Браво, Петру! Можно спокойно спать и дальше в сытой стране, во Французской республике. Спать и не слышать грозной поступи сбитых с толку, обезумевших полуголодных толп, четырехсотмиллионной массы, там, на Востоке. Не слышать кликов «ВОРЫ! ВОРЫ! В ШАХТУ! В ШАХТУ!».
«Социальное напряжение может привести к новой революции, а мы не хотим больше революций. Революция пожрет собственных детей — диссидентов», —
неожиданно заканчивает на тревожной ноте свою речь чех Питар. Более чувствительный, чем его собратья коллабо, почувствовал глава правительства Богемии и Моравии лезвие гильотины на своей шее? Увидел черную глубь шахты, в которую его швыряют? Опасения чеха не вызывают восторга у амфитеатра. Чеху аплодируют сдержанно. Французский буржуа ждет успокоения. Тревожные сигналы его раздражают. Я же думаю: «Справедливость восторжествует, если революция пожрет диссидентов. Должны же они нести ответственность за распространение идей, оказавшихся губительными для их народов…»
Объективно говоря, участники форума (за исключением совершенно чужих в этой компании Алксниса и Ярузельского) заслуживают шахты. Самонадеянно, нагло разрушив систему, позволявшую БЫТЬ МИРУ на огромной территории от Адриатики до Камчатки, систему, умевшую сковать смирительной рубашкой ЧУДОВИЩНЫЙ АГРЕССИВНЫЙ ЗАРЯД ста пятидесяти или более племен, населяющих это пространство, что принесли они народам? Межнациональные кровавые конфликты. Чудовищное повышение цен одновременно с уничтожением сбережений именно среднего класса. Сладкий лепет демагогии. Красивые теории, заимствованные из словаря старших богатых братьев: у американцев и западных европейцев. Идеи и принципы якобы универсальной демократии, оказавшиеся невыполнимыми в Румынии, в Польше, на русских равнинах и в Кавказских горах. Вот такой тихий, сидит на сцене за столом Лотар дю Мезьер. Это он со товарищи предал восточных немцев западным. Обрек на лишения и долговременный кризис всей жизни семнадцать миллионов человек. Впоследствии его имя было найдено в списках агентов «Стази» — восточногерманского КГБ. Он отрицает свою связь с этой организацией, но в таких случаях кто же подтверждает свою связь с ТАКОЙ организацией?.. Восточная Германия, кажется, отделается лучше других новообращенных стран, впрочем, ей есть куда присоединиться, западные братья-немцы не в восторге от родственников, но все же братья. Румынии же, Польше, а тем паче России и странам, образовавшимся на месте СССР, будущее сулит только еще больший упадок, еще большие потери: социальные и экономические, еще большее сползание в кровавый хаос межнациональных конфликтов. Даже якобы благополучная Чехословакия вот-вот распадется на две страны. Что натворила демократия и ее принципы в Югославии (недавно еще преуспевающей, бывшей лидером «неприсоединившихся» стран) — не требует комментариев. Этот же кровавый процесс повторяется в большем масштабе на пространствах (некогда советской) Евразии.
Коллаборирующих с демократией, разрушителей благополучия и мира внутри своих стран, их принимают с помпой, тщательно охраняют. Синхронно переводят, дабы они могли обменяться идеями разрушения. Маленьких квислингов марионеточных «демократических» режимов премировали поездкой в жирный Париж и вниманием прессы, радио, теле. Им аплодировал забитый буржуазией амфитеатр.
По контрасту, Ярузельского и (еще в большей степени) Алксниса обходили как париев и пресса, и холеные организаторы форума. Алкснису дали слово предпоследнему. (Полковник произнес резкую и сильную речь. Рефреном в ней звучало: «А судьи кто?» Имелось в виду, что Запад не имеет морального права судить Восточную Европу и Россию, будучи сам криминален.) К этому времени ленивые журналисты почти все покинули скамьи «Прессы». Последнему дали слово Хорхе Семпруну, бывшему министру культуры Испании, испытанному демагогу, дабы он заглушил впечатление от речи Алксниса.
Я спустился с журналистских скамей на сцену и стоял с Алкснисом, ожидая, пока он соберет со стола бумаги, мы должны были уйти вдвоем. Раздвигая людей на сцене, к Алкснису пробрался генерал Ярузельский. «Я много слышал о вас, полковник, и хочу пожать вам руку», — начал Ярузельский по-русски. Поляк Ярузельский приветствовал «государственника» Алксниса, лидера, выступающего за сильную русскую государственность. Коллаборационисты наблюдали сцену с отвращением.
Далеко на Балканах… в ледяном декабре…
1
Дорога на Загреб пустынна. Нас в машине (на ветровом стекле надпись: «Пресса») — трое. Фотограф Кокович, переводчик Маркович и я. По радио грустный голос поет: «Сербы, хорваты, хочется до хаты…» Мосты охраняются солдатами. Плоские поля тронуты снегом. У платного турникета солдаты в различных формах обыскивают машины из Боснии.
