Он предупредил своих старшего конюха и тренера, чтобы ведра с водой для коней ни в коем случае не оставляли снаружи денников.
Более того, он приказал внимательно следить за конюшнями по ночам, чтобы никто не мог пробраться в них незамеченным.
Приказ графа вызвал удивление его людей, но они оба знали, что обязаны неукоснительно выполнять его.
Понимая их недоумение, граф счел нужным пояснить:
- У меня есть основания полагать, что в Ньюмаркете есть кое-кто настолько безумный, что может пожелать причинить вред моим лошадям. Поэтому я настаиваю, чтобы вы приняли меры предосторожности.
- Я прослежу за этим, милорд, - сказал старший конюх.
Когда граф вышел из конюшен, тренер последовал за ним.
- Не посчитает ли ваше сиятельство нужным сообщить мне еще какую-нибудь информацию относительно опасности, которая может грозить вашим лошадям, милорд?
Граф заколебался, но затем решил, что было бы ошибкой доверять кому-либо.
- До меня просто дошли слухи о том, как умер Джессоп, жеребец лорда Ладлоу, - ответил он. - Конечно, всегда возникают подозрения, когда лошадь-победитель умирает сразу после скачек. Я полагаю, мы должны сделать все, чтобы оградить своих лошадей от любой опасности.
При этом граф подумал, что его неизменные успехи действительно могли вызвать ненависть каких-нибудь фанатиков.
Его тренер помолчал, затем сказал:
- Я понимаю вас, милорд, но, по правде говоря, мне несколько жаль, что вы ничего не купили вчера на аукционе у сэра Уолтера Мелфорда. Я так надеялся, что вы будете делать ставки хотя бы на Раскэла и Мандрейка.
- Когда я увидел лошадей вблизи, они не произвели на меня того впечатления, какого я ожидал. Но не расстраивайтесь. Через две недели будет аукцион в Таттерсолле, где, я думаю, будут отличные лошади, и я с удовольствием приобрету некоторых для своих конюшен.
Тренер улыбнулся.
- Это хорошие новости, милорд. Очень хорошие.
Граф ушел, зная, что по-настоящему обрадовал его.
Еще граф подумал, что гибель Джессопа была тяжелым ударом для лорда Ладлоу, поскольку тот наверняка не мог себе позволить восполнить эту печальную потерю.
Пойнтон отметил про себя, что необходимо постараться как-то помочь ему, но, конечно, так, чтобы это не выглядело благотворительностью, принять которую лорду Ладлоу было бы унизительно.
Сейчас, мчась со скоростью, которая вызывала зависть всех встречных экипажей, граф не мог избавиться от чувства, что, освободив сначала Звездного, а потом Кледру от жестокой тирании сэра Уолтера, он ввязался в войну, исход которой пока не представлял себе.
После того, что он узнал о Мелфорде, он был уверен, что тот не проглотит такое оскорбление.
Без сомнения, он попытается всеми возможными способами выяснить, кто похитил его племянницу с ее лошадью.
Граф бесстрастно констатировал, что Мелфорд законным путем может доставить ему массу неприятностей, потому что, в конце концов, он был опекуном Кледры.
В то же время Мелфорд не мог не понимать, чем грозит ему обращение в суд. Даже если закон не обвинит его в жестокости, в глазах общества он будет безвозвратно погублен.
Поэтому граф предполагал, что сэр Уолтер будет мстить тайно, используя яд или другое подобное средство, которое легко подскажет его извращенный ум.
Кледра, лежавшая у его ног, мешала графу забыть о ее окровавленной спине.
Он повторял себе, что только человек не в полном разуме мог сотворить такое с женщиной, тем более - столь юной и хрупкой, как Кледра.
Граф снова и снова думал, что, проведи она всю ночь, а возможно, и следующий день привязанной к перекладине, она могла бы умереть. Эта мысль приводила его в такую ярость, что между его бровями легла глубокая морщина. Только Эдди сможет понять, что он чувствует, думал граф Пойнтон, продолжая погонять лошадей.
