Прошу в столовую, товарищи. Только я должна вас предупредить: водки у меня не бывает. Вина сколько угодно, а водки я боюсь, это такая ужасная вещь!
К о с т и к. Ну и ладно… Вино так вино.
К о ч е т о в. Да и того бы не надо, одно баловство.
О н у ф р и й. Ты слышишь? Эх, прошли наши времена, Сережа. Вина! Да и того не надо! До какой низости доводит трезвый ум, а?
Б л о х и н. А Стамескин радуется.
О н у ф р и й (огорчаясь все больше) . Мне наплевать, что у тебя римский нос, у меня у самого греческий… Вина! Что я, лошадь, что ли, чтобы пить вино? От вина подагра бывает.
Т е н о р. Прошу, господа. Отчего ты мрачен, Костя, улыбнись.
П е т р о в с к и й. Озари мир улыбкой.
К о с т и к. Я не мрачен, у меня вид такой фатальный.
К о з л о в. Отчего ты мрачен, Костя?
П е т р о в с к и й. Кто тебя, Костя, обидел?
Толкаясь и смеясь, проходят в столовую. Лиля отстает.
Л и л я (Дине) . Диночка, пожалуйста, не угощайте вином Гриневича, ему очень вредно пить, он становится такой беспокойный. Я уже просила Онуфрия Николаевича и сама буду сидеть рядом, но все-таки.
Д и н а. Хорошо, Лилечка, я буду смотреть. Иди себе.
Лиля уходит в столовую. Остаются Стамескин, Онучина и Дина, которая уговаривает их пойти закусить.
Д и н а. Ну, пожалуйста, ну пойдемте. Выпейте хоть стакан чаю.
С т а м е с к и н. Нет, не хочу.
О н у ч и н а. Я тоже. Идите к гостям, вы такая любезная хозяйка. Они без вас стесняются.
Д и н а. Ну скушали бы чего-нибудь. Пожалуйста!
О н у ч и н а. Нет, нет, идите.
Дина нерешительно уходит.
О н у ч и н а. Вы не слыхали, Егор Иванович, говорят, что Дина выходит замуж за этого Тенора. Что это, естественный подбор или просто глупость?
С т а м е с к и н. Я не собираю слухов.
О н у ч и н а. Я также. Мне не нравится любезность Дины, в ней есть что-то неприятное, кокетливое – Дину портит ее красота. А этот господин… Тенор – возмутительно! Вы знаете, у него сейчас нет урока, и он просит у землячества ссуду – неужели ему дадут?
С т а м е с к и н. Нет, не дадут. Мы провалим все ссуды.
О н у ч и н а. Неужели все?
С т а м е с к и н. Все.
О н у ч и н а. Но ведь есть очень бедные земляки, Егор Иванович! Та же Лиля – я знаю, она питается только хлебом да чаем. У нее пальто нет!
С т а м е с к и н. Ну и пускай питается хлебом и чаем, это достаточно хорошо. Вы же знаете, что деньги нам нужны на другое.
О н у ч и н а. Но, Егор Иванович, не все могут жить так, как вы. Такая жизнь требует страшной выдержки, почти геройства…
С т а м е с к и н. Вы опять о героях, Онучина?
О н у ч и н а. Разве я так сказала? Я ошиблась, ну не герой, но это все равно. Вы не курите, не пьете чаю, вы почти совсем ничего не едите. Ведь это же невозможно, Егор Иванович, вы должны пожалеть себя, ну, просто как рабочую силу! Паншин рассказывал мне, что вы едите хлеб с рыбьим жиром – что же это такое!
С т а м е с к и н (краснея) . Это очень питательно и вкусно: напоминает семгу.
О н у ч и н а. Ах, Егор Иванович, но вы подумайте!..
С т а м е с к и н (сухо) . Не довольно ли гастрономии, Онучина! И вы… того, пойдите и выпейте стакан чаю. Вы с утра, кажется, ничего не ели.
О н у ч и н а (искренно) . Да мне ничего и не хочется!
С т а м е с к и н. Пойдите.
Быстро подходит Дина.
Д и н а. Господа, ну пожалуйста! Мне так неловко: мы там едим, а вы…
С т а м е с к и н. Пойдите, Онучина!
О н у ч и н а. Я выпью только чаю! Я сейчас!
Д и н а. Пожалуйста.
Онучина уходит.
Д и н а. А вы? Какой вы упрямый человек… Я вас немного боюсь. Можно присесть около вас? Вы такой строгий.
С т а м е с к и н. Пожалуйста.
Д и н а. Я так много хотела сказать вам, попросить у вас совета. Как вам нравится наше землячество? Я только еще раз была на собрании, но была так увлечена… и все боялась сделать какую-нибудь неловкость. Они вас уважают, Стамескин, и даже боятся, вы знаете это?
С т а м е с к и н. Меня мало интересует их отношение.
Д и н а. Говорят, что вы и ваша партия хотите разрушить землячество. Неужели это правда? А скажите, Стамескин, как… но только совершенно искренно: как вы относитесь к Александру Александровичу? Ну вот этот, Тенор?
С т а м е с к и н. Он мне не нравится.
Д и н а. (волнуясь) . Ах, нет, он удивительный человек! Вы слыхали, что он отказался петь? – и он всегда так. Он ведет жизнь аскета, у него железный характер… Вы смеетесь?
С т а м е с к и н (смеется слегка в нос) . В огне железо быстро деформируется, Дина: при шестистах градусах железные балки уже сгибаются, и все падает. Он карьерист.
Д и н а. Ну что вы! Вы его совсем не знаете!
С т а м е с к и н. Увидите.
Д и н а. Это неправда. Вы знаете, Стамескин, он из воспитательного дома, у него нет ни родных, ни друзей, и он сам добыл для себя все. Если бы вы знали его жизнь! Это не жизнь, а целая история лишений, подвижничества, страданий… Правда, он иногда кажется странным… Идут – потом…
О н у ч и н а (подходя) . Там невозможно сидеть! Этот ваш Онуфрий Николаевич говорит невозможные пошлости, и вместо того, чтобы попросить его замолчать – они смеются.
Студенты один за другим выходят из столовой.
Т е н о р. (кричит) . Дина, спасибо! Насытились.
Л и л я. Ах, Диночка, Тенор один всю ветчину съел.
Д и н а. (бледно улыбаясь) . Ну и на здоровье.
Л и л я. Я никогда не видала, чтобы так ели, он глотает мясо, как людоед.
К о с т и к. Но почему же людоед?
К о з л о в. Он не для себя ест, а для голоса. Тенору нужно питание.
П е т р о в с к и й. Ей-Богу, братцы! Я раз полез к Тенору под подушку, а у него там колбаса припрятана. Ей-Богу! А мне, подлец, хоть бы кусочек дал.
Т е н о р. Как он врет! А зачем тебе жизнь, Петруша? Лучше умри от голода, и я спою над тобой ве-ли-ко-леп-ную вечную память. (Тихо напевает и смеется.)
О н у ф р и й (тащит бутылку) . Уединимся у этого келькшоза. У тебя холодный ум, Сережа, и ты это заметь, так принято в обществе: уходя из-за стола, каждый гость тащит с собою бутылку. При английском дворе все так поступают.
Б л о х и н. А я… я не взял.
О н у ф р и й. Ты меня огорчаешь. Возьми и тащи сюда, да папирос у Козлика захвати, – мои кто-то выкурил.
К о с т и к. А ты хорошо устроился, Онуша.
О н у ф р и й. Уменье найтись во всяком положении, Костя. Лиля, Лилюша, покровительница всех несчастных, заступница за угнетенных – присядьте ко мне, я открою вам тайну моей жизни.
Л и л я. Ну, открывайте, только врите поменьше.
О н у ф р и й. Две феи караулили мое рожденье: фея порядка и фея строгой трезвости. Но так как я рождался очень долго, то обе не дождались и ушли, а пришла третья фея и принесла бутылку коньяку – это была пьющая фея, понимаете? Ну, вот пришла она…
Продолжает тихо рассказывать, Лиля смеется. Дина и Тенор разговаривают в стороне.
Д и н а. Ты не должен обращать на это внимания – слышишь? Пусть смеются, пусть шутят… Не смотри на меня так… Пусть шутят, они потом раскаются – и им будет стыдно.
Т е н о р. Я знаю. Они славные ребята, Дина!
Д и н а. Они еще не знают, о чем ты мечтаешь. Они еще не знают, что голос тебе нужен не для богатства, не для славы, а для того, чтобы им же дать радость. Как они мало знают тебя!
Т е н о р. И пусть. Ты даже побледнела, Дина, – не стоит. Какая ты самолюбивая, ты, пожалуй, еще самолюбивее, чем я. Ха-ха-ха!
Д и н а. Не смейся, я не люблю. И не смей ничего им говорить, слышишь? Ни слова – иначе я рассорюсь с тобою. Не смотри на меня так, мне неловко… Пусть думают, что ты пустой человек… карьерист! Ты и мне не смей петь, пока не научишься – я не хочу слушать любителя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
К о с т и к. Ну и ладно… Вино так вино.
