Сомнений не осталось, это она была той красоткой, которую Пшемыслав выудил из сточной канавы и в свои целях запускал к иностранцам и уголовникам. А рыжего немца рядом с ней я видела собственными глазами. Помню, в те годы как-то на улице еще издали обратила внимание на полыхающую в солнечных лучах шевелюру, только потом разглядела рядом с ним Финетку. Тогда еще много болтали о немце, с которым связалась эта б... Тот самый адъютант? Пшемыслав работал в министерстве культуры... Беата! Мне нужна была Беата!
Прибыв в Мальмо, я оставила Алицию в городе, а сама отправилась к Беате. Кучу фотографий из сумки пришлось вывалить на ее тахту, так как единственный стол в ее мастерской был занят красками, кистями и т. п. Очень обрадованная моим неожиданным появлением, Беата оторвалась от работы над абстрактным полотном под названием «Выход из мрака» (мне казалось, правильнее было бы назвать его «Пожар в порту») и держа в одной руке кисть, принялась просматривать фотографии.
— Погляди, не увидишь ли кого знакомого, — потребовала я. — А потом будешь думать и вспоминать, где и когда видела. Я же пока приготовлю чай, ладно?
— Чашки в том шкафчике, — указала кистью Беата. — И все прочее, сама видишь, больше держать хозяйство негде.
И в самом деле, большое помещение, в котором жила и работала Беата, было сплошь заставлено подрамниками, просто рамами, загрунтованными полотнами и начатыми картинами. Готовых не было, по словам хозяйки мастерской, они закупались на корню. Мольберты, краски, тюбики и бутылочки, горшки с кистями совершенно заполонили мастерскую, не оставляя места для личной жизни хозяйки. Личная жизнь ограничивалась уже упомянутым шкафчиком, небольшим комодом, тахтой и электрическим чайником. И похоже, такое положение вещей полностью устраивало хозяйку, ибо вид у нее был цветущий.
Я уже расставляла на столе чашки с горячим чаем, немного потеснив кисти и краски, когда Беата замерла, внимательно вглядываясь в одну из фотографий. Я подошла к ней. Нет, это не была фотография с Пшемыславом. Внимание Беаты привлекло крыльцо в доме Фреди с исчезающей в дверях ногой. Молча вынув из сумки лупу, я протянула ее Беате.
— Так и есть, — сказала та, как следует изучив ботинок, предусмотрительно увеличенный мною. — Ботинок Пшемыслава, точно, он. Эти ботинки мы покупали в Праге вместе, он долго выбирал и примерял, я хорошо запомнила. Теперь ты можешь рассказать, что все это значит?
Как в двух словах объяснишь человеку — это значит, что подтвердились мои предположения. Пшемыслав бывал у Фреди, по своему обыкновению скрыто и незаметно, не случайно Дарек никак не мог поймать его в свой объектив. Взяв с Беаты слово, что будет нема как рыба, я коротко ознакомила ее с историей моих поисков.
— Что ж, очень может быть... — задумалась Беата. Я возразила:
— Насколько мне известно, Пшемыслава не очень волновали деньги. Или я ошибаюсь? Тогда зачем он связался с шайкой грабителей?
— Ты не ошибаешься, действительно, деньги его не волновали, главным для него была власть. Единственное, что он ценил в жизни — власть над людьми, лучше всего — тайная власть. Держать их в своих — руках, дергать за ниточки, когда ему этого захочется. Мне казалось, прошлый раз я тебе достаточно доходчиво все объяснила.
Да, я помнила, серый кардинал, магистр тайного ордена...
— Так ведь именно деньги и дают власть, — начала я осторожно, но Беата меня перебила:
— Это так, но есть такая власть, которая становится постоянным источником получения денег. Я тебе тогда сказала, помнишь, что его интересовали все документы, связанные с богатствами, запрятанными оккупантами. Располагать такими данными, скажу я тебе!.. Думаю, Пшемыслав был бы счастлив, заполучив, например, список шпионов, засланных в нашу страну. Никому бы его не показал, спал бы на нем с блаженным ощущением власти над этими людьми. Хо, хо, ведь они у него в руках! Ну и те документы, он бы один их прочитал и держал остальных в руках. Говорю тебе, мания! Как он однажды рассвирепел, когда я случайно узнала совершенно непонятную мне тайну и имела глупость ему об этом рассказать...
— Какую тайну? Теперь мне расскажи, мне надо знать все, что связано с Пшемыславом.
Сунув наконец кисть в горшок, где уже торчало с десяток, Беата удобнее устроилась на тахте и закурила.
