— Ну, — сказал Генрих, — теперь у нас труднейшая задача. Растратить награбленное. Ты чего-нибудь хочешь?
— Не знаю, — сказала Алис. Подумав же, добавила: — Ничего не хочу.
— Ну вот, — сказал Генрих, — есть money, а у тебя нет желаний.
— Ты что, хочешь растратить твои money на меня? — спросила подозрительная Алис.
— «Растратить твои…» — передразнил ее Генрих. — Просто у меня есть money, не знаю даже сколько, и я, как твой приятель, хотел бы, чтобы мы их растратили вместе. Я заработал их всего за десять минут.
— Не обижайся, — твердо сказала Алис, — но у меня, ей-Богу, нет никаких желаний. Подарок ты мне уже купил. — Алис любовно погладила мундирчик по плечу. — Может быть, у тебя есть? — с надеждой спросила она.
— И у меня нет, — со вздохом объявил Генрих. — Позже можно пойти пообедать, конечно, но пока я есть не хочу. А вообще, что ты делаешь вечером? — вдруг робко спросил он Алис, вспомнив, что она, может быть, вовсе и не хочет таскаться за 45-летним Генрихом по Парижу, даже и с Генрихом, у которого в пластиковом мешке много денег… Может быть, Алис имеет свои планы на этот сентябрьский парижский вечер, и… Генрих вдруг понял, что Алис 15 лет, а ему — 45. И что общего у этой девчонки с ним? Однако Генриху хотелось, чтобы Алис осталась. Он знал определенно: больше всего на свете ему сейчас хочется, чтобы Алис осталась. «Если попугайчик уйдет, — со страхом подумал Генрих, — у меня будет депрессия…»
— Я хочу позвонить этой пизде, сестричке, — вдруг выругалось веселое существо, — а потом мы с тобой пошляемся по городу, шпион, — сказала она. — Так кто же ты все-таки, шпион или грабитель? — сказала она шепотом, приблизив свое лицо к лицу Генри.
— Опустившийся до ограбления ресторанов шпион, — со вздохом сказал Генри.
Дитя захохотало на все кафе и, быстро-быстро прочесав руками двухцветную шевелюру, встало.
— Я пошла звонить любимой сестричке, — сказало существо. — А то еще будет звонить в полицию, один раз она уже так сделала. — И под неодобрительными взглядами почти всех посетителей кафе «Клуни» дитя вразвалку пошло к туалет-телефонам. В обычный гул голосов вмешались несколько злых смешков.
Генрих зло выпрямился и вызывающе оглядел зал. «Не смейте смеяться над моей девочкой», — подумал Генрих. И, представив, что он отец Алиски — зеленого попугая, Генрих незаметно потрогал «беретту» за поясом брюк, под пиджаком. Папочка обязан охранять свое дитя.
7
— Fuck it, man, — решительно объявила Алис. — Fuck it. Что произошло, то произошло. Разве ты можешь переиграть случившееся?
Было двенадцать часов ночи. Они сидели в «Ла Куполь» и опять ели устрицы. Выпив пару бутылок белого вина «Сенсир», Генрих вдруг решил, что и Алис фактически участвовала в казавшемся им до сих пор безобидным ограблении, что Алис видели и хозяин, и официанты ресторана «Тартюф», и, возможно, несколько посетителей. Генрих осторожно извинился перед Алис, внутренне негодуя на себя за собственное дилетантство, благодаря которому он втянул дитя в некрасивую историю. Не совсем втянул, — во всяком случае, никто не может сказать, что видел Алис стоящей с револьвером, воткнув его дуло в живот обладателю капиталистической собственности или его соратникам, но втянул. Как объяснит Алис полиции свое пребывание с ним в ресторане «Тартюф»?
— Fuck it, — еще раз сказала Алис и насмешливо добавила: — Ты что, гуманист, член общества защиты детей и животных?
Генрих Воитель засмущался. Он забыл, с кем именно имеет дело. Алис — участница движения молодежи мира за право послать все их ценности на хуй и независимо сплюнуть — вовремя осадила его и напомнила, что она — существо самостоятельное. «Нелегко ей, наверное, каждый день подставлять свою желто-зеленую гривку, и черную помаду, и эти зеркальца в ушах под дула взглядов, на съедение парижских обывателей», — подумал Генрих Супермен с участием.
