Что же он делал на свете,
Если он был с людьми.
-Листьев задумчивых лепет,
А он лежит не дыша.
Видишь облако в небе,
Это его душа.
-Теперь я тебя понимаю:
Ушел, улетел он в ночь.
Теперь он лежит, обнимая
Корни дубовых рощ
-Крышу я делаю, крышу,
Из густой дубовой листвы.
Лежит он озера тише,
Ниже всякой травы.
Его я венчаю мглою,
Корона ему под стать.
-Как ему там под землею?
-Так, что теперь не встать.
Там он лежит с короной,
Там я его забыл.
-Неужто он был вороной?
-Птицей, птицей он был.
* * *
не говорят, что надо уезжать.
Да-да. Благодарю. Я собираюсь.
Да-да. Я понимаю. Провожать
Не следует, и я не потеряюсь.
Ах, что вы говорите- дальний путь.
Какой-нибудь ближайший полустанок,
Ах, нет, не беспокойтесь.Как-нибудь.
Я вовсе налегке, без чемоданов.
Да-да. Пора идти. Благодарю.
Да-да. Пора. И каждый понимает.
Безрадостную зимнюю зарю
Над родиной деревья поднимают.
Всё кончено, не стану возражать.
Ладони бы пожать - и до свиданья.
Я выздоровел. Мне нужно уезжать.
Да-да. Благодарю за расставанье.
Вези меня по родине, такси,
Как-будто бы я адрес забываю,
В умолкшие поля меня неси.
Я, знаешь ли, с отчизны выбываю.
Как-будто бы я адрес позабыл:
К окошку запотевшему приникну,
И над рекой, которую любил,
Я расплачусь и лодочника кликну.
Всё кончено. Теперь я не спешу.
Езжай назад спокойно, ради бога,
Я в небо погляжу и подышу
Холодным ветром берега другого.
Ну, вот и долгожданный переезд.
Кати назад, не чувствуя печали.
Когда войдёшь на родине в подъезд,
Я к берегу пологому причалю.
* * *
О. Б.
Зима, зима, я еду по зиме,
Куда-нибудь по видимой отчизне,
Гони меня, ненастье, по земле,
Хотя бы вспять гони меня по жизни.
Ну, вот Москва и утренний уют
В арбатских переулках парусиных,
И чужаки по-прежнему снуют
В январских освещенных магазинах,
И желтизна разрозненных монет,
И цвет лица криптоновый все чаще,
Гони меня: как новый Ганнимед
Хлебну зимой изгнаннической чаши.
И не пойму, откуда и куда
Я двигаюсь, как много я теряю
Во времени, в дороге повторяя:
Ох , боже мой, какая ерунда.
Ох, боже мой, немногого прошу,
Ох, боже мой, богатый или нищий,
Но с каждым днем я прожитым дышу
Уверенней, и сладостней, и чище.
Мелькай, мелькай по сторонам народ,
Я двигаюсь, и кажется отрадно,
Что, как Улисс, гоню себя вперед,
Но двигаюсь по-прежнему обратно.
Так человека встречного лови
И все тверди в искусственном порыве:
От нынешней до будущей любви
Живи добрей, страдай не прихотливей.
ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПОЭЗИИ
/Памяти Фредерико Гарсиа Лорки/
/Существует своего рода легенда,что перед расстрелом
он увидел, как над головой солдат поднимается солнце
И тогда он произнес:
- И все-таки восходит солнце....
Возможно,это было началом стихотворения/
Запомнить пейзажи
за окнами в комнатах женщин,
за окнами в квартирах родственников,
за окнами в кабинетах сотрудников.
Запомнить пейзажи
за могилами единоверцев .
Запомнить
как медленно опускается снег,
когда нас призывают к любви.
Запомнить небо,
лежащее на мокром асфальте,
когда напоминают о любви к ближнему.
Запомнить
как сползают по стеклу мутные потоки дождя,
искажая пропорции зданий,
когда нам объясняют, что мы должны делать.
Запомнить
как над бесприютной землей
простирает последние прямые руки
крест.
Лунной ночью
запомнить длинную тень,
отброшенную деревом или человеком.
Лунной ночью
запомнить тяжелые речные волны
блестящие, словно складки поношенных брюк.
А на рассвете
запомнить дорогу,
с которой сворачивают конвоиры.
Запомнить
как восходит солнце
над чужими затылками конвоиров.
* * *
Прощай.
Позабудь.
И не обессудь.
А письма сожги...
Как мост.
Да будет мужествен твой путь
И будет он прям
И прост.
Да будет во мгле
Для тебя гореть
Звездная мишура,
Да будет надежда ладони греть
У твоего костра.
Да будут метели,
Снега, дожди,
И бешенный рев огня...
Да будет удач у тебя впереди
Больше,чем у меня.
Да будет могуч и прекрасен
Бой,
Гремящий в твоей груди.
Я счастлив за тех,
Кому с тобой,
Может быть,
По пути.
АВГУСТОВСКИЕ ЛЮБОВНИКИ
Августовские любовники,
Августовские любовники приходят с цветами,
Невидимые зовы парадных их влекут,
Августовские любовники в красных рубахах
с полуоткрытыми ртами
Мелькают на перекрестках,
исчезают в переулках,
По площадям бегут.
Августовские любовники
В вечернем воздухе чертят
Красно-белые линии рубашек
совьих цветов,
Распахнутые окна между чёрных парадных светят,
И они все идут, все бегут на какой-то зов.
Вот и вечер жизни, вот и вечер идет сквозь город,
Вот он красит деревья , зажигает лампу, лакирует авто,
В узеньких переулках торопливо звенят соборы,
Возвращайся назад, выходи на балкон, накинь пальто.
Видишь, августовские любовники пробегают внизу с цветами
Голубые струи реклам стекают с крыш,
Вот ты смотришь вниз, никогда не меняйся местами
Никогда ни с кем, это ты себе говоришь.
Вот и цветы и квартиры с новой любовью,
С юной плетью, выходящей на новый круг,
Отдавая себя с новым криком и с новой кровью,
Отдавая себя, выпуская цветы из рук.
Новый вечер шумит, никто не вернется, над новой жизнью,
Что никто не пройдет под балконом твоим к тебе
И не станет к тебе, и не станет, не станет ближе
Чем самим к себе, чем к своим цветам, чем к самим себе.
ГЛАДИАТОРЫ
Простимся,
До встреч в могиле.
Близится наше время.
Ну что ж!
Мы не победили.
Мы умрем на арене.
Тем лучше:не облысеем
От женщин, от перепоя...
...А небо над Колизеем
Такое же голубое,
Как над родиной нашей,
Которую зря покинули
Ради истин,
А также
Ради богатства римлян.
В прочем,
Нам не обидно,
Разве это обида.
Просто такая,
видно,
Выпала нам планида...
Близится наше время...
Люди уже расселись.
Мы умрем на арене.
Людям хочется зрелищ.
ТИ ФЕДИ ДОБРОВОЛЬСКОГО
Мы продолжаем жить.
Мы читаем или пишем стихи.
Мы разглядываем красивых женщин,
Улыбающихся миру с обложки
Иллюстрированных журналов.
Мы обдумываем своих друзей,
Возвращаясь через весь город
В полузамерзшем и дрожащем трамвае:
Мы продолжаем жить.
Иногда мы видим деревья,
Которые
Черными обнаженными руками
Поддерживают бесконечный груз неба,
Или подламываются под грузом неба,
Напоминающего по ночам землю.
Мы видим деревья, лежащие на земле.
Мы продолжаем жить.
Мы, с которыми пил на углу Невского проспекта
Пиво,-
Редко вспоминаем тебя.
И когда вспоминаем,
То начинаем жалеть себя,
Свои сутулые спины,
Свое отвратительно работающее сердце,
Начинающее неудобно ерзать в грудной клетке.
Уже после третьего этажа.
И приходит в голову,
Что в один прекрасный день
С ним - с этим сердцем -
Приключится какая-нибудь нелепость:
И тогда один из нас
Растянется на восемь тысяч километров
К западу от тебя
На грязном асфальтовом тротуаре,
Выронив свои книжки,
И последнее, что он увидит,
Будут случайные встревоженные лица,
Случайная каменная стена дома
И повисший на проводах клочок неба,-
Неба,
Опирающегося на те самые деревья,
Которые мы иногда замечаем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134