Было тридцать три минуты двенадцатого, когда в глубине холла послышался какой-то шум. Этот шум исходил из катафалка, с которого погребальный покров соскользнул на пол, точно сдернутый чьей-то невидимой рукой. И тогда — о, чудо! — в то время как Лисси Вэг прижималась к плечу Макса Реаля, крышка гроба медленно приподнялась и лежавшее в нем тело привстало… А в следующую минуту все присутствующие увидели перед собой не мертвеца — нет, но человека живого, вполне живого, и человек этот был не кто иной, