Смотрел туда и Володя.
— Ну что ж, будем дальше читать? — спросил Ваня.
Все зашевелились, вздохнули.
— А они потом выбрались, спаслись? — полюбопытствовал Вова Лазарев, заглядывая через плечо читавшего.
— А ты потерпи и узнаешь, — сказал Ваня, загораживая книгу. — Вот не люблю, когда вперед заглядывают!
— А зачем он туда, в пещеру, полез? — спросил Жора Емелин.
— Ты что же, не понял ничего, когда я прошлый раз читал? — упрекнул его Ваня. — Там же клад был. А они все этот клад искали.
— Ну это, положим, ты путаешь, — вмешался Володя. — Клад они в другом месте искали, а потом уж он тут оказался.
— А какой это бывает клад? — заинтересовался Вова Лазарев, который пропустил два дня чтений, так как у него болела голова от сырости.
— Ну, сокровища всякие.
— А это что — сокровища?
— Золото, значит.
— Часы.
— Ну, почему обязательно тебе часы? Золотые деньги могут быть, кольца, вообще всякие драгоценности.
Видно было, что Вова Лазарев не прочь бы спросить, как это понимать: «драгоценности», но он с опаской посмотрел на Володю и сказал:
— А они ему для чего были?
— Ну, он хотел на них жить богато, поехать куда-нибудь, путешествие сделать…
— В экскурсию? — спросил Жора Емелин.
А Вова Лазарев мечтательно произнес:
— А мы, когда еще войны не было, тоже путешествовали! Меня мама к тете в Ростов возила. А в этом году мы хотели на Кавказ путешествовать. Только вот война стала…
— И мы поехали в деревню, — раздалось из-под стола, и оттуда вылезла четырехлетняя Оля Лазарева.
Так как перед уходом отряда под землю Лазаревы для сохранения тайны говорили всем, будто они эвакуируются к родным в деревню, то Оля до сих пор была уверена, что каменоломни и есть та самая обещанная ей деревня.
— Молчи уж ты! — пригрозил ей брат. — Если пустили тебя сюда, так помалкивай, а то отведу сейчас к матери на второй горизонт!
— А почему в деревне всегда как вечер? — не унималась Оля.
— Слушай, Олька, будешь много спрашивать, я тебя отсюда сейчас…
Оля сделала губы толстыми, вывернула их и приготовилась зареветь. Володя поспешно подхватил ее и посадил к себе на колени:
— Что ты ее гонишь? Пусть сидит слушает, развивается. Пригодится ей в жизни.
Володя отодрал уголок газеты, согнул его раз, другой, третий, повернул, сложил, вывернул, и перед Олей оказался бумажный кораблик.
— А почему всегда в деревне целый день вечер, — опять спросила Оля, — и окошков нет?
— Потому что затемнение у нас тут, — нашелся Володя.
— А мы всегда тут будем?
И все ребята взглянули на своего вожака, — как он ответит. Володя заметил, с какой тревогой ждали от него ответа.
— Зачем всегда? Вот скоро фашистов сверху… то есть, я хотел сказать, из поселка… выкинут, и мы из деревни домой поедем.
— Дома хорошо! Там столько окошков, и все видно, — почему-то шепотом, как о чем-то самом сокровенном, сказала маленькая Оля.
И все замолчали. Всем вдруг так захотелось посмотреть в окошко и увидеть солнце и море и жить снова так, чтобы были не только вечер и ночь, но чтобы и утро было каждый день.
Потом опять заговорили о кладе, который искал Том Сойер.
— Конечно, как свечка у него сгорела, — сказал Толя Ковалев, — так он подумал, что без света ему совсем уж не вылезти.
— Да еще неопытный он был, — объяснил Ваня Гриценко. — Вам с непривычки тоже целый день тут не очень-то весело показалось?
— А что, если бы мы клад нашли? — сказал Жора.
— Какой такой клад? — спросил Володя. — У нас это называется раскопки. Нам учитель Ефим Леонтьевич по истории объяснял, и мы в музей с ним ходили, в лапидарий… Ну, если б нашли такой клад, тоже бы отдали в музей.
— Ясно, отдали бы, — подтвердил Ваня Гриценко. — Что ж, себе бы забрали, что ли?
— А себе ничего совсем не оставили бы? — поинтересовался Жора Емелин. Володя строго пояснил:
— Сперва бы все отдали, а потом бы уж за это нам благодарность объявили или школу нам восстановили.
— А денег бы совсем не дали за это? — спросил Жора.
— Ну, наверное, премировали бы — не в том счастье, — решил Володя. — Меня вон премировали за авиамодели, и я в Артек ездил. Так не за то ж работал!
Жора заявил:
— Я бы только фотоаппарат себе выпросил.
— А я бы еще попросил, чтобы мороженого дали целый ящик! — размечтался Вова Лазарев.
— А то ты мороженого никогда в жизни не ел! — упрекнул его Толя Ковалев. — Живот бы от жадности лопнул.
— А я б сразу все не ел. Я бы порций десять съел сразу, а остальное на погреб бы снес.
Стали думать, на что бы мог еще пригодиться клад. Устроить для всех пионеров праздник? Все равно лучше, чем Первое мая, не выйдет. Ходить каждый день в кино по три раза? А когда же уроки учить? Жить, ничего не делая? Ну что делать тогда? Купить в магазине на Кировской выставленный в окне корабль? Так почти такие Володя без всякого клада сам умел строить.
— Нам и без клада до войны хорошо было, — сказал Жора. — Жили себе — лучше не надо! Мне уж папа фотоаппарат обещал…
— Конечно, — сказал Вова Лазарев, — это у них за границей, в Америке, нужны всякие эти сокровицы.
— Как, как ты сказал?
— Ну, сокровицы…
— Не сокровицы, а сокровища, — поправил его Ваня Гриценко. — Нет, я считаю, сам этот Том Сойер — парень, в общем-то, был хороший, смелый. Только целоваться любил чуть что… А так он потом этот клад со своим товарищем честно пополам разделил в конце книги. А тот был совсем бедный, почти беспризорник. Ему и учиться было не на что. Ведь у них там, за границей, без денег и учиться нельзя.
— Ясно. У них же капиталисты, — солидно заметил Толя Ковалев. — У них там как? — продолжал он убежденно. — У них там — я читал в одной книжке, название только забыл — каждый хочет для себя побольше набрать и друг у дружки отнимают. А у нас же самое главное — это все общее.
— Потому что у нас скоро будет уже совсем коммунизм.
Это сказал Володя, и все повернулись к нему. А Вова Лазарев сперва повторил тихонько про себя: «Коммунизм», — а потом решился спросить:
— А вот как это, Володя, будет, что — коммунизм? Володя, подумав, твердо ответил:
— Коммунизм когда станет, так все у всех будет. «Все у всех!» — повторили про себя младшие пионеры.
— Да, — продолжал Володя, — это значит: каждый будет работать как может, на что он способный, а ему всего дадут, сколько ему нужно. Отказа ни в чем не будет. Всего будет достаточно, потому что техника везде пойдет! И люди станут все развиваться, сделаются могучими и всю природу покорят! Только тут еще дела хватит, папа говорит. Так сразу, легко, конечно, не выйдет. Тут надо еще всем будет потрудиться. И следить, чтоб не разорял никто!.. Я про это книжку читал…
— Володя, а скоро будет коммунизм?
— Да он бы уж, наверное, у нас совсем скоро стал, только война вот… фашисты против. Неохота им, чтоб у нас коммунизм был.
— Я тогда знаю, на что бы клад отдал! — воскликнул вдруг Толя. — В фонд обороны СССР! Чтобы на тот клад танк сделали и назвали от нашего имени «Юный партизан».
И все замолчали, задумавшись. Где-то далеко, должно быть в крайней штольне верхнего горизонта, заглушенно зарокотал обвал.
— Это в секторе «Киев», — прислушавшись, уверенно пояснил Володя и почувствовал, как чья-то рука легла ему на плечо.
Он поднял голову — к нему склонился Корнилов. Политрук уже давно стоял тут, неслышно подойдя по мягкой пыли ракушечника, никем не замеченный в тени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139