Все тогдашние противоречия уже существовали, хотя возраст оппозиции был совсем еще нежный, если считать от демонстрации, ведомой Анпиловым на Красной площади 7 ноября 1991 года. Уже в начале 92-го выживал умеренно-розовый Зюганов ярко-красного героического Анпилова с заседаний «приличной» оппозиции. Уже тогда оборотистый Владимир Вольфович, умеющий торговать, получал первые деньги от сочувствующих бизнесменов — мальчиков-банкирчиков в цветных пиджаках, от тех, кого ельцинисты обделили при разделе жирного пирога — России. О том, что часть русских бизнесменов обделена, узнал я еще 24 февраля 92-го от пришедшего ко мне вместе с Жириновским пухлого и белесого молодого «предпринимателя».
Я прилетел в Москву в начале июня и тотчас окунулся с головой в ту стихию, которую не по своей воле покинул: в стихию митингов, демонстраций и политической борьбы. Пламенный Анпилов поднял тогда оппозицию на борьбу против телевидения, этой «Империи лжи». 17-го июня в 18 часов в Хлебном переулке, дом 14, в подвальном переоборудованном под офис помещении (оно принадлежало тому самому белесому бизнесмену, что приходил ко мне с Жириновским зимой) состоялось первое заседание теневого кабинета. Присутствовали, помимо уже знакомых мне хорошо Архипова и Жарикова: министр иностранных дел Алексей Митрофанов, пухленький, черноглазый, восточного вида молодой человек, связанный странными родственными узами одновременно с семействами Андропова и Брежнева и одиноко живущий почему-то в огромной бывшей даче Мураховского на Николиной Горе. Неизвестно за какие заслуги живущий. Личность эта во многих смыслах занятная, к ней я еще вернусь. Другое новое лицо: Юрий Бузов — министр внешней торговли, владелец «Вольвы» и газового пистолета, веселый, молодой, плейбойского типа, гуляка и любитель снять «телок» (так на жаргоне называет он сам определенную категорию девушек). В характере Владимира Вольфовича, подумал я тогда, одновременно присутствует нечто и шумного Бузова, и от интригана Митрофанова, но ничего в его характере нет от Жарикова или Архипова. А вот их идеи использует. Что бы это значило? Присутствовал еще человек по фамилии Болдырев, казак, как он себя отрекомендовал, мне он сказал, что хотел бы со мною встретиться и поговорить, и вручил мне свою визитную карточку, даже две. Болдырев (намного старше всех собравшихся) не решил, присоединиться ему к кабинету или нет. На следующее заседание он не явился. Был еще Александр Курский, — седые усы и борода, человек положительный, неглупый, зав. отделом какого-то НИИ, министр минерально-сырьевых ресурсов, а еще, он продает с рук национально-патриотические издания. (У него зычный голос.) Мы пили пиво, сидя вокруг длинного стола, составленного из двух, и обсуждали распределение постов. Было жарко и сыро. Сам Жириновский не явился, да, кажется, и не должен был появиться, во всяком случае в моем блокноте того времени, в записи о заседании этом Жириновский не присутствует. Кончилось первое заседание славного кабинета около девяти часов. Помню, что, уходя, мы тщательно собрали бутылки. Митрофанова ожидал почему-то японского производства микроавтобус с шофером. Стоя у серебристой «Вольвы» Бузова, Жариков, стесняясь, продал мне большого формата рок-фолиант, где он назван был человеком года. Я купил книгу для жены. Затем мы поехали к Бузову домой, все, включая министра Митрофанова. Дома у Бузова оказалась симпатичная девочка Таня, красивая и тоненькая, такого типа были подружки у моей жены Лены, году в 1972 то есть двадцать лет назад, помню, подумал я.
Мы пили виски и водку, бегала, облизывая тарелки, собака, играла музыка. «Споры о методах борьбы» — записано у меня в блокноте. «Дома» (я тогда остановился у Бондаренко) я был в 23:40. Помню, что, когда мы вышли от «министра внешней торговли», «министр информации» Архипов сорвал и дал мне, «министру внутренних дел», ветку крепко пахнущей черемухи. Архипов в те времена был повернут ко мне только одной стороной: он виделся мне полезным, исполнительным, дружелюбным и заботливым парнем. Впоследствии он проявил себя и как истерик, и сплетник, но, что ж, кто без греха — пусть бросит в него камень. Впоследствии Архипов и Жариков будут восстанавливать меня против своих же бывших друзей, Митрофанов станет у них «евреем», а Бузов, доселе имевший лишь армянскую кровь в жилах, вдруг получит еще и еврейскую от Архипова, но это позже, а тогда все они довольные разъехались.