Немного времени спустя граф уже въезжал в массивные впечатляющие ворота.
Огромный дом, который принадлежал семье Пойнтонов более двух столетий, казался особенно величественным, освещенный полуденным солнцем. Он стоял на берегу обширного озера, через которое был перекинут каменный мост.
Но граф направил фаэтон не к дому, а свернул налево и по узкой аллее, которая вилась среди деревьев, проехал через парк, пугая попадавшихся ему на пути оленей.
Проехав с полмили, фаэтон графа оказался перед другими воротами, которых не было видно от главного особняка. За ними в прекрасном цветущем саду стоял славный домик из красного кирпича, построенный во времена королевы Анны.
Граф, натянув вожжи, остановился перед входной дверью. Йетс спрыгнул и постучал в дверь медным молоточком, который висел сбоку.
Прежде чем дверь открылась, из конюшен, скрытых за деревьями, вышел старый конюх.
Он подошел к фаэтону и почтительно поклонился.
- День добрый, ваше сиятельство. Рад вас видеть!
- Я не задержусь здесь, Кобблер, - ответил граф, - но присмотрите за лошадьми, пока мы с Йетсом внесем в дом то, что привезли для ее светлости.
- Ага, милорд.
Граф закрепил вожжи, затем, когда входная дверь открылась, они с Йетсом осторожно подняли корзину с Кледрой и внесли ее в холл.
Седой глуховатый дворецкий приветствовал графа.
- Передайте свой жене, Доркинс, что я хочу поговорить с ней в Голубой спальне, - сказал ему граф.
- Моей жене, милорд?
- Да, Доркинс, вашей жене! - повторил граф, повышая голос.
Дворецкий побрел выполнять поручение, а Йетс и граф понесли корзину с Кледрой по резной деревянной лестнице на второй этаж.
По обе стороны длинного коридора располагались комнаты, но граф и Йетс миновали их.
Голубая спальня находилась в самом дальнем конце, ее окна выходили в сад за домом.
Это была очень нарядная комната, и граф подумал, что любой женщине понравились бы голубые занавески на окнах и белые панели, которыми были отделаны стены спальни со времени постройки дома.
Они поставили Кледру в корзинке рядом с кроватью, и граф наклонился и откинул муслин с ее лица.
Она не пошевелилась с момента их отъезда из Ньюмаркета и лежала тихо-тихо. Граф подумал, что, возможно, путешествие было слишком тяжело для нее. В этот момент в комнату вошла миссис Доркинс.
Эта пожилая женщина еще до замужества служила горничной матери графа, поэтому он знал ее с самого детства.
- Мастер Леннокс! - воскликнула миссис Доркинс и, спохватившись, поспешно присела в реверансе:
- То есть - ваше сиятельство!
- Мне нужна ваша помощь, Ханна!
- Моя помощь, милорд?
Она заметила корзину на полу и направилась к ней, восклицая:
- Боже, что это у вас здесь, ваше сиятельство?
- Кое-кто, кому необходимы ваши уход и забота, - ответил граф.
На лице Ханны было написано удивление, и он добавил:
- Йетс останется здесь и объяснит вам, что нужно делать и как сохранить это в тайне. А я пока спущусь поздороваться с бабушкой.
- Ее сиятельство будет так рада вам, милорд, - ответила миссис Доркинс. - Она только сегодня утром вспоминала, что вы давно не навещали нас.
- Я знаю, Ханна. И еще знаю, что расскажу ее сиятельству что-то, что будет для нее лучше любого лекарства.
С этими словами он вышел, оставив дверь открытой.
До него донеслись слова Йетса. Тот начал подробно объяснять, почему они здесь.
Граф спустился по лестнице в комнату в центре дома, которая раньше служила салоном, а теперь бабушка превратила ее в свою спальню.
Старая леди не выходила из комнаты и только иногда покидала кровать, чтобы посидеть в кресле у окна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29