Войдя в гостиную будущей королевы, где ее ждал дядя, Теола ощутила внезапный страх при мысли о том, что он, наверное, решил забрать ее с собой в Англию.
- Я хочу поговорить с тобой, Теола, - произнес герцог, когда она робко закрыла за собой дверь.
- Да, дядя Септимус?
- Я уезжаю отсюда через день после бракосочетания, - сказал он, - и так как Кэтрин требуются твои услуги, то у меня не будет возможности до отъезда поговорить с тобой еще раз.
- Да, дядя Септимус.
Не похоже было по его словам, чтобы он намеревался взять ее с собой, и Теола, про себя вздохнув с облегчением, ждала продолжения, уже не так пугаясь того, что он может ей сказать.
- Ты останешься в Кавонии до тех пор, пока Кэтрин будет нуждаться в твоих услугах, - продолжал дядя, - но я хочу, чтобы ты ясно поняла одну вещь.
- Какую, дядя Септимус?
- Ты должна вести себя очень достойно и ни в коем случае не интересоваться мужчинами и не позволять им интересоваться тобой.
Теола посмотрела на него широко раскрытыми глазами.
- Я… не понимаю.
- Тогда я скажу тебе без каких-либо околичностей, - ответил герцог. - Независимо от того, живешь ли ты в Кавонии или в Англии, ты все равно находишься под моей опекой и не можешь выйти замуж без моего согласия. А я не намерен его давать!
- Пока я… здесь, дядя Септимус?
- Где бы ты ни была, - заявил герцог. - Как я уже говорил тебе раньше, твоя мать навлекла позор на нашу семью.
Теола не ответила, и он продолжал еще более настойчиво:
- Я не намерен объяснять какому-либо мужчине, который может пожелать вступить с тобой в брак, что моя сестра - моя единственная сестра, в жилах которой текла благородная кровь многих поколений, - опозорила себя, вступив в брак с человеком много ниже себя, с человеком, который был почти что слугой!
Отвращение в голосе герцога вынести было даже труднее, чем его слова. Теола сжала руки, чтобы не броситься на защиту своего отца.
- Здесь тебя приняли как мою племянницу и кузину Кэтрин, - продолжал герцог, - и нет никаких причин рассказывать кому бы то ни было о мезальянсе твоей матери.
Он помолчал и многозначительно произнес:
- Но ты об этом знаешь - и я тоже. Вот почему ты останешься старой девой, Теола, искупая грехи твоих родителей служением моей семье и смирением до самой смерти!
- Д-дядя… Септимус… - начала было Теола, но замолчала, так как герцог обрушился на нее с криком:
- Не смей со мной спорить! И нечего больше говорить об этом, кроме того, что ты должна вести себя достойно и поступать так, как я тебе сказал. Один намек на неверное поведение, и Кэтрин получила от меня приказ немедленно отправить тебя домой!
Он помолчал и прибавил:
- А там тебя ждет суровое наказание, и ты пожалеешь о том, что ослушалась меня! Поняла?
- Поняла… дядя Септимус.
- Тогда мне больше нечего тебе сказать, - закончил герцог. - Тебе необычайно повезло, что Кэтрин не может обойтись без твоих услуг. Иначе тебя бы уже здесь не было. Свою благодарность можешь выразить на деле, и попробуй только этого не сделать!
С этими словами герцог повернулся и вышел из королевской гостиной.
Он закрыл за собой дверь, а Теола, оставшись одна, приложила руки к щекам.
Не может быть, чтобы сказанное им было правдой; ей не хотелось верить, что она никогда не выйдет замуж, никогда не узнает той радости и счастья, которые ее отец и мать нашли друг с другом.
Ей казалось невероятным, что дядя не в состоянии понять, каким исключительным человеком был ее отец.
Все в Оксфорде считали Ричарда Уоринга человеком блестящего ума. Его избрали почетным студентом колледжа, и в университете не было никого, кто не уважал бы его, не восхищался им за его образованность и не любил его ради него самого.
Когда он умер, Теола получила сотни писем с выражением соболезнования, с признанием его прекрасных качеств, но она не посмела показать эти письма дяде. Она была уверена, что он откажется их прочесть и, конечно же, лишит ее счастья хранить эти письма.
Все, что принадлежало ей в ее доме и что она считала своим, после смерти отца и матери было либо продано, либо выброшено. Герцог не позволил ей взять с собой в замок ничего, кроме ее одежды, и более того, деньги, оставшиеся после родителей, хотя их было совсем немного, тоже отобрали.
Когда они собирались уезжать в Кавонию, она обратилась к дяде:
- Дайте мне, пожалуйста, денег, дядя Септимус. Мне может понадобиться немного на личные нужды.
- И на какие же? - враждебно спросил ее герцог.
- Я… я… Возможно, мне понадобится иногда купить некоторые… некоторые предметы одежды… - ответила Теола, - или дать на чай слугам.
- Поскольку ты и сама едва ли больше, чем служанка, они не станут от тебя этого ожидать, - ответил герцог, - а что касается одежды, Кэтрин, несомненно, обеспечит тебя всем необходимым.
- Но я не могу ехать с пустым кошельком, - запротестовала Теола.
- В таком случае могу предложить тебе оставить кошелек дома, - отрезал герцог.
Теола оказалась в очень унизительном положении, и единственным ее утешением были три драгоценных золотых соверена, спрятанных в шкатулке с дешевыми украшениями. Ей их подарил отец в один из дней рождения, потому что каждый знаменовал один из важных моментов ее жизни. Один был датирован 1855 годом - годом ее рождения. Другой был отчеканен в 1868 году, в год ее конфирмации, а третий - в тот год, когда она получила в подарок все три монеты, год, когда ей исполнилось пятнадцать лет.
- Когда их наберется достаточно, дорогая, - сказала мама, - мы сделаем из них браслет.
- Это будет чудесно, мама, - ответила Теола.
Но больше золотых соверенов не было, и теперь это оказались единственные оставшиеся в ее распоряжении деньги.
Теола полагала, что никогда их не потратит, только в случае крайней необходимости. И все же, повинуясь порыву, исполненная глубокой жалости к раненой девочке, она оставила один из своих драгоценных соверенов в том доме при въезде в город, где царила нищета.
Теола об этом не жалела. И в то же время она спрашивала себя, что бы произошло, если бы она вынуждена была попросить у Кэтрин новое платье - ведь ее кузина была такой же скрягой, как и герцог с герцогиней.
» Вероятно, она даст мне одно из своих старых платьев «, - с надеждой подумала Теола.
Интересно, каково носить эти красивые, изысканные, элегантные платья с длинными шлейфами, которыми Кэтрин явно потрясла местных придворных дам.
Кринолины вышли из моды пять лет назад; теперь платья шили с турнюром, который ниспадал за спиной женщин каскадом оборок, рюшечек, складок и бантов, плавно переходящих в шлейф. Плечи оголялись по вечерам, а плотно облегающий корсаж обливал тело, и Теола часто думала, что отец бы восхитился почти греческой манерой оставлять открытой грудь и подчеркивать тонкую талию женщины.
Но ее собственные платья, сшитые по указаниям герцогини, не облегали фигуру и не имели шлейфов. Поскольку украшения обходились дорого, то сама строгость этих платьев заставляла Теолу ощущать себя невзрачной и униженной, что явно входило в намерения тетки.» Вот если бы явилась фея и взмахнула надо мной волшебной палочкой, - думала она, одеваясь к обеду, - и превратила бы мое платье в одно из тех, что облегают плечи, воздушно, словно облако, чтобы оно летело следом за мной подобно белой пене на волнах!«
Но, идя в салон вслед за разодетой Кэтрин, сверкающей драгоценностями, подаренными ей королем, она знала, что выглядит в своем мрачном платье темной тенью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36