Первое заседание не оставило во мне никаких особенных чувств, я просто отдохнул с приятелями. На следующий день, политика выдалась более крутая и народная. Опоздав, я приехал с двумя ребятами из «Дня» в Останкино. Когда шли сквозь толпу, множество людей, узнавая меня, меня приветствовали. Анпилов хрипло говорил в мегафон с грузовика. «Мы все попаримся, оденем чистые рубашечки, и выйдем в этот день как следует русскому человеку…» Это он вел речь о 22-ом июня, о том, как следует приготовиться. Завидев меня, мне подали руки с грузовика. Взлетел вверх. Грузовик внутри был весь оцинкованный, очевидно, раньше в нем возили мясо. Оглянулся вокруг рядом генерал Титов, Проханов, Бондаренко, Зюганов… Мне дали слово после молодого капитана. Теперь это мой друг Владислав Шурыгин. Тогда он стоял в форме и объяснял мне, что на него произвел впечатление мой роман. Проханов, это он вел митинг, объявил меня, как конферансье объявляет заезжую звезду. Народ яростно зааплодировал и зашелся воплями. Говорил я яростно. Что говорил, ей-Богу, не помню. (Я не всегда говорю хорошо, но тогда выступил на все сто.) Внизу, под знаменами и между знамен колыхались, кричали в восторге всеобщего объединения лица моего народа. Рядом, похлопывая дубинками по рукам, разминалось оцепление милиции и ОМОНа. Позднее Проханов, я, Зюганов, подошедший Алкснис, Бондаренко и девушка, дочь «патриотки» Риммы Алексеевны, отправились все в одной машине, девушка Аня сидела на коленях у меня и Зюганова, отправились мы на юго-запад Москвы, на ужин к Римме Алексеевне. Семья более чем странная, сводные дети. Римма Алексеевна, «патриотка», живет с корреспондентом французской газеты «Журналь де Диманш» Жан-Мари Вадро. Или он с ней живет, я так никогда и не выяснил. Аня, ей семнадцать лет, — член партии Жириновского. Ели, о, роскошь: огромного осетра, приготовленного Риммой Алексеевной. Осетр был прислан откуда-то из Сибири. Прервав ужин, пошли смотреть в гостиную «600 секунд» Невзорова, Невзоров интервьюировал генерала Стерлигова, называя его национального масштаба лидером, тем самым, которого оппозиция искала и якобы нашла. На меня Стерлигов произвел неприятное впечатление, о чем я и сообщил вначале Алкснису, а потом всем присутствующим. В отличие от товарищей по оппозиции, помню, подумал я тогда, я не умею забывать. Еще в августе 91 года Стерлигов был на той стороне, участвовал в аресте ГКЧП, и нате — ныне он лидер оппозиции. Невзоров или легкомысленный человек, или увлекающийся человек, или Стерлигов ему подарил съемочную аппаратуру. Зюганов вдумчиво вглядывался в экран и позднее выпытывал нас всех, что мы думаем. Они все думали менее резко, чем я.
В день второго заседания теневого кабинета, там же, в Хлебном переулке, грянула война в Приднестровье. Коварно навалившись на город Бендеры, кишиневские войска захватили часть города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Я прилетел в Москву в начале июня и тотчас окунулся с головой в ту стихию, которую не по своей воле покинул: в стихию митингов, демонстраций и политической борьбы. Пламенный Анпилов поднял тогда оппозицию на борьбу против телевидения, этой «Империи лжи». 17-го июня в 18 часов в Хлебном переулке, дом 14, в подвальном переоборудованном под офис помещении (оно принадлежало тому самому белесому бизнесмену, что приходил ко мне с Жириновским зимой) состоялось первое заседание теневого кабинета. Присутствовали, помимо уже знакомых мне хорошо Архипова и Жарикова: министр иностранных дел Алексей Митрофанов, пухленький, черноглазый, восточного вида молодой человек, связанный странными родственными узами одновременно с семействами Андропова и Брежнева и одиноко живущий почему-то в огромной бывшей даче Мураховского на Николиной Горе. Неизвестно за какие заслуги живущий. Личность эта во многих смыслах занятная, к ней я еще вернусь. Другое новое лицо: Юрий Бузов — министр внешней торговли, владелец «Вольвы» и газового пистолета, веселый, молодой, плейбойского типа, гуляка и любитель снять «телок» (так на жаргоне называет он сам определенную категорию девушек). В характере Владимира Вольфовича, подумал я тогда, одновременно присутствует нечто и шумного Бузова, и от интригана Митрофанова, но ничего в его характере нет от Жарикова или Архипова. А вот их идеи использует. Что бы это значило? Присутствовал еще человек по фамилии Болдырев, казак, как он себя отрекомендовал, мне он сказал, что хотел бы со мною встретиться и поговорить, и вручил мне свою визитную карточку, даже две. Болдырев (намного старше всех собравшихся) не решил, присоединиться ему к кабинету или нет. На следующее заседание он не явился. Был еще Александр Курский, — седые усы и борода, человек положительный, неглупый, зав. отделом какого-то НИИ, министр минерально-сырьевых ресурсов, а еще, он продает с рук национально-патриотические издания. (У него зычный голос.) Мы пили пиво, сидя вокруг длинного стола, составленного из двух, и обсуждали распределение постов. Было жарко и сыро. Сам Жириновский не явился, да, кажется, и не должен был появиться, во всяком случае в моем блокноте того времени, в записи о заседании этом Жириновский не присутствует. Кончилось первое заседание славного кабинета около девяти часов. Помню, что, уходя, мы тщательно собрали бутылки. Митрофанова ожидал почему-то японского производства микроавтобус с шофером. Стоя у серебристой «Вольвы» Бузова, Жариков, стесняясь, продал мне большого формата рок-фолиант, где он назван был человеком года. Я купил книгу для жены. Затем мы поехали к Бузову домой, все, включая министра Митрофанова. Дома у Бузова оказалась симпатичная девочка Таня, красивая и тоненькая, такого типа были подружки у моей жены Лены, году в 1972 то есть двадцать лет назад, помню, подумал я.