Когда-то, тридцать лет назад, сам Генрих, с длинными волосами, в зеленых узких брюках и ярко-желтом пиджаке, в тяжелых туфлях-танках, на улицах другой столицы, Москвы, ежедневно чувствовал на себе сотни скрещений оптических прицелов ебаных простых людей — обывателей советских. Следует признать, опыт показал это, что обыватели французской столицы оказались едва ли не консервативнее обывателей столицы советской, они до сих пор свистят, шипят, смеются и улюлюкают, завидев Алис или ее друзей и подруг, хотя вот уже много лет разгуливают угрюмые юноши и девочки по улицам европейских городов.
— Fuck it! — согласился Генрих. — Давай выпьем!
— Давай, Супермен! — охотно согласилась Алис. — За тебя!
— За тебя! — поднял свой бокал с вином Генрих.
— Нет, за тебя, — сказала упрямая Алис. — У тебя же сегодня день рождения, поэтому за тебя, Супермен. Расти большой, и умный. Сколько тебе, кстати, стукнуло сегодня?
— Тридцать, — соврал Генрих, с ужасом подумав, что убавил себе возраст на целых пятнадцать лет.
— Ты моложе моей сестры на два года, — сказала Алис. И искренне-любопытно прибавила: — Чувствуешь ли ты себя старым?
Генрих Супермен подумал немного.
— Внутри, — сказал он, — вовсе нет. Снаружи. — Генрих Супермен быстро-быстро прочесал граблями-пальцами свой кое-где седой еж, с удивлением вспомнив, что это не только Алисин, но и его жест, и продолжал: — Снаружи — ну, конечно, никто не молодеет — несколько морщин там и тут, седые волосы здесь и там…
— Ты потрясающе выглядишь, — льстиво перебила его Алис, светская девушка, сестра своей сестры.
— Не пизди, — строго оборвал ее Генрих…
Алис застеснялась вдруг неизвестно откуда проявившейся своей светской лживости и, задумчиво послюнив палец, стала водить пальцем по краю бокала, пытаясь издать красивый и музыкальный звук. Звук был не очень музыкальный, и Алис остановилась.
— Ты знаешь, — продолжал Генрих, — как-то, когда я был в Лондоне…
— Ты жил в Лондоне? — с удивлением переспросила Алис.
— Да, в Лондоне, несколько лет, — односложно отвечал ей не склонный в этот момент к детализации своего прошлого Генрих. — Так вот, когда я жил в Лондоне, одна моя русская знакомая…
— Твоя герл-френд, — хитро перебила его Алис.
— Ты хочешь слушать или, может быть, ты знаешь мою историю лучше меня? — Генрих скептически посмотрел на раскрасневшуюся физиономию девочки Алис.
— О'кей, о'кей, продолжай, — смутилась Алис и опять заводила пальцем по стакану.
— История очень простая. Мы ехали в автомобиле. Моя знакомая по пути должна была забрать книги у очень известной старухи. Я хотел остаться в машине — не люблю посещать стариков и старух, их вид и их общество вызывают у меня депрессию, — я сказал: не пойду…
— Правильно, — одобрительно вставила Алис.
— Но моя знакомая…
— Твоя герл-френд, — опять быстренько подсказала Алис и хитро взглянула на Генриха.
— О'кей, — засмеялся Генрих, — моя герл-френд, если уж ты так хочешь, хотя эта знакомая и не была моей герл-френд. Она почти умолила меня войти с ней в дом, уверив меня, что хотя старухе девяносто один год…
— Ни хуя себе! — в ужасе закатила глаза Алис.
— …Хотя ей девяносто один год, она совершенно необыкновенный экземпляр и полностью сохранила живость ума. Тебе будет интересно, сказала мне знакомая, не моя герл-френд. — Генрих наклонил голову в сторону Алис, подчеркнув этим свою любезность.
— Угу… необыкновенный экземпляр, — скривила рот Алис и, задрав голову, допила несколько капель вина «Сенсир», оставшихся в бокале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64