— Давно это было, — сказала она. — Еще во время моего первого выезда за границу, с Хенриком, мужем, ты его ведь знала. Жили мы в Штутгарте. Ему удалось недорого снять две комнаты у каких-то знакомых немцев, и он трясся над этими немцами как не знаю кто, боялся в чем-то им не угодить, чтобы с квартиры не погнали. И мне велел во всем им подчиняться, «орднунг» во всем соблюдать, вовремя приходить, не опаздывать к обеду, не шуметь, не сорить, не курить, с ума сойти! А мне надо было работать. Это тоже был непорядок, по их понятиям, жена должна быть домашней хозяйкой, мыть кастрюли, стирать и убирать, а если ничего такого делать не надо, то чистить мужу ботинки. Буквально, это не метафора. Вот и приходилось мне скрывать от них, что я работаю. Днем они могли проверить, и я договорилась, что буду приходить в архитектурную мастерскую вечерами и засиживаться до ночи. Моих работодателей это устраивало, у них как раз был завал. Хенрика тоже устраивало, ты ведь знаешь, он был скуповат, мои деньги ему оказались весьма кстати. А немцам хозяевам мы говорили, что по вечерам я для моциона гуляю, Хенрику приходилось делать вид, что он меня сопровождает, в общем, сплошные сложности.
Ну и как-то раз пришлось засидеться до глубокой ночи, автобусы уже не ходили. Меня немного подвез на своей машине заведующий мастерской, а дальше я отправилась пешком. В дом нужно было проникнуть незаметно, ведь это непорядок — так поздно возвращаться! Наши комнаты на первом этаже выходили окнами в садик, я знала, что Хенрик оставит открытым окно, проблема заключалась в том, чтобы пробраться на свой участок через соседские, потому что пройти просто в калитку значило поднять трезвон на весь дом. А все эти их проклятые домики, садики, живые изгороди и калиточки в них были на одно лицо, я и запуталась. Показалось, вот вроде мое окно, хотела пощупать, не открыто ли, как вдруг осветилось соседнее. Оно оказалось открытым, вернее, раздвинутым, там окна раздвигаются в две стороны. И какой-то человек подошел к окну и сказал, вот, дескать, какая чудесная ночь, сентябрь, а так тепло. И я поняла, что это не наш дом, что я подкралась под чужое окно. Представляешь, какой шум подняли бы эти добропорядочные обыватели, если бы ночью обнаружили в своем садике притаившуюся чужую бабу? Я пригнулась до земли, старалась не дышать, чтобы меня не заметили. И отползти боялась, трава зашуршит. Вот и слушала, о чем они говорили, а немецкий я уже знала неплохо. Конечно, всего, что говорили, не вспомню, только общий смысл. Тот, который подошел к окну, спросил, где сейчас карта, а кто-то из мужчин ответил — не удалось узнать. А известно ли, где спрятан кубок кого-то из королей Саксонской династии? Да, ответили ему, эта карта сохранилась, в окрестностях Шпигельборга. Тот, у окна, похоже, был главным, он сказал, как только извлечете, немедленно уничтожить, чтобы не попало в чужие руки. Я поняла — какие-то ценности так хорошо запрятаны, что случайно никто не найдет, а они вот-вот получат самые точные сведения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Прибыв в Мальмо, я оставила Алицию в городе, а сама отправилась к Беате. Кучу фотографий из сумки пришлось вывалить на ее тахту, так как единственный стол в ее мастерской был занят красками, кистями и т. п. Очень обрадованная моим неожиданным появлением, Беата оторвалась от работы над абстрактным полотном под названием «Выход из мрака» (мне казалось, правильнее было бы назвать его «Пожар в порту») и держа в одной руке кисть, принялась просматривать фотографии.
— Погляди, не увидишь ли кого знакомого, — потребовала я. — А потом будешь думать и вспоминать, где и когда видела. Я же пока приготовлю чай, ладно?
— Чашки в том шкафчике, — указала кистью Беата. — И все прочее, сама видишь, больше держать хозяйство негде.
И в самом деле, большое помещение, в котором жила и работала Беата, было сплошь заставлено подрамниками, просто рамами, загрунтованными полотнами и начатыми картинами. Готовых не было, по словам хозяйки мастерской, они закупались на корню. Мольберты, краски, тюбики и бутылочки, горшки с кистями совершенно заполонили мастерскую, не оставляя места для личной жизни хозяйки. Личная жизнь ограничивалась уже упомянутым шкафчиком, небольшим комодом, тахтой и электрическим чайником. И похоже, такое положение вещей полностью устраивало хозяйку, ибо вид у нее был цветущий.
Я уже расставляла на столе чашки с горячим чаем, немного потеснив кисти и краски, когда Беата замерла, внимательно вглядываясь в одну из фотографий. Я подошла к ней. Нет, это не была фотография с Пшемыславом. Внимание Беаты привлекло крыльцо в доме Фреди с исчезающей в дверях ногой. Молча вынув из сумки лупу, я протянула ее Беате.
— Так и есть, — сказала та, как следует изучив ботинок, предусмотрительно увеличенный мною. — Ботинок Пшемыслава, точно, он. Эти ботинки мы покупали в Праге вместе, он долго выбирал и примерял, я хорошо запомнила. Теперь ты можешь рассказать, что все это значит?
Как в двух словах объяснишь человеку — это значит, что подтвердились мои предположения. Пшемыслав бывал у Фреди, по своему обыкновению скрыто и незаметно, не случайно Дарек никак не мог поймать его в свой объектив. Взяв с Беаты слово, что будет нема как рыба, я коротко ознакомила ее с историей моих поисков.
