В эту минуту он увидел Хамбера, появившегося в дальнем конце двора, и сказал Кассу:
- Скажите мистеру Хамберу, что мне надо с ним поговорить. Когда Касс удалился, он повернулся ко мне.
- Где ты работал до этого?
- У мистера Инскипа, сэр.
- И он тебя выгнал?
- Да, сэр.
- За что?
- Я… э-э… - Я запнулся. Было просто нестерпимо рассказывать что-то о себе подобному типу. Но если он убедится, что я не соврал ему в мелочах, то потом проглотит самую наглую ложь.
- Отвечай, когда я тебя спрашиваю! - холодно проговорил Эдамс. - За что мистер Инскип тебя уволил?
Я сглотнул.
- Меня уволили за то, что я… э-э… приставал к дочери хозяина.
- Приставал к дочери… - повторил он. - Боже правый!
С бесстыдным удовольствием он отпустил грязную непристойность, которая попала прямо в точку. Увидев, что я поморщился, он расхохотался над моим явным замешательством.
Подошли Касс и Хамбер. Все еще смеясь, Эдамс повернулся к Хамберу и сказал:
- Вы знаете, за что этого молодца выставили от Инскипа?
- Да, - скучным голосом ответил Хамбер. - Он соблазнил дочь Октобера. - Этот предмет его не интересовал. - И еще там был какой-то фаворит, который пришел последним. Он об этом позаботился.
- Дочь Октобера! - в изумлении воскликнул Эдамс, и глаза его сузились. - Я думал, речь идет о дочери Инскипа. - Он небрежно, но больно ударил меня по уху. - Не пытайся меня обмануть!
- У мистера Инскипа нет дочери! - запротестовал я.
- И не огрызайся.
Его рука снова нанесла быстрый удар. В этом деле он был просто специалист - видимо, не отказывал себе в практике.
- Хедли, - обратился он к Хамберу, равнодушно взиравшему на этот односторонний обмен ударами, - если хотите, в понедельник я могу подвезти вас на скачки в Ноттингем. Я заеду за вами.
- Хорошо, - согласился Хамбер. Эдамс повернулся к Кассу.
- Не забудьте о наказании для этого трусливого Ромео. Надо немного охладить его пыл.
Касс подобострастно захихикал, и от его смеха у меня по шее побежали мурашки.
Эдамс спокойно сел в «ягуар», завел мотор и поехал следом за лошадиным фургоном.
Хамбер сказал:
- Я не хочу, чтобы Роук вышел из строя, Касс. Он должен быть в состоянии работать. Не переусердствуйте на этот раз.
И он захромал прочь, чтобы продолжить осмотр конюшни.
Касс посмотрел на меня, а я опустил глаза и не отрывал их от своей грязной промокшей одежды, прекрасно сознавая, что старший конюх относится к стану врагов, и не желая подвергаться риску и показывать ему свое лицо, на котором, кроме смирения и покорности, было написано еще кое-что. Он сказал:
- Мистер Эдамс не любит, когда ему перечат.
- Я ему не перечил.
- И еще он не любит, когда ему дерзят. Прикуси свой язык.
- A y него здесь есть еще лошади?
- Есть, - ответил Касс, - только тебя это не касается. Так вот, он велел мне наказать тебя, и он об этом не забудет. Обязательно потом проверит.
- Я ничего такого не сделал, - мрачно произнес я, по-прежнему не поднимая глаз. Интересно, черт возьми, что сказал бы об этом мой старший конюх, подумал я и чуть не рассмеялся.
- Тебе и не надо было ничего делать, - объяснил Касс. - Мистер Эдамс наказывает заранее, чтобы ты потом вел себя, как следует. В этом есть смысл. - Он фыркнул. - Облегчает жизнь, понимаешь?
- У него все лошади охотничьи? - спросил я.
- Нет, - ответил Касс, - но те, что у тебя, как раз охотничьи, и не забывай об этом. Он сам на них ездит и замечает, как у них расчесан каждый волосок на заднице.
- А с теми конюхами, которые ухаживают за другими его лошадьми, он обращается так же несправедливо?