Мы пили виски и водку, бегала, облизывая тарелки, собака, играла музыка. «Споры о методах борьбы» — записано у меня в блокноте. «Дома» (я тогда остановился у Бондаренко) я был в 23:40. Помню, что, когда мы вышли от «министра внешней торговли», «министр информации» Архипов сорвал и дал мне, «министру внутренних дел», ветку крепко пахнущей черемухи. Архипов в те времена был повернут ко мне только одной стороной: он виделся мне полезным, исполнительным, дружелюбным и заботливым парнем. Впоследствии он проявил себя и как истерик, и сплетник, но, что ж, кто без греха — пусть бросит в него камень. Впоследствии Архипов и Жариков будут восстанавливать меня против своих же бывших друзей, Митрофанов станет у них «евреем», а Бузов, доселе имевший лишь армянскую кровь в жилах, вдруг получит еще и еврейскую от Архипова, но это позже, а тогда все они довольные разъехались.
Первое заседание не оставило во мне никаких особенных чувств, я просто отдохнул с приятелями. На следующий день, политика выдалась более крутая и народная. Опоздав, я приехал с двумя ребятами из «Дня» в Останкино. Когда шли сквозь толпу, множество людей, узнавая меня, меня приветствовали. Анпилов хрипло говорил в мегафон с грузовика. «Мы все попаримся, оденем чистые рубашечки, и выйдем в этот день как следует русскому человеку…» Это он вел речь о 22-ом июня, о том, как следует приготовиться. Завидев меня, мне подали руки с грузовика. Взлетел вверх. Грузовик внутри был весь оцинкованный, очевидно, раньше в нем возили мясо. Оглянулся вокруг рядом генерал Титов, Проханов, Бондаренко, Зюганов… Мне дали слово после молодого капитана. Теперь это мой друг Владислав Шурыгин. Тогда он стоял в форме и объяснял мне, что на него произвел впечатление мой роман. Проханов, это он вел митинг, объявил меня, как конферансье объявляет заезжую звезду. Народ яростно зааплодировал и зашелся воплями. Говорил я яростно. Что говорил, ей-Богу, не помню. (Я не всегда говорю хорошо, но тогда выступил на все сто.) Внизу, под знаменами и между знамен колыхались, кричали в восторге всеобщего объединения лица моего народа. Рядом, похлопывая дубинками по рукам, разминалось оцепление милиции и ОМОНа. Позднее Проханов, я, Зюганов, подошедший Алкснис, Бондаренко и девушка, дочь «патриотки» Риммы Алексеевны, отправились все в одной машине, девушка Аня сидела на коленях у меня и Зюганова, отправились мы на юго-запад Москвы, на ужин к Римме Алексеевне. Семья более чем странная, сводные дети. Римма Алексеевна, «патриотка», живет с корреспондентом французской газеты «Журналь де Диманш» Жан-Мари Вадро. Или он с ней живет, я так никогда и не выяснил. Аня, ей семнадцать лет, — член партии Жириновского. Ели, о, роскошь: огромного осетра, приготовленного Риммой Алексеевной. Осетр был прислан откуда-то из Сибири. Прервав ужин, пошли смотреть в гостиную «600 секунд» Невзорова, Невзоров интервьюировал генерала Стерлигова, называя его национального масштаба лидером, тем самым, которого оппозиция искала и якобы нашла. На меня Стерлигов произвел неприятное впечатление, о чем я и сообщил вначале Алкснису, а потом всем присутствующим. В отличие от товарищей по оппозиции, помню, подумал я тогда, я не умею забывать. Еще в августе 91 года Стерлигов был на той стороне, участвовал в аресте ГКЧП, и нате — ныне он лидер оппозиции. Невзоров или легкомысленный человек, или увлекающийся человек, или Стерлигов ему подарил съемочную аппаратуру. Зюганов вдумчиво вглядывался в экран и позднее выпытывал нас всех, что мы думаем. Они все думали менее резко, чем я.
В день второго заседания теневого кабинета, там же, в Хлебном переулке, грянула война в Приднестровье. Коварно навалившись на город Бендеры, кишиневские войска захватили часть города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56