— Что ж, очень может быть... — задумалась Беата. Я возразила:
— Насколько мне известно, Пшемыслава не очень волновали деньги. Или я ошибаюсь? Тогда зачем он связался с шайкой грабителей?
— Ты не ошибаешься, действительно, деньги его не волновали, главным для него была власть. Единственное, что он ценил в жизни — власть над людьми, лучше всего — тайная власть. Держать их в своих — руках, дергать за ниточки, когда ему этого захочется. Мне казалось, прошлый раз я тебе достаточно доходчиво все объяснила.
Да, я помнила, серый кардинал, магистр тайного ордена...
— Так ведь именно деньги и дают власть, — начала я осторожно, но Беата меня перебила:
— Это так, но есть такая власть, которая становится постоянным источником получения денег. Я тебе тогда сказала, помнишь, что его интересовали все документы, связанные с богатствами, запрятанными оккупантами. Располагать такими данными, скажу я тебе!.. Думаю, Пшемыслав был бы счастлив, заполучив, например, список шпионов, засланных в нашу страну. Никому бы его не показал, спал бы на нем с блаженным ощущением власти над этими людьми. Хо, хо, ведь они у него в руках! Ну и те документы, он бы один их прочитал и держал остальных в руках. Говорю тебе, мания! Как он однажды рассвирепел, когда я случайно узнала совершенно непонятную мне тайну и имела глупость ему об этом рассказать...
— Какую тайну? Теперь мне расскажи, мне надо знать все, что связано с Пшемыславом.
Сунув наконец кисть в горшок, где уже торчало с десяток, Беата удобнее устроилась на тахте и закурила.
— Давно это было, — сказала она. — Еще во время моего первого выезда за границу, с Хенриком, мужем, ты его ведь знала. Жили мы в Штутгарте. Ему удалось недорого снять две комнаты у каких-то знакомых немцев, и он трясся над этими немцами как не знаю кто, боялся в чем-то им не угодить, чтобы с квартиры не погнали. И мне велел во всем им подчиняться, «орднунг» во всем соблюдать, вовремя приходить, не опаздывать к обеду, не шуметь, не сорить, не курить, с ума сойти! А мне надо было работать. Это тоже был непорядок, по их понятиям, жена должна быть домашней хозяйкой, мыть кастрюли, стирать и убирать, а если ничего такого делать не надо, то чистить мужу ботинки. Буквально, это не метафора. Вот и приходилось мне скрывать от них, что я работаю. Днем они могли проверить, и я договорилась, что буду приходить в архитектурную мастерскую вечерами и засиживаться до ночи. Моих работодателей это устраивало, у них как раз был завал. Хенрика тоже устраивало, ты ведь знаешь, он был скуповат, мои деньги ему оказались весьма кстати. А немцам хозяевам мы говорили, что по вечерам я для моциона гуляю, Хенрику приходилось делать вид, что он меня сопровождает, в общем, сплошные сложности.
Ну и как-то раз пришлось засидеться до глубокой ночи, автобусы уже не ходили. Меня немного подвез на своей машине заведующий мастерской, а дальше я отправилась пешком. В дом нужно было проникнуть незаметно, ведь это непорядок — так поздно возвращаться! Наши комнаты на первом этаже выходили окнами в садик, я знала, что Хенрик оставит открытым окно, проблема заключалась в том, чтобы пробраться на свой участок через соседские, потому что пройти просто в калитку значило поднять трезвон на весь дом. А все эти их проклятые домики, садики, живые изгороди и калиточки в них были на одно лицо, я и запуталась. Показалось, вот вроде мое окно, хотела пощупать, не открыто ли, как вдруг осветилось соседнее. Оно оказалось открытым, вернее, раздвинутым, там окна раздвигаются в две стороны. И какой-то человек подошел к окну и сказал, вот, дескать, какая чудесная ночь, сентябрь, а так тепло. И я поняла, что это не наш дом, что я подкралась под чужое окно. Представляешь, какой шум подняли бы эти добропорядочные обыватели, если бы ночью обнаружили в своем садике притаившуюся чужую бабу? Я пригнулась до земли, старалась не дышать, чтобы меня не заметили. И отползти боялась, трава зашуршит. Вот и слушала, о чем они говорили, а немецкий я уже знала неплохо. Конечно, всего, что говорили, не вспомню, только общий смысл. Тот, который подошел к окну, спросил, где сейчас карта, а кто-то из мужчин ответил — не удалось узнать. А известно ли, где спрятан кубок кого-то из королей Саксонской династии? Да, ответили ему, эта карта сохранилась, в окрестностях Шпигельборга. Тот, у окна, похоже, был главным, он сказал, как только извлечете, немедленно уничтожить, чтобы не попало в чужие руки. Я поняла — какие-то ценности так хорошо запрятаны, что случайно никто не найдет, а они вот-вот получат самые точные сведения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70