- Я не слышал, чтобы Джерри жаловался. Мистер Эдамс не будет слишком доставать тебя, если ты будешь знать свое место и хорошо работать. Теперь о наказании…
А я уже надеялся, что он забыл!
- Придется тебе поползать на карачках и почистить бетонную дорожку вокруг двора. Начинай прямо сейчас. Можешь прерваться на обед, а потом продолжай до вечерней работы в конюшне.
Я стоял как поникшая тряпичная кукла, глядя в землю и борясь с неожиданно охватившим меня желанием взбунтоваться. Какого черта хочет от меня Октобер? Сколько я должен еще терпеть? Если бы он был здесь, в какой момент он бы сказал «хватит, это уж слишком, брось это дело»? Впрочем, учитывая его отношение ко мне, легко догадаться, что такой момент вряд ли наступил бы!
Касс сказал:
- В шкафу в сарае есть щетка. Действуй. - И он ушел.
Бетонные дорожки шириной в шесть футов шли по всему двору перед стойлами. В течение всего последнего месяца их очищали от снега, чтобы тележка с кормом могла беспрепятственно совершать свой путь от лошади к лошади; кроме того, как во всех современных конюшнях, включая конюшню Инскипа и мою собственную, с них постоянно сметали солому и землю. Но скрести их, стоя на коленях, в слякотный январский день было отвратительной, физически тяжелой, бессмысленной тратой времени. Это было нелепое и унизительное занятие.
Передо мной стоял четкий выбор - либо скрести дорожку, либо садиться на мотоцикл и уезжать. Говоря себе, что я получаю за это по меньшей мере десять тысяч фунтов, я принялся тереть. Касс весь день торчал во дворе и следил, чтобы я не отдыхал.
Конюхи, целый день потешавшиеся над моим незавидным положением, вернувшись из Поссета, взялись за вечернюю работу в стойлах и позаботились о том, чтобы дорожки закончили этот день в еще более грязном виде, чем начали его. На это мне было наплевать, но лошади Эдамса вернулись покрытые таким слоем грязи и пота, что мне пришлось чистить их часа два, поскольку к концу дня мои мышцы дрожали от усталости.
А потом, в довершение всего, вернулся Эдамс. Он вкатил во двор на своем «ягуаре», вылез из него и, побеседовав с Кассом, который кивал и показывал рукой на дорожки, неторопливо направился к стойлу, где я еще трудился над его вороной лошадью.
Остановившись в дверях, он с презрением посмотрел на меня сверху вниз. А я посмотрел на него. Он был великолепно элегантен в темно-синем костюме в тонкую полоску, белой рубашке и серебристо-сером галстуке. Его лицо было свежим, волосы тщательно причесанными, руки белыми и чистыми. Я представил себе, как после охоты он вернулся домой, принял горячую ванну, переоделся, налил себе стаканчик… Я уже месяц не принимал ванну и вряд ли смогу это сделать, оставаясь у Хамбера. Я почувствовал себя немытым, голодным и страшно уставшим. Мне очень захотелось, чтобы он ушел и оставил меня в покое. Но не тут-то было.
Он сделал шаг в стойло и взглянул на толстую корку грязи, все еще покрывавшую задние ноги лошади.
- Ты медленно работаешь, - заметил он.
- Да, сэр.
- Эта лошадь должна была вернуться три часа назад. Чем же; ты занимался?
- Другими тремя лошадьми, сэр.
- Сначала надо было почистить моих.
- Надо было подождать, пока высохнет грязь, сэр. Ее нельзя счистить, когда она влажная.
- Сегодня утром я уже сказал тебе, чтобы ты не огрызался.
Его рука ударила меня по тому же уху, что и утром. Он слегка улыбался, наслаждаясь. Чего никак нельзя было сказать обо мне. Попробовав, так сказать, крови и войдя во вкус, он вдруг ухватил меня за свитер, прижал к стене и дважды ударил по лицу - слева и справа. При этом он все так же улыбался.
Больше всего мне хотелось ударить его коленом в пах и кулаком в живот, устоять против этого искушения было трудно. Я знал, что для вящего правдоподобия мне нужно громко заорать и взмолиться о пощаде, но этого я сделать все-таки не смог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64