у человека, утонувшего в канадском озере! Многое приходилось видеть мне в жизни, но эти безобразия, которые вы себе позволяете...
— Минутку, сейчас все объясню, зачем так кипятиться? Просто непонятно, как у Михалека мог оказаться мой зуб.
— Кто такой Михалек?
— Михал Латай. Тот самый утопленник.
Оба с капитаном мы старались взять себя в руки и говорить спокойно. Он явно прилагал сверхчеловеческие усилия, чтобы не скомпрометировать перед подозрительной бабой исполнительную власть народной Польши, вроде бы даже раза два скрипнул зубами. Впрочем, за последнее не ручаюсь, я сама была потрясена, могла и не то услышать.
— Из сказанного вами следует, что вы знаете, кто там у них утопился? — наконец прозвучал вопрос, заданный почти спокойным голосом.
— Конечно, знаю. То есть думаю, что знаю, я его опознала по снимку в канадской газете, лично же я его не знала, хотя не совсем так, можно сказать, что довелось и в натуре видеть Михалека, когда он лежал на полу в моей квартире без сознания, но это было давно...
Капитан Леговский на мгновение прикрыл глаза, стиснул зубы, удерживая какие-то рвущиеся наружу слова, открыл глаза и скомандовал:
— Отвечать на вопросы! С толку не сбивать! По порядку! Сначала зуб. Откуда он у вас?
— От рентгена. То есть... Десять лет назад мне пришлось сделать рентгеновский снимок зуба. А что? Закон запрещает?
— Не отвлекаться! Десять лет назад?
— Десять лет.
— И все это время вы его носили с собой?
— Носила. А что, закон запрещает?
— Не отвлекаться! Зачем носили? Зачем десять лет таскать с собой повсюду старый зуб?
— И не такой уж старый, младше меня. А таскала не специально, просто завалялся в косметичке. Видите же, какое это маленькое. Я много чего таскаю с собой годами. Могла бы и легкие двадцатилетней давности таскать, но они большого формата... Не понимаю, почему это вас так удивляет?
— Удивляет... Вы правы, меня это несколько удивляет.
А меня такие придирки стали раздражать.
— Если хотите, могу показать содержимое сумки, мне самой интересно. Не думаете же вы, что я каждую неделю навожу в ней порядок? Делать мне больше нечего! И вообще, не кажется ли вам, что мы несколько уклонились в сторону? Сами требуете коротко и по делу, а сами...
На разминку все-таки ушло порядочно времени, но в конце концов капитан примирился с моим зубом и занялся несчастным Михалеком.
Я рассказала все, что о нем знала, рассказала о событиях в далекой Канаде, и все время меня не покидало чувство недоумения. Почему меня не спрашивают о главном? Ну хорошо, труп тоже дело важное, но вряд ли они больше ничего не знают. Тогда почему же меня не спрашивают?
Я закончила ответ, наступила пауза. Капитан ее нарушил неожиданным замечанием:
— Гоболу наверняка убили не вы. А вот что касается Манфреда Хилла, тут на вас падает подозрение. Зачем вы вообще туда поехали? Зачем полезли в дом к Хиллу?
— А вы откуда знаете? — удивилась я. — Канадские коллеги информировали?
— Канадские коллеги не имеют привычки информировать нас о деталях своего расследования. Представьте, мы и сами умеем сопоставлять факты. Нам известно о связи Гоболы и Хилла, о чем вы наверняка знаете больше нас. Сразу же после убийства Гоболы вы отправились в Канаду. Зачем?
О, похоже, сворачивает куда следует. Может, так и до главного доберемся? Подожду, пока сам не проявит инициативы. Поэтому ответила уклончиво:
— В Канаду мне надо было отвезти свою мать, она жаждала повидать правнучку. И уверяю вас, в Канаду я поехала бы независимо от состояния здоровья пана Гоболы, это легко проверить. Когда его убивали, у меня уже давно был и загранпаспорт, и виза, и даже билет. И может, хватит ходить вокруг да около, не лучше ли начать с начала?
Вытянув один из ящиков стола, капитан достал из него блокнот, раскрыл и сухим официальным голосом поинтересовался:
— Флориан Гонска?
— Что Флориан Гонска? — не поняла я.
— Что вы о нем знаете?
— Первый раз слышу. Кто это? Не отвечая, капитан принялся называть следующие фамилии:
— Ярослав Пентковский?
— Не знаю.
— Влодзимеж Треляк? Зенон Клуска?
— Взяли бы лучше телефонную книгу, там тоже большинство фамилий мне незнакомы. При чем тут все эти гонски и клуски?
— Нет, с вами невозможно говорить спокойно! — опять вышел из себя капитан. — Сами же хотели с самого начала. А первым был Флориан Гонска.
— Неправда! — возразила я. — Первым был Гобола.
Вот с этого и началось ознакомление друг друга с самыми истоками нашей исторической и криминальной аферы...
В 1949 году старший сержант милиции Роман Вюрский торопился по делу, быстро шел по улице, как вдруг распахнулась дверь какого-то дома и прямо в объятия сержанта кинулась женщина с громким криком: «Муж!.. Там!.. Убит!..» Поняв, что толку от женщины в таком состоянии не добиться, старший сержант выпустил ее из объятий и бросился в дом. Пробежал по коридору, ворвался в комнату...
Флориан Гонска лежал на полу лицом вниз. Впрочем, неизвестно, было ли лицо, вся голова представляла сплошное кровавое месиво.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
— Ты куда подевалась? — набросился он на меня.
— Звоню и звоню, пришлось отказаться от Бомбея, вместо Индии в отпуск приехал в Варшаву, разыскиваю тебя, всех знакомых опросил. Ну рассказывай, на какой стадии ты остановилась?
— На заключительной, — ответила я. — Подумаешь, Бомбей! Нашел о чем жалеть, в Индии кошмарный климат, правильно сделал, что приехал в Польшу. В письме я тебе обо всем написала.
— Не получал я письма.
— Правильно, еще не мог получить, я всего неделю назад послала.
— Куда?
— Ясно, в Испанию.
— С тобой спятить можно! И теперь мне надо возвратиться в Испанию, чтобы прочесть твое письмо? Не можешь сейчас мне все рассказать?
— Не могу. Через час... нет, через сорок минут я должна быть в Главном управлении милиции. Ладно, теперь заткнись, попытаюсь коротко сообщить главное.
Изложение главного заняло у меня две минуты. Матеущ молчал намного дольше.
— Эй! — встревожилась я. — Ты еще жив? Или нас разъединили?
— Жив! — слабым голосом отозвался Мате-уш. — Хотя от услышанного и помереть можно. Я буду ждать тебя у Главного управления, сколько бы это ни продолжалось...
— Зачем? Я в состоянии и сама добраться до дому.
— Не сомневаюсь. Но желательно поскорей узнать, выпустят ли тебя оттуда вообще, в чем я совсем не уверен. И не хотелось бы ни с кем общаться до того, пока ты мне в подробностях всего не расскажешь. Понятно! Буду ждать тебя в машине за углом, голубой «рено».
Я посоветовала ему договориться с женой, чтобы через некоторое время подошла с обедом в судочках, и положила трубку. Капитан Леговский произвел на меня двойственное впечатление — то прямо огнедышащий змей, то сиротка Марыся. Некоторое время мы изучающе разглядывали друг друга, после чего капитан порылся в бумагах ящика своего стола, извлек из него крошечный целлофановый пакетик с негативом внутри и протянул мне:
— Не скажете, что это такое? Спятить можно! Придя в себя, я ответила правду и только правду:
— Мой зуб. Откуда это у вас?
— Нет! — загремел капитан Леговский, и у меня создалось впечатление, что он с трудом удержался от того, чтобы грохнуть кулаком по столу. — Это вы будьте любезны сообщить, откуда ваш зуб взялся у человека, утонувшего в канадском озере! Многое приходилось видеть мне в жизни, но эти безобразия, которые вы себе позволяете...
— Минутку, сейчас все объясню, зачем так кипятиться? Просто непонятно, как у Михалека мог оказаться мой зуб.
— Кто такой Михалек?
— Михал Латай. Тот самый утопленник.
Оба с капитаном мы старались взять себя в руки и говорить спокойно. Он явно прилагал сверхчеловеческие усилия, чтобы не скомпрометировать перед подозрительной бабой исполнительную власть народной Польши, вроде бы даже раза два скрипнул зубами. Впрочем, за последнее не ручаюсь, я сама была потрясена, могла и не то услышать.
— Из сказанного вами следует, что вы знаете, кто там у них утопился? — наконец прозвучал вопрос, заданный почти спокойным голосом.
— Конечно, знаю. То есть думаю, что знаю, я его опознала по снимку в канадской газете, лично же я его не знала, хотя не совсем так, можно сказать, что довелось и в натуре видеть Михалека, когда он лежал на полу в моей квартире без сознания, но это было давно...
Капитан Леговский на мгновение прикрыл глаза, стиснул зубы, удерживая какие-то рвущиеся наружу слова, открыл глаза и скомандовал:
— Отвечать на вопросы! С толку не сбивать! По порядку! Сначала зуб. Откуда он у вас?
— От рентгена. То есть... Десять лет назад мне пришлось сделать рентгеновский снимок зуба. А что? Закон запрещает?
— Не отвлекаться! Десять лет назад?
— Десять лет.
— И все это время вы его носили с собой?
— Носила. А что, закон запрещает?
— Не отвлекаться! Зачем носили? Зачем десять лет таскать с собой повсюду старый зуб?
— И не такой уж старый, младше меня. А таскала не специально, просто завалялся в косметичке. Видите же, какое это маленькое. Я много чего таскаю с собой годами. Могла бы и легкие двадцатилетней давности таскать, но они большого формата... Не понимаю, почему это вас так удивляет?
— Удивляет... Вы правы, меня это несколько удивляет.
А меня такие придирки стали раздражать.
— Если хотите, могу показать содержимое сумки, мне самой интересно. Не думаете же вы, что я каждую неделю навожу в ней порядок? Делать мне больше нечего! И вообще, не кажется ли вам, что мы несколько уклонились в сторону? Сами требуете коротко и по делу, а сами...
На разминку все-таки ушло порядочно времени, но в конце концов капитан примирился с моим зубом и занялся несчастным Михалеком.
Я рассказала все, что о нем знала, рассказала о событиях в далекой Канаде, и все время меня не покидало чувство недоумения. Почему меня не спрашивают о главном? Ну хорошо, труп тоже дело важное, но вряд ли они больше ничего не знают. Тогда почему же меня не спрашивают?
Я закончила ответ, наступила пауза. Капитан ее нарушил неожиданным замечанием:
— Гоболу наверняка убили не вы. А вот что касается Манфреда Хилла, тут на вас падает подозрение. Зачем вы вообще туда поехали? Зачем полезли в дом к Хиллу?
— А вы откуда знаете? — удивилась я. — Канадские коллеги информировали?
— Канадские коллеги не имеют привычки информировать нас о деталях своего расследования. Представьте, мы и сами умеем сопоставлять факты. Нам известно о связи Гоболы и Хилла, о чем вы наверняка знаете больше нас. Сразу же после убийства Гоболы вы отправились в Канаду. Зачем?
О, похоже, сворачивает куда следует. Может, так и до главного доберемся? Подожду, пока сам не проявит инициативы. Поэтому ответила уклончиво:
— В Канаду мне надо было отвезти свою мать, она жаждала повидать правнучку. И уверяю вас, в Канаду я поехала бы независимо от состояния здоровья пана Гоболы, это легко проверить. Когда его убивали, у меня уже давно был и загранпаспорт, и виза, и даже билет. И может, хватит ходить вокруг да около, не лучше ли начать с начала?
Вытянув один из ящиков стола, капитан достал из него блокнот, раскрыл и сухим официальным голосом поинтересовался:
— Флориан Гонска?
— Что Флориан Гонска? — не поняла я.
— Что вы о нем знаете?
— Первый раз слышу. Кто это? Не отвечая, капитан принялся называть следующие фамилии:
— Ярослав Пентковский?
— Не знаю.
— Влодзимеж Треляк? Зенон Клуска?
— Взяли бы лучше телефонную книгу, там тоже большинство фамилий мне незнакомы. При чем тут все эти гонски и клуски?
— Нет, с вами невозможно говорить спокойно! — опять вышел из себя капитан. — Сами же хотели с самого начала. А первым был Флориан Гонска.
— Неправда! — возразила я. — Первым был Гобола.
Вот с этого и началось ознакомление друг друга с самыми истоками нашей исторической и криминальной аферы...
В 1949 году старший сержант милиции Роман Вюрский торопился по делу, быстро шел по улице, как вдруг распахнулась дверь какого-то дома и прямо в объятия сержанта кинулась женщина с громким криком: «Муж!.. Там!.. Убит!..» Поняв, что толку от женщины в таком состоянии не добиться, старший сержант выпустил ее из объятий и бросился в дом. Пробежал по коридору, ворвался в комнату...
Флориан Гонска лежал на полу лицом вниз. Впрочем, неизвестно, было ли лицо, вся голова представляла сплошное кровавое месиво.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70