К о ч е т о в. Да и того бы не надо, одно баловство.
О н у ф р и й. Ты слышишь? Эх, прошли наши времена, Сережа. Вина! Да и того не надо! До какой низости доводит трезвый ум, а?
Б л о х и н. А Стамескин радуется.
О н у ф р и й (огорчаясь все больше) . Мне наплевать, что у тебя римский нос, у меня у самого греческий… Вина! Что я, лошадь, что ли, чтобы пить вино? От вина подагра бывает.
Т е н о р. Прошу, господа. Отчего ты мрачен, Костя, улыбнись.
П е т р о в с к и й. Озари мир улыбкой.
К о с т и к. Я не мрачен, у меня вид такой фатальный.
К о з л о в. Отчего ты мрачен, Костя?
П е т р о в с к и й. Кто тебя, Костя, обидел?
Толкаясь и смеясь, проходят в столовую. Лиля отстает.
Л и л я (Дине) . Диночка, пожалуйста, не угощайте вином Гриневича, ему очень вредно пить, он становится такой беспокойный. Я уже просила Онуфрия Николаевича и сама буду сидеть рядом, но все-таки.
Д и н а. Хорошо, Лилечка, я буду смотреть. Иди себе.
Лиля уходит в столовую. Остаются Стамескин, Онучина и Дина, которая уговаривает их пойти закусить.
Д и н а. Ну, пожалуйста, ну пойдемте. Выпейте хоть стакан чаю.
С т а м е с к и н. Нет, не хочу.
О н у ч и н а. Я тоже. Идите к гостям, вы такая любезная хозяйка. Они без вас стесняются.
Д и н а. Ну скушали бы чего-нибудь. Пожалуйста!
О н у ч и н а. Нет, нет, идите.
Дина нерешительно уходит.
О н у ч и н а. Вы не слыхали, Егор Иванович, говорят, что Дина выходит замуж за этого Тенора. Что это, естественный подбор или просто глупость?
С т а м е с к и н. Я не собираю слухов.
О н у ч и н а. Я также. Мне не нравится любезность Дины, в ней есть что-то неприятное, кокетливое – Дину портит ее красота. А этот господин… Тенор – возмутительно! Вы знаете, у него сейчас нет урока, и он просит у землячества ссуду – неужели ему дадут?
С т а м е с к и н. Нет, не дадут. Мы провалим все ссуды.
О н у ч и н а. Неужели все?
С т а м е с к и н. Все.
О н у ч и н а. Но ведь есть очень бедные земляки, Егор Иванович! Та же Лиля – я знаю, она питается только хлебом да чаем. У нее пальто нет!
С т а м е с к и н. Ну и пускай питается хлебом и чаем, это достаточно хорошо. Вы же знаете, что деньги нам нужны на другое.
О н у ч и н а. Но, Егор Иванович, не все могут жить так, как вы. Такая жизнь требует страшной выдержки, почти геройства…
С т а м е с к и н. Вы опять о героях, Онучина?
О н у ч и н а. Разве я так сказала? Я ошиблась, ну не герой, но это все равно. Вы не курите, не пьете чаю, вы почти совсем ничего не едите. Ведь это же невозможно, Егор Иванович, вы должны пожалеть себя, ну, просто как рабочую силу! Паншин рассказывал мне, что вы едите хлеб с рыбьим жиром – что же это такое!
С т а м е с к и н (краснея) . Это очень питательно и вкусно: напоминает семгу.
О н у ч и н а. Ах, Егор Иванович, но вы подумайте!..
С т а м е с к и н (сухо) . Не довольно ли гастрономии, Онучина! И вы… того, пойдите и выпейте стакан чаю. Вы с утра, кажется, ничего не ели.
О н у ч и н а (искренно) . Да мне ничего и не хочется!
С т а м е с к и н. Пойдите.
Быстро подходит Дина.
Д и н а. Господа, ну пожалуйста! Мне так неловко: мы там едим, а вы…
С т а м е с к и н. Пойдите, Онучина!
О н у ч и н а. Я выпью только чаю! Я сейчас!
Д и н а. Пожалуйста.
Онучина уходит.
Д и н а. А вы? Какой вы упрямый человек… Я вас немного боюсь. Можно присесть около вас? Вы такой строгий.
С т а м е с к и н. Пожалуйста.
Д и н а. Я так много хотела сказать вам, попросить у вас совета. Как вам нравится наше землячество? Я только еще раз была на собрании, но была так увлечена… и все боялась сделать какую-нибудь неловкость. Они вас уважают, Стамескин, и даже боятся, вы знаете это?
С т а м е с к и н. Меня мало интересует их отношение.
Д и н а. Говорят, что вы и ваша партия хотите разрушить землячество. Неужели это правда? А скажите, Стамескин, как… но только совершенно искренно: как вы относитесь к Александру Александровичу? Ну вот этот, Тенор?
С т а м е с к и н. Он мне не нравится.
Д и н а. (волнуясь) . Ах, нет, он удивительный человек! Вы слыхали, что он отказался петь? – и он всегда так. Он ведет жизнь аскета, у него железный характер… Вы смеетесь?
С т а м е с к и н (смеется слегка в нос) . В огне железо быстро деформируется, Дина: при шестистах градусах железные балки уже сгибаются, и все падает. Он карьерист.
Д и н а. Ну что вы! Вы его совсем не знаете!
С т а м е с к и н. Увидите.
Д и н а. Это неправда. Вы знаете, Стамескин, он из воспитательного дома, у него нет ни родных, ни друзей, и он сам добыл для себя все. Если бы вы знали его жизнь! Это не жизнь, а целая история лишений, подвижничества, страданий… Правда, он иногда кажется странным… Идут – потом…
О н у ч и н а (подходя) . Там невозможно сидеть! Этот ваш Онуфрий Николаевич говорит невозможные пошлости, и вместо того, чтобы попросить его замолчать – они смеются.
Студенты один за другим выходят из столовой.
Т е н о р. (кричит) . Дина, спасибо! Насытились.
Л и л я. Ах, Диночка, Тенор один всю ветчину съел.
Д и н а. (бледно улыбаясь) . Ну и на здоровье.
Л и л я. Я никогда не видала, чтобы так ели, он глотает мясо, как людоед.
К о с т и к. Но почему же людоед?
К о з л о в. Он не для себя ест, а для голоса. Тенору нужно питание.
П е т р о в с к и й. Ей-Богу, братцы! Я раз полез к Тенору под подушку, а у него там колбаса припрятана. Ей-Богу! А мне, подлец, хоть бы кусочек дал.
Т е н о р. Как он врет! А зачем тебе жизнь, Петруша? Лучше умри от голода, и я спою над тобой ве-ли-ко-леп-ную вечную память. (Тихо напевает и смеется.)
О н у ф р и й (тащит бутылку) . Уединимся у этого келькшоза. У тебя холодный ум, Сережа, и ты это заметь, так принято в обществе: уходя из-за стола, каждый гость тащит с собою бутылку. При английском дворе все так поступают.
Б л о х и н. А я… я не взял.
О н у ф р и й. Ты меня огорчаешь. Возьми и тащи сюда, да папирос у Козлика захвати, – мои кто-то выкурил.
К о с т и к. А ты хорошо устроился, Онуша.
О н у ф р и й. Уменье найтись во всяком положении, Костя. Лиля, Лилюша, покровительница всех несчастных, заступница за угнетенных – присядьте ко мне, я открою вам тайну моей жизни.
Л и л я. Ну, открывайте, только врите поменьше.
О н у ф р и й. Две феи караулили мое рожденье: фея порядка и фея строгой трезвости. Но так как я рождался очень долго, то обе не дождались и ушли, а пришла третья фея и принесла бутылку коньяку – это была пьющая фея, понимаете? Ну, вот пришла она…
Продолжает тихо рассказывать, Лиля смеется. Дина и Тенор разговаривают в стороне.
Д и н а. Ты не должен обращать на это внимания – слышишь? Пусть смеются, пусть шутят… Не смотри на меня так… Пусть шутят, они потом раскаются – и им будет стыдно.
Т е н о р. Я знаю. Они славные ребята, Дина!
Д и н а. Они еще не знают, о чем ты мечтаешь. Они еще не знают, что голос тебе нужен не для богатства, не для славы, а для того, чтобы им же дать радость. Как они мало знают тебя!
Т е н о р. И пусть. Ты даже побледнела, Дина, – не стоит. Какая ты самолюбивая, ты, пожалуй, еще самолюбивее, чем я. Ха-ха-ха!
Д и н а. Не смейся, я не люблю. И не смей ничего им говорить, слышишь? Ни слова – иначе я рассорюсь с тобою. Не смотри на меня так, мне неловко… Пусть думают, что ты пустой человек… карьерист! Ты и мне не смей петь, пока не научишься – я не хочу слушать любителя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19