Сворачиваем с автострады на местную дорогу на Шид. За бронированой санитарной машиной въезжаем в Шид и оказываемся в 1941 году. Солдаты повсюду. Военные автомобили, траки, бронетранспортеры. Солдаты стоят, идут, группами и поодиночке. Горчичные армейские шинели, маскировочные, кляксами, униформы… Страна солдат и оружия.
Долго ищем пресс-центр. Он в здании радио Шида. Никто не знает, где оно. Фотограф, он же шофер, ругается. Нас останавливает военный патруль. «Везете оружие? Куда вы едете?»
Находим пресс-центр. В комнате за длинным, покрытым зеленым сукном столом — десяток военных. И почему-то почти черная девушка в розовой кофте. На погонах шефа пресс-центра — четыре звезды. Он похож на молодого Жана Жене. На вид ему лет 25. Оказывается, нет, — 33 года. Узнав, что я — французский журналист, русский, капитан делается добрее. У Марковича — день рождения, нам наливают по рюмке ракии.
Пока нам отстукивают на пишущей машине военный пропуск — «дозволу», капитан спрашивает меня: «Как вы думаете, третья мировая война уже началась, здесь, у нас?» У меня нет ответа. У него тоже нет.
Нам дают резервиста с автоматом. Его зовут Зарко Михич. Солдат усаживается на переднее сиденье. Фотограф, смеясь, говорит, что меня принимают как «амбассадора» (посла). И что такая честь мне оказывается, очевидно, потому, что я русский. Следуя за конвоем военных грузовиков, выезжаем в направлении Вуковара.
Село Товарник. Церковь без головы, разрушена еще в августе. Танк с югославским флагом. Бронетранспортеры. Стены домов обрызганы тысячами осколков и пуль. Через каждые пять-десять минут нас останавливают патрули и проверяют документы. У нашего солдата тоже. Быстро едем через лес, где еще недавно прятались (так нам говорит наш солдат) снайперы.
Село Сотин. У дороги — неожиданно — яркий пляжный зонт, под ним стол и несколько ржавых железных стульев. На одном — плюшевый крупный бело-розовый медведь — солдатская незатейливая шутка. Повсюду вдоль дороги — костры, греются замерзшие солдаты. Минус десять — ненормальная температура в декабре на Балканах. Нас останавливают уже через каждые полсотни метров. Патрули теперь смешанные: армии и территориальных отрядов добровольцев. Я заметил мощного, бородатого, в кожанке, сапогах и папахе четника.
Вуковар. Руины, развалины, руины. Мертвые улицы. Десятки бульдозеров, толпы солдат расчищают проезды. Мы выходим и фотографируем. К нам бежит офицер, машет руками: «Нельзя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
«Социальное напряжение может привести к новой революции, а мы не хотим больше революций. Революция пожрет собственных детей — диссидентов», —
неожиданно заканчивает на тревожной ноте свою речь чех Питар. Более чувствительный, чем его собратья коллабо, почувствовал глава правительства Богемии и Моравии лезвие гильотины на своей шее? Увидел черную глубь шахты, в которую его швыряют? Опасения чеха не вызывают восторга у амфитеатра. Чеху аплодируют сдержанно. Французский буржуа ждет успокоения. Тревожные сигналы его раздражают. Я же думаю: «Справедливость восторжествует, если революция пожрет диссидентов. Должны же они нести ответственность за распространение идей, оказавшихся губительными для их народов…»
Объективно говоря, участники форума (за исключением совершенно чужих в этой компании Алксниса и Ярузельского) заслуживают шахты. Самонадеянно, нагло разрушив систему, позволявшую БЫТЬ МИРУ на огромной территории от Адриатики до Камчатки, систему, умевшую сковать смирительной рубашкой ЧУДОВИЩНЫЙ АГРЕССИВНЫЙ ЗАРЯД ста пятидесяти или более племен, населяющих это пространство, что принесли они народам? Межнациональные кровавые конфликты. Чудовищное повышение цен одновременно с уничтожением сбережений именно среднего класса. Сладкий лепет демагогии. Красивые теории, заимствованные из словаря старших богатых братьев: у американцев и западных европейцев. Идеи и принципы якобы универсальной демократии, оказавшиеся невыполнимыми в Румынии, в Польше, на русских равнинах и в Кавказских горах. Вот такой тихий, сидит на сцене за столом Лотар дю Мезьер. Это он со товарищи предал восточных немцев западным. Обрек на лишения и долговременный кризис всей жизни семнадцать миллионов человек. Впоследствии его имя было найдено в списках агентов «Стази» — восточногерманского КГБ. Он отрицает свою связь с этой организацией, но в таких случаях кто же подтверждает свою связь с ТАКОЙ организацией?.. Восточная Германия, кажется, отделается лучше других новообращенных стран, впрочем, ей есть куда присоединиться, западные братья-немцы не в восторге от родственников, но все же братья. Румынии же, Польше, а тем паче России и странам, образовавшимся на месте СССР, будущее сулит только еще больший упадок, еще большие потери: социальные и экономические, еще большее сползание в кровавый хаос межнациональных конфликтов. Даже якобы благополучная Чехословакия вот-вот распадется на две страны. Что натворила демократия и ее принципы в Югославии (недавно еще преуспевающей, бывшей лидером «неприсоединившихся» стран) — не требует комментариев. Этот же кровавый процесс повторяется в большем масштабе на пространствах (некогда советской) Евразии.
Коллаборирующих с демократией, разрушителей благополучия и мира внутри своих стран, их принимают с помпой, тщательно охраняют. Синхронно переводят, дабы они могли обменяться идеями разрушения. Маленьких квислингов марионеточных «демократических» режимов премировали поездкой в жирный Париж и вниманием прессы, радио, теле. Им аплодировал забитый буржуазией амфитеатр.
По контрасту, Ярузельского и (еще в большей степени) Алксниса обходили как париев и пресса, и холеные организаторы форума. Алкснису дали слово предпоследнему. (Полковник произнес резкую и сильную речь. Рефреном в ней звучало: «А судьи кто?» Имелось в виду, что Запад не имеет морального права судить Восточную Европу и Россию, будучи сам криминален.) К этому времени ленивые журналисты почти все покинули скамьи «Прессы». Последнему дали слово Хорхе Семпруну, бывшему министру культуры Испании, испытанному демагогу, дабы он заглушил впечатление от речи Алксниса.
Я спустился с журналистских скамей на сцену и стоял с Алкснисом, ожидая, пока он соберет со стола бумаги, мы должны были уйти вдвоем. Раздвигая людей на сцене, к Алкснису пробрался генерал Ярузельский. «Я много слышал о вас, полковник, и хочу пожать вам руку», — начал Ярузельский по-русски. Поляк Ярузельский приветствовал «государственника» Алксниса, лидера, выступающего за сильную русскую государственность. Коллаборационисты наблюдали сцену с отвращением.
Далеко на Балканах… в ледяном декабре…
1
Дорога на Загреб пустынна. Нас в машине (на ветровом стекле надпись: «Пресса») — трое. Фотограф Кокович, переводчик Маркович и я. По радио грустный голос поет: «Сербы, хорваты, хочется до хаты…» Мосты охраняются солдатами. Плоские поля тронуты снегом. У платного турникета солдаты в различных формах обыскивают машины из Боснии.
Сворачиваем с автострады на местную дорогу на Шид. За бронированой санитарной машиной въезжаем в Шид и оказываемся в 1941 году. Солдаты повсюду. Военные автомобили, траки, бронетранспортеры. Солдаты стоят, идут, группами и поодиночке. Горчичные армейские шинели, маскировочные, кляксами, униформы… Страна солдат и оружия.
Долго ищем пресс-центр. Он в здании радио Шида. Никто не знает, где оно. Фотограф, он же шофер, ругается. Нас останавливает военный патруль. «Везете оружие? Куда вы едете?»
Находим пресс-центр. В комнате за длинным, покрытым зеленым сукном столом — десяток военных. И почему-то почти черная девушка в розовой кофте. На погонах шефа пресс-центра — четыре звезды. Он похож на молодого Жана Жене. На вид ему лет 25. Оказывается, нет, — 33 года. Узнав, что я — французский журналист, русский, капитан делается добрее. У Марковича — день рождения, нам наливают по рюмке ракии.
Пока нам отстукивают на пишущей машине военный пропуск — «дозволу», капитан спрашивает меня: «Как вы думаете, третья мировая война уже началась, здесь, у нас?» У меня нет ответа. У него тоже нет.
Нам дают резервиста с автоматом. Его зовут Зарко Михич. Солдат усаживается на переднее сиденье. Фотограф, смеясь, говорит, что меня принимают как «амбассадора» (посла). И что такая честь мне оказывается, очевидно, потому, что я русский. Следуя за конвоем военных грузовиков, выезжаем в направлении Вуковара.
Село Товарник. Церковь без головы, разрушена еще в августе. Танк с югославским флагом. Бронетранспортеры. Стены домов обрызганы тысячами осколков и пуль. Через каждые пять-десять минут нас останавливают патрули и проверяют документы. У нашего солдата тоже. Быстро едем через лес, где еще недавно прятались (так нам говорит наш солдат) снайперы.
Село Сотин. У дороги — неожиданно — яркий пляжный зонт, под ним стол и несколько ржавых железных стульев. На одном — плюшевый крупный бело-розовый медведь — солдатская незатейливая шутка. Повсюду вдоль дороги — костры, греются замерзшие солдаты. Минус десять — ненормальная температура в декабре на Балканах. Нас останавливают уже через каждые полсотни метров. Патрули теперь смешанные: армии и территориальных отрядов добровольцев. Я заметил мощного, бородатого, в кожанке, сапогах и папахе четника.
Вуковар. Руины, развалины, руины. Мертвые улицы. Десятки бульдозеров, толпы солдат расчищают проезды. Мы выходим и фотографируем. К нам бежит офицер, машет руками: «Нельзя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48