- попросила Теола.
И отец рассказал ей, как в девятом веке до нашей эры возникли легенды о молодом и прекрасном боге, вооруженном золотым луком, родившемся на острове Делос и освятившем его своим присутствием.
- Что это был за бог? - спросила Теола.
- Его звали Аполлон, - ответил отец. - И когда я побывал на Делосе, то обнаружил, что в воздухе этого острова до сих пор разлито» пляшущее, дрожащее пламя «.
- Я не понимаю.
- Это трудно объяснить, но там, где жили боги, особенно Аполлон, разлит особый свет, странный и мерцающий, а воздух светится и таинственно дрожит, в нем слышится биение золотых крыльев и вращение серебряных колес.
Ричард Уоринг рассказывал, словно в трансе, а Теола слушала, не все понимая, но внимая музыке его голоса и зная, что подобные воспоминания оказывают на отца волшебное действие.
- И всегда там, где жили боги, - продолжал отец, - жили и нимфы, рядом с ручьями, в тумане, который окутывал греческие острова ранним утром, и в морской пене.
Он вздохнул и продолжал:
- Аполлон покорил мир силой своей красоты.
У него не было земных средств - ни армии, ни флота, ни могущественного правительства, - но он принес человеческому разуму свет солнца, и люди поклонялись ему, когда он являлся им в свете рождающегося дня.
Ричард Уоринг умел сделать все, о чем говорил, реальным, так как сам в это верил, он открывал для Теолы мир красоты, который стал и ее миром.
С того времени она тоже начала поклоняться Аполлону, и в ее глазах он олицетворял любовь… ту любовь, которую она, когда подросла, мечтала испытать с мужчиной.
С течением времени она начала понимать, почему отец считал ее похожей на одну из греческих нимф. У нее было тонкое личико в форме сердечка, на котором выделялись огромные глаза. В глубине ее глаз, хоть она этого и не осознавала, таилась загадка, словно они смотрели в невидимый мир, так знакомый ее отцу. Волосы Теолы были светлыми, но не золотистыми, как у Кэтрин. Собственно говоря, они были настолько светлыми, что казались почти бесцветными, и все же временами переливались так, как будто были живыми. Ее кожа сверкала такой белизной, что из-за темных, мрачных цветов, в которые ее одевала тетка, она выглядела неестественно бледной.
Иногда Теола спрашивала себя, не старается ли герцогиня нарочно погасить в ней тот свет, о котором говорил отец и который, она это знала, горит в ее душе.
Живя в замке, подвергаясь грубому обращению, постоянным оскорблениям и физическим наказаниям, она с трудом вспоминала те дни, когда чувствовала себя так, будто танцевала, не касаясь земли, когда была частью того прекрасного мира, в котором всегда жил ее отец.
Ей было трудно вспомнить все, чему он ее научил, так как она постоянно куда-то спешила, выполняя одно приказание за другим.
Только оставшись одна в ночной темноте, она вспоминала, как отец говорил:
- В тишине можно услышать голос бога, призывающий человека искать в себе отблеск священного света.
- Какое платье вы наденете, фрейлейн? - спросила старшая горничная, прерывая мысли Теолы.
Теола подавила в себе желание ответить, что это не имеет значения, ведь они все так уродливы, что никто ее все равно не заметит.
Висящие в шкафу платья выглядели нелепыми, когда она вспомнила о сиянии солнца за стенами дворца, ослепительно белом снеге па горных вершинах и цветах, благодаря которым Кавония превратилась в ее глазах в земной рай.
Кэтрин предстояло надеть на прием белое платье, отделанное маленькими розовыми розочками и голубыми лентами. Это платье было специально сшито для того, чтобы оттенить ее бело-розовую красоту и золотистые волосы, чтобы она выглядела живым воплощением представления любой женщины об идеальной невесте.
Теола же могла выбирать между платьями из самого дешевого серого батиста, темно-коричневой шерсти и уродливым тускло-синим костюмом» полонез «, цветом напоминающим зимнее небо.
- Я надену серое, - машинально произнесла она. Когда горничные помогли ей надеть платье, она уложила волосы, едва взглянув при этом на себя в зеркало.
Как ни торопилась она вернуться в комнату Кэтрин, этого оказалось недостаточно, и ее кузина уже была вне себя.
- Скажи этим идиоткам, что я требую найти мои лучшие шелковые чулки, - сердито потребовала она, когда Теола вошла в комнату.
Она говорила по-английски, и хотя горничные не понимали ее слов, нельзя было ошибиться по поводу ее разгневанного голоса. Теола заметила, что женщины выглядели встревоженными и испуганными.
Она была уверена, что они изо всех сил стремились угодить своей новой хозяйке, но Кэтрин, как всегда, проявляла нетерпение и считала, что слуги должны сами догадаться, что ей угодно. Она даже не утруждала себя ясно объяснить, что ей надо.
Теола быстро нашла чулки и объяснила горничным на их языке, как угодить их новой госпоже, как обслужить ее.
Вскоре они уже улыбались и спешили выполнить ее инструкции, а Кэтрин, разглядывая свое отражение в зеркалах, тоже пришла в хорошее настроение.
- Это платье мне, несомненно, идет, - заявила она - Не думаю, чтобы у какой-нибудь придворной дамы нашлось равное ему.
- Ты затмишь их всех, - сказала Теола искренне.
- Именно это я и собираюсь сделать, - ответила Кэтрин. - А в будущем я намереваюсь все платья выписывать из Парижа.
- Это может оказаться очень дорого, - заметила Теола.
Кэтрин пожала плечами.
- Деньги найдутся - в этом можешь быть уверена! Хотя премьер-министр и говорил мне, что у них большой государственный долг…
- Надеюсь, что это не так! - быстро воскликнула Теола.
Кэтрин удивленно взглянула на нее.
- Почему тебя это волнует? - осведомилась она. - Меня это уж точно не касается!
- Это будет означать повышение налогов, - ответила Теола. - Можешь представить себе, сколько им уже пришлось заплатить за строительство этого огромного дворца?
- А почему бы и нет? - спросила Кэтрин. - Не могли же они ожидать, что их король будет жить в землянке!
В ее голосе прозвучали агрессивные нотки.
Теола с трудом удержалась от ответа, что такая экстравагантность кажется ей несовместимой с тем фактом, что у государства, по-видимому, нет денег на постройку больницы.
Но она знала: нет смысла говорить подобные вещи Кэтрин, так как ее волнует только она сама и ее собственная внешность.
Теола поневоле вспомнила нищую комнату в том доме, куда она отнесла раненую девочку.
В этой комнате не было и следов какой-либо роскоши. Единственными предметами обстановки являлись два жестких деревянных стула, кухонный стол и кровать в углу, а внешний вид и матери, и дочери свидетельствовал о том, что они редко едят досыта.
Ей было совершенно ясно, почему в Кавонии, как выразился капитан Петлос, » неспокойно «.
Не удивительно ли в подобной ситуации, что их король тратит громадные средства на строительство своего дворца и явно очень мало или вообще ничего не делает для самых бедных из своих подданных?
Теола поймала себя на том, что молит бога помочь Алексису Василасу укрыться от солдат, которых послали на его поиски.
Он смотрел на нее с презрением, потому что считал ее частью того правления, против которого он восстал. Но сам он был самым красивым мужчиной, которого она когда-либо встречала в жизни. Он мог бы служить моделью для самого Аполлона, каким его описывал ее отец.
- Ничто из созданного древними греками не может сравниться по великолепию с этим юношей, вырвавшим из души человека тьму и зажегшим ее божественным светом, - сказал однажды Ричард Уоринг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
И отец рассказал ей, как в девятом веке до нашей эры возникли легенды о молодом и прекрасном боге, вооруженном золотым луком, родившемся на острове Делос и освятившем его своим присутствием.
- Что это был за бог? - спросила Теола.
- Его звали Аполлон, - ответил отец. - И когда я побывал на Делосе, то обнаружил, что в воздухе этого острова до сих пор разлито» пляшущее, дрожащее пламя «.
- Я не понимаю.
- Это трудно объяснить, но там, где жили боги, особенно Аполлон, разлит особый свет, странный и мерцающий, а воздух светится и таинственно дрожит, в нем слышится биение золотых крыльев и вращение серебряных колес.
Ричард Уоринг рассказывал, словно в трансе, а Теола слушала, не все понимая, но внимая музыке его голоса и зная, что подобные воспоминания оказывают на отца волшебное действие.
- И всегда там, где жили боги, - продолжал отец, - жили и нимфы, рядом с ручьями, в тумане, который окутывал греческие острова ранним утром, и в морской пене.
Он вздохнул и продолжал:
- Аполлон покорил мир силой своей красоты.
У него не было земных средств - ни армии, ни флота, ни могущественного правительства, - но он принес человеческому разуму свет солнца, и люди поклонялись ему, когда он являлся им в свете рождающегося дня.
Ричард Уоринг умел сделать все, о чем говорил, реальным, так как сам в это верил, он открывал для Теолы мир красоты, который стал и ее миром.
С того времени она тоже начала поклоняться Аполлону, и в ее глазах он олицетворял любовь… ту любовь, которую она, когда подросла, мечтала испытать с мужчиной.
С течением времени она начала понимать, почему отец считал ее похожей на одну из греческих нимф. У нее было тонкое личико в форме сердечка, на котором выделялись огромные глаза. В глубине ее глаз, хоть она этого и не осознавала, таилась загадка, словно они смотрели в невидимый мир, так знакомый ее отцу. Волосы Теолы были светлыми, но не золотистыми, как у Кэтрин. Собственно говоря, они были настолько светлыми, что казались почти бесцветными, и все же временами переливались так, как будто были живыми. Ее кожа сверкала такой белизной, что из-за темных, мрачных цветов, в которые ее одевала тетка, она выглядела неестественно бледной.
Иногда Теола спрашивала себя, не старается ли герцогиня нарочно погасить в ней тот свет, о котором говорил отец и который, она это знала, горит в ее душе.
Живя в замке, подвергаясь грубому обращению, постоянным оскорблениям и физическим наказаниям, она с трудом вспоминала те дни, когда чувствовала себя так, будто танцевала, не касаясь земли, когда была частью того прекрасного мира, в котором всегда жил ее отец.
Ей было трудно вспомнить все, чему он ее научил, так как она постоянно куда-то спешила, выполняя одно приказание за другим.
Только оставшись одна в ночной темноте, она вспоминала, как отец говорил:
- В тишине можно услышать голос бога, призывающий человека искать в себе отблеск священного света.
- Какое платье вы наденете, фрейлейн? - спросила старшая горничная, прерывая мысли Теолы.
Теола подавила в себе желание ответить, что это не имеет значения, ведь они все так уродливы, что никто ее все равно не заметит.
Висящие в шкафу платья выглядели нелепыми, когда она вспомнила о сиянии солнца за стенами дворца, ослепительно белом снеге па горных вершинах и цветах, благодаря которым Кавония превратилась в ее глазах в земной рай.
Кэтрин предстояло надеть на прием белое платье, отделанное маленькими розовыми розочками и голубыми лентами. Это платье было специально сшито для того, чтобы оттенить ее бело-розовую красоту и золотистые волосы, чтобы она выглядела живым воплощением представления любой женщины об идеальной невесте.
Теола же могла выбирать между платьями из самого дешевого серого батиста, темно-коричневой шерсти и уродливым тускло-синим костюмом» полонез «, цветом напоминающим зимнее небо.
- Я надену серое, - машинально произнесла она. Когда горничные помогли ей надеть платье, она уложила волосы, едва взглянув при этом на себя в зеркало.
Как ни торопилась она вернуться в комнату Кэтрин, этого оказалось недостаточно, и ее кузина уже была вне себя.
- Скажи этим идиоткам, что я требую найти мои лучшие шелковые чулки, - сердито потребовала она, когда Теола вошла в комнату.
Она говорила по-английски, и хотя горничные не понимали ее слов, нельзя было ошибиться по поводу ее разгневанного голоса. Теола заметила, что женщины выглядели встревоженными и испуганными.
Она была уверена, что они изо всех сил стремились угодить своей новой хозяйке, но Кэтрин, как всегда, проявляла нетерпение и считала, что слуги должны сами догадаться, что ей угодно. Она даже не утруждала себя ясно объяснить, что ей надо.
Теола быстро нашла чулки и объяснила горничным на их языке, как угодить их новой госпоже, как обслужить ее.
Вскоре они уже улыбались и спешили выполнить ее инструкции, а Кэтрин, разглядывая свое отражение в зеркалах, тоже пришла в хорошее настроение.
- Это платье мне, несомненно, идет, - заявила она - Не думаю, чтобы у какой-нибудь придворной дамы нашлось равное ему.
- Ты затмишь их всех, - сказала Теола искренне.
- Именно это я и собираюсь сделать, - ответила Кэтрин. - А в будущем я намереваюсь все платья выписывать из Парижа.
- Это может оказаться очень дорого, - заметила Теола.
Кэтрин пожала плечами.
- Деньги найдутся - в этом можешь быть уверена! Хотя премьер-министр и говорил мне, что у них большой государственный долг…
- Надеюсь, что это не так! - быстро воскликнула Теола.
Кэтрин удивленно взглянула на нее.
- Почему тебя это волнует? - осведомилась она. - Меня это уж точно не касается!
- Это будет означать повышение налогов, - ответила Теола. - Можешь представить себе, сколько им уже пришлось заплатить за строительство этого огромного дворца?
- А почему бы и нет? - спросила Кэтрин. - Не могли же они ожидать, что их король будет жить в землянке!
В ее голосе прозвучали агрессивные нотки.
Теола с трудом удержалась от ответа, что такая экстравагантность кажется ей несовместимой с тем фактом, что у государства, по-видимому, нет денег на постройку больницы.
Но она знала: нет смысла говорить подобные вещи Кэтрин, так как ее волнует только она сама и ее собственная внешность.
Теола поневоле вспомнила нищую комнату в том доме, куда она отнесла раненую девочку.
В этой комнате не было и следов какой-либо роскоши. Единственными предметами обстановки являлись два жестких деревянных стула, кухонный стол и кровать в углу, а внешний вид и матери, и дочери свидетельствовал о том, что они редко едят досыта.
Ей было совершенно ясно, почему в Кавонии, как выразился капитан Петлос, » неспокойно «.
Не удивительно ли в подобной ситуации, что их король тратит громадные средства на строительство своего дворца и явно очень мало или вообще ничего не делает для самых бедных из своих подданных?
Теола поймала себя на том, что молит бога помочь Алексису Василасу укрыться от солдат, которых послали на его поиски.
Он смотрел на нее с презрением, потому что считал ее частью того правления, против которого он восстал. Но сам он был самым красивым мужчиной, которого она когда-либо встречала в жизни. Он мог бы служить моделью для самого Аполлона, каким его описывал ее отец.
- Ничто из созданного древними греками не может сравниться по великолепию с этим юношей, вырвавшим из души человека тьму и зажегшим ее божественным светом, - сказал однажды Ричард Уоринг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36