Минувшее смотрит вперед
Чем питается призрак? Отбросами сна, настороженным глазом подростка в шинели,
отрубями границ, шелухою цифири: и судьба нарушителем пятится прочь
явь всегда наровит сохранить адреса. в настоящую старость с плевком на стене,
Переулок сдвигает фасады, как зубы десна, с ломотой, с бесконечностью в форме панели
желтизну подворотни ,как сыр простофили, либо лестницы. Ночь
пожирает лиса и взаправду граница, где, как татарва,
темноты. Место, времени мстя территориям прожитой жизни набегом
за свое постоянство жильцом, постояльцем, угрожает действительность, и наоборот
жизнью в нем, отпирает засов, - где дрова переходят в деревья и снова в дрова,
и, эпоху спустя, где что веко не спрячет,
я тебя застаю в замусоленной пальцем то явь печенегом
сверхдержаве лесов как трофей подберет.
и равнин, хорошо сохраняющей мысли, черты
и особенно позу: в сырой конопляной XII
многоверстной рубахе, в гудящих стальных бигуди
Мать-Литва засыпает над плесом, Полночь. Сойка кричит
и ты человеческим голосом и обвиняет природу
припадаешь к ее неприкрытой, стеклянной, в преступленьях термометра против нуля.
поллитровой груди. Витовт, бросивший меч и похеривший щит,
погружается в Балтику в поисках броду
XI к шведам. Впрочем, земля
и сама завершается молом, погнавшимся за
Существуют места, как по плоским ступенькам, по волнам
где ничто не меняется. Это - убежавшей свободой. Усилья бобра
заменители памяти, кислый триумф фиксажа. по постройке запруды венчает слеза,
Там шлагбаум на резкость наводит верста расставаясь с проворным
Там чем дальше, тем больше в тебе силуэта. ручейком серебра.
-36-
XIII XIV
Полночь в лиственном крае, Призрак бродит по Каунасу, входит в собор,
в губернии цвета пальто. выбегает наружу. Плетется по Лайсвис-аллее.
Колокольная клинопись. Облако в виде отреза Входит в "Тюльпе", садится к столу.
на рядно сопредельной державе. Кельнер, глядя в упор,
Внизу видит только салфетки, огни бакалеи,
пашни, скирды, плато снег, такси на углу,
черепицы, кирпич, колоннада, железо, просто улицу. Бьюсь об заклад,
плюс обутый в кирзу ты готов позавидовать. Ибо незримость
человек государства. входит в моду с годами - как тела уступка душе,
Ночной кислород как намек на грядущее, как маскхалат
Рая, как затянувшийся минус.
Наводняют помехи, молитва, сообщенья Ибо все в барыше
о погоде, известия, от отсутствия, от
храбрый Кощей, бестелесности: горы и долы,
с округленными цифрами, гимы, фокстрот медный маятник, сильно привыкший к часам,
болеро, запрещенья Бог, смотрящий на все это дело с высот,
безымянных вещей. зеркала, коридоры,
соглядатай, ты сам.
XV
Призрак бродит бесцельно по Каунасу. Он
суть твое прибавление к воздуху мысли
обо мне, суть пространство в квадрате,
а не
энергичная проповедь лучших времен.
-37-
Не завидуй. Причисли от страницы, от букв,
привиденье к родне, от - сказать ли! - любви
к свойствам воздуха - так же, как мелкий петит, звука к смыслу, бесплотности - к массе
рассыпаемый в сумраке речью картавой, и свободы к - прости
вроде цокота мух, и лица не криви -
неспособный, поди, утолить аппетит к рабству, данному в мясе,
новой Клио, одетой заставой, во плоти, на кости,
но ласкающий слух эта вещь воспаряет в чернильный ночной эмпирей
обнаженной Урании. мимо дремлющих в нише
Только она, местных ангелов:
Муза точки в пространстве и Муза утраты выше
очертаний, как скаред - гроши, их и нетопырей.
в состояньи сполна
оценить постоянство: как форму расплаты
за движенье - души. XVII
XVI Муза точки в пространстве! Вещей, различаемых лишь
в телескоп! Вычитанья
Вот откуда пера, без остатка! Нуля!
Томас, к буквам привязанность. Ты, кто горлу велишь
Вот чем избегать причитанья
об'ясняться должно тяготенье, не так ли? превышения "ля"
Скрепя и советуешь сдержанность! Муза, прими
сердце, с хриплым "пора!" эту арию следствия, петую в ухо причине,
отрывая себя от родных заболоченных вотчин, то есть песнь двойнику,
что скрывать - от тебя! и взгляни на нее и ее до-ре-ми
там, в разреженном чине,
у себя наверху
с точки зрения воздуха.
-38-
Воздух и есть эпилог XIX
для сетчатки - поскольку он необитаем.
Он суть наше "домой", В царстве воздуха! В равенстве слога глотку
восвояси вернувшийся слог. кислорода. В прозрачных и сбившихся в облак
Сколько жаброй его ни хватаем, наших выдохах. В том
он успешно латаем мире, где, точно сны к потолку,
светом взапуски с тьмой. к небу льнут наши "о!", где звезда обретает свой облик,
продиктованный ртом.
XVII Вот чем дышит вселенная. Вот
что петух кукарекал,
У всего есть предел: упреждая гортани великую сушь!
горизонт - у зрачка, у отчаянья - память, для роста - Воздух - вещь языка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
Чем питается призрак? Отбросами сна, настороженным глазом подростка в шинели,
отрубями границ, шелухою цифири: и судьба нарушителем пятится прочь
явь всегда наровит сохранить адреса. в настоящую старость с плевком на стене,
Переулок сдвигает фасады, как зубы десна, с ломотой, с бесконечностью в форме панели
желтизну подворотни ,как сыр простофили, либо лестницы. Ночь
пожирает лиса и взаправду граница, где, как татарва,
темноты. Место, времени мстя территориям прожитой жизни набегом
за свое постоянство жильцом, постояльцем, угрожает действительность, и наоборот
жизнью в нем, отпирает засов, - где дрова переходят в деревья и снова в дрова,
и, эпоху спустя, где что веко не спрячет,
я тебя застаю в замусоленной пальцем то явь печенегом
сверхдержаве лесов как трофей подберет.
и равнин, хорошо сохраняющей мысли, черты
и особенно позу: в сырой конопляной XII
многоверстной рубахе, в гудящих стальных бигуди
Мать-Литва засыпает над плесом, Полночь. Сойка кричит
и ты человеческим голосом и обвиняет природу
припадаешь к ее неприкрытой, стеклянной, в преступленьях термометра против нуля.
поллитровой груди. Витовт, бросивший меч и похеривший щит,
погружается в Балтику в поисках броду
XI к шведам. Впрочем, земля
и сама завершается молом, погнавшимся за
Существуют места, как по плоским ступенькам, по волнам
где ничто не меняется. Это - убежавшей свободой. Усилья бобра
заменители памяти, кислый триумф фиксажа. по постройке запруды венчает слеза,
Там шлагбаум на резкость наводит верста расставаясь с проворным
Там чем дальше, тем больше в тебе силуэта. ручейком серебра.
-36-
XIII XIV
Полночь в лиственном крае, Призрак бродит по Каунасу, входит в собор,
в губернии цвета пальто. выбегает наружу. Плетется по Лайсвис-аллее.
Колокольная клинопись. Облако в виде отреза Входит в "Тюльпе", садится к столу.
на рядно сопредельной державе. Кельнер, глядя в упор,
Внизу видит только салфетки, огни бакалеи,
пашни, скирды, плато снег, такси на углу,
черепицы, кирпич, колоннада, железо, просто улицу. Бьюсь об заклад,
плюс обутый в кирзу ты готов позавидовать. Ибо незримость
человек государства. входит в моду с годами - как тела уступка душе,
Ночной кислород как намек на грядущее, как маскхалат
Рая, как затянувшийся минус.
Наводняют помехи, молитва, сообщенья Ибо все в барыше
о погоде, известия, от отсутствия, от
храбрый Кощей, бестелесности: горы и долы,
с округленными цифрами, гимы, фокстрот медный маятник, сильно привыкший к часам,
болеро, запрещенья Бог, смотрящий на все это дело с высот,
безымянных вещей. зеркала, коридоры,
соглядатай, ты сам.
XV
Призрак бродит бесцельно по Каунасу. Он
суть твое прибавление к воздуху мысли
обо мне, суть пространство в квадрате,
а не
энергичная проповедь лучших времен.
-37-
Не завидуй. Причисли от страницы, от букв,
привиденье к родне, от - сказать ли! - любви
к свойствам воздуха - так же, как мелкий петит, звука к смыслу, бесплотности - к массе
рассыпаемый в сумраке речью картавой, и свободы к - прости
вроде цокота мух, и лица не криви -
неспособный, поди, утолить аппетит к рабству, данному в мясе,
новой Клио, одетой заставой, во плоти, на кости,
но ласкающий слух эта вещь воспаряет в чернильный ночной эмпирей
обнаженной Урании. мимо дремлющих в нише
Только она, местных ангелов:
Муза точки в пространстве и Муза утраты выше
очертаний, как скаред - гроши, их и нетопырей.
в состояньи сполна
оценить постоянство: как форму расплаты
за движенье - души. XVII
XVI Муза точки в пространстве! Вещей, различаемых лишь
в телескоп! Вычитанья
Вот откуда пера, без остатка! Нуля!
Томас, к буквам привязанность. Ты, кто горлу велишь
Вот чем избегать причитанья
об'ясняться должно тяготенье, не так ли? превышения "ля"
Скрепя и советуешь сдержанность! Муза, прими
сердце, с хриплым "пора!" эту арию следствия, петую в ухо причине,
отрывая себя от родных заболоченных вотчин, то есть песнь двойнику,
что скрывать - от тебя! и взгляни на нее и ее до-ре-ми
там, в разреженном чине,
у себя наверху
с точки зрения воздуха.
-38-
Воздух и есть эпилог XIX
для сетчатки - поскольку он необитаем.
Он суть наше "домой", В царстве воздуха! В равенстве слога глотку
восвояси вернувшийся слог. кислорода. В прозрачных и сбившихся в облак
Сколько жаброй его ни хватаем, наших выдохах. В том
он успешно латаем мире, где, точно сны к потолку,
светом взапуски с тьмой. к небу льнут наши "о!", где звезда обретает свой облик,
продиктованный ртом.
XVII Вот чем дышит вселенная. Вот
что петух кукарекал,
У всего есть предел: упреждая гортани великую сушь!
горизонт - у зрачка, у отчаянья - память, для роста - Воздух - вещь языка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134