как Шопен, никому не показывавший кулака.
Но и черной мысли толком не закрепить,
как на лоб упавшую косо прядь. Чтобы там была Опера, и чтоб в ней ветеран-
И уже ничего не сниться, чтоб меньше быть, тенор исправно пел арию Марио по вечерам;
реже сбываться, не засорять чтоб Тиран ему аплодировал в ложе, а я в партере
времени. Нищий квартал в окне бормотал бы, сжав зубы от ненависти: "баран".
глаз мозолит, чтоб, в свой черед,
в лицо запомнить жильца, а не В этом городе был бы яхт-клуб и футбольный клуб.
как тот считает, наоборот. По отсутствию дыма из кирпичных фабричных труб
И по комнате точно шаман кружа, я узнавал бы о наступлении воскресенья
я наматываю как клубок и долго бы трясся в автобусе, мучая в жмене руб.
на себя пустоту ее, чтоб душа
знала что-то, что знает Бог. Я бы вплетал свой голос в общий звериный вой
там, где нога продолжает начатое головой.
Изо всех законов, изданных Хаммурапи,
самые главные - пенальти и угловой.
-2-
II Там должна быть та улица с деревьями в два ряда,
под'езд с торсом нимфы в нише и прочая ерунда;
Там была бы Библиотека, и в залах ее пустых и портрет висел бы в гостинной, давая вам
я листал бы тома с таким же количеством запятых, представленье
как количество скверных слов в ежедневной речи, о том, как хозяйка выглядела, будучи молода.
не прорвавшихся в прозу, ни, тем более, в стих.
Я внимал бы ровному голосу, повествующему о вещах,
Там стоял бы большой Вокзал, пострадавший в войне, не имеющих отношенья к ужину при свечах,
с фасадом, куда занятней, чем мир вовне. и огонь в комельке, Фортунатус, бросал бы багровый
Там при виде зеленой пальмы в витрине авиалиний отблеск
просыпалась бы обезьяна, дремлющая во мне. на зеленое платье. Но под конец зачах.
И когда зима, Фортунатус, облекает квартал в рядно, Время, текущее в отличие от воды
я б скучал в Галлерее, где каждое полотно горизонтально от вторника до среды,
в темноте там разглаживало бы морщины
- особливо Энгра или Давида - и стирало бы собственные следы.
как родимое выглядело бы пятно.
В сумерках я следил бы в окне стада IV
мычащих автомобилей, снующих туда-сюда
мимо стройных нагих колонн с дорическою И там были бы памятники. Я бы знал имена
прической, не только бронзовых всадников, всунувших в стремена
безмятежно белеющих на фронтоне Суда. истории свою ногу, но и ихних четвероногих,
учитывая отпечаток, оставленный ими на
III населении города. И с присохшей к губе
сигаретою сильно заполночь возвращаясь пешком к себе,
Там была бы эта кофейня с недурным бланманже, как цыган по ладони, по трещинам на асфальте
где, сказав, что зачем нам двадцатый век, если есть уже я гадал бы, икая, вслух о его судьбе.
девятнадцатый век, я бы видел, как взор коллеги
надолго сосредотачивается на вилке или ноже.
-3-
И когда бы меня схватили в итоге за шпионаж, ПОСВЯЩАЕТСЯ СТУЛУ
подрывную активность, бродяжничество, менаж-
а-труа, и толпа бы, беснуясь вокруг, кричала,
тыча в меня натруженными указательными : "Не наш!" - I
я бы в тайне был счастлив, шепча про себя: "Смотри, Март на исходе. Радостная весть:
это твой шанс узнать, как выглядит изнутри день удлинился. Кажется, на треть.
то, на что ты так долго глядел снаружи; Глаз чувствует, что требуется вещь,
запоминай же подробности, восклицая которую пристрастно рассмотреть.
"VIVE LA PATRIE!" Возьмем за спинку некоторый стул.
Приметы его вкратце таковы:
зажат между невидимых, но скул
пространства (что есть форма татарвы),
он что-то вроде метра в высоту
на сорок сантиметров в ширину
и сделан, как и дерево в саду,
из общей (как считалось в старину)
коричневой материи. Что сухо
сочтется камуфляжем в Царстве Духа.
II
Вещь, помещенной будучи, как в Аш-
два-О, в пространство, презирая риск,
пространство жаждет вытеснить; но ваш
глаз на полу не замечает брызг
пространства. Стул, что твой наполеон,
красуется сегодня, где вчерась.
Что было бы здесь, если бы не он?
-4-
Лишь воздух. В этом воздухе б вилась IV
пыль. Взгляд бы не задерживался на
пылинке, но, блуждая по стене, Четверг. Сегодня стул был не у дел.
он достигал бы вскорости окна; Он не переместился. Ни на шаг.
достигнув, устремлялся бы вовне, Никто на нем сегодня не сидел,
где нет вещей, где есть пространство, но не двигал, не набрасывал пиджак.
к вам вытесненным выглядит оно. Пространство, точно изморось - пчелу,
вещь, пользоваться коей перестал
III владелец, превращает ввечеру
(пусть временно) в коричневый кристалл.
На мягкий в профиль смахивая знак Стул напрягает весь свой силуэт.
и "восемь", но квадратное, в анфас, Тепло; часы показывают шесть.
стоит он в центре комнаты, столь наг, Все выглядит как будто его нет,
что многое притягивает глаз. тогда как он в действительности есть!
Но это - только воздух. Между ног Но мало ли чем жертвуют, вчера
(коричневых, что важно - четырех) от завтра отличая, вечера.
лишь воздух. То есть, дай ему пинок,
скинь все с себя - как об стену горох.
Лишь воздух. Вас охватывает жуть. V
Вам остается, в сущности, одно:
вскочив, его рывком перевернуть. Материя возникла из борьбы,
Но максимум, что обнажится - дно. как явствуют преданья старины.
Фанера. Гвозди. Пыльные штыри. Мир создан был для мебели, дабы
Товар из вашей собственной ноздри. создатель мог взглянуть со стороны
на что-нибудь, признать его чужим,
оставить без внимания вопрос
о подлинности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
Но и черной мысли толком не закрепить,
как на лоб упавшую косо прядь. Чтобы там была Опера, и чтоб в ней ветеран-
И уже ничего не сниться, чтоб меньше быть, тенор исправно пел арию Марио по вечерам;
реже сбываться, не засорять чтоб Тиран ему аплодировал в ложе, а я в партере
времени. Нищий квартал в окне бормотал бы, сжав зубы от ненависти: "баран".
глаз мозолит, чтоб, в свой черед,
в лицо запомнить жильца, а не В этом городе был бы яхт-клуб и футбольный клуб.
как тот считает, наоборот. По отсутствию дыма из кирпичных фабричных труб
И по комнате точно шаман кружа, я узнавал бы о наступлении воскресенья
я наматываю как клубок и долго бы трясся в автобусе, мучая в жмене руб.
на себя пустоту ее, чтоб душа
знала что-то, что знает Бог. Я бы вплетал свой голос в общий звериный вой
там, где нога продолжает начатое головой.
Изо всех законов, изданных Хаммурапи,
самые главные - пенальти и угловой.
-2-
II Там должна быть та улица с деревьями в два ряда,
под'езд с торсом нимфы в нише и прочая ерунда;
Там была бы Библиотека, и в залах ее пустых и портрет висел бы в гостинной, давая вам
я листал бы тома с таким же количеством запятых, представленье
как количество скверных слов в ежедневной речи, о том, как хозяйка выглядела, будучи молода.
не прорвавшихся в прозу, ни, тем более, в стих.
Я внимал бы ровному голосу, повествующему о вещах,
Там стоял бы большой Вокзал, пострадавший в войне, не имеющих отношенья к ужину при свечах,
с фасадом, куда занятней, чем мир вовне. и огонь в комельке, Фортунатус, бросал бы багровый
Там при виде зеленой пальмы в витрине авиалиний отблеск
просыпалась бы обезьяна, дремлющая во мне. на зеленое платье. Но под конец зачах.
И когда зима, Фортунатус, облекает квартал в рядно, Время, текущее в отличие от воды
я б скучал в Галлерее, где каждое полотно горизонтально от вторника до среды,
в темноте там разглаживало бы морщины
- особливо Энгра или Давида - и стирало бы собственные следы.
как родимое выглядело бы пятно.
В сумерках я следил бы в окне стада IV
мычащих автомобилей, снующих туда-сюда
мимо стройных нагих колонн с дорическою И там были бы памятники. Я бы знал имена
прической, не только бронзовых всадников, всунувших в стремена
безмятежно белеющих на фронтоне Суда. истории свою ногу, но и ихних четвероногих,
учитывая отпечаток, оставленный ими на
III населении города. И с присохшей к губе
сигаретою сильно заполночь возвращаясь пешком к себе,
Там была бы эта кофейня с недурным бланманже, как цыган по ладони, по трещинам на асфальте
где, сказав, что зачем нам двадцатый век, если есть уже я гадал бы, икая, вслух о его судьбе.
девятнадцатый век, я бы видел, как взор коллеги
надолго сосредотачивается на вилке или ноже.
-3-
И когда бы меня схватили в итоге за шпионаж, ПОСВЯЩАЕТСЯ СТУЛУ
подрывную активность, бродяжничество, менаж-
а-труа, и толпа бы, беснуясь вокруг, кричала,
тыча в меня натруженными указательными : "Не наш!" - I
я бы в тайне был счастлив, шепча про себя: "Смотри, Март на исходе. Радостная весть:
это твой шанс узнать, как выглядит изнутри день удлинился. Кажется, на треть.
то, на что ты так долго глядел снаружи; Глаз чувствует, что требуется вещь,
запоминай же подробности, восклицая которую пристрастно рассмотреть.
"VIVE LA PATRIE!" Возьмем за спинку некоторый стул.
Приметы его вкратце таковы:
зажат между невидимых, но скул
пространства (что есть форма татарвы),
он что-то вроде метра в высоту
на сорок сантиметров в ширину
и сделан, как и дерево в саду,
из общей (как считалось в старину)
коричневой материи. Что сухо
сочтется камуфляжем в Царстве Духа.
II
Вещь, помещенной будучи, как в Аш-
два-О, в пространство, презирая риск,
пространство жаждет вытеснить; но ваш
глаз на полу не замечает брызг
пространства. Стул, что твой наполеон,
красуется сегодня, где вчерась.
Что было бы здесь, если бы не он?
-4-
Лишь воздух. В этом воздухе б вилась IV
пыль. Взгляд бы не задерживался на
пылинке, но, блуждая по стене, Четверг. Сегодня стул был не у дел.
он достигал бы вскорости окна; Он не переместился. Ни на шаг.
достигнув, устремлялся бы вовне, Никто на нем сегодня не сидел,
где нет вещей, где есть пространство, но не двигал, не набрасывал пиджак.
к вам вытесненным выглядит оно. Пространство, точно изморось - пчелу,
вещь, пользоваться коей перестал
III владелец, превращает ввечеру
(пусть временно) в коричневый кристалл.
На мягкий в профиль смахивая знак Стул напрягает весь свой силуэт.
и "восемь", но квадратное, в анфас, Тепло; часы показывают шесть.
стоит он в центре комнаты, столь наг, Все выглядит как будто его нет,
что многое притягивает глаз. тогда как он в действительности есть!
Но это - только воздух. Между ног Но мало ли чем жертвуют, вчера
(коричневых, что важно - четырех) от завтра отличая, вечера.
лишь воздух. То есть, дай ему пинок,
скинь все с себя - как об стену горох.
Лишь воздух. Вас охватывает жуть. V
Вам остается, в сущности, одно:
вскочив, его рывком перевернуть. Материя возникла из борьбы,
Но максимум, что обнажится - дно. как явствуют преданья старины.
Фанера. Гвозди. Пыльные штыри. Мир создан был для мебели, дабы
Товар из вашей собственной ноздри. создатель мог взглянуть со стороны
на что-нибудь, признать его чужим,
оставить без внимания вопрос
о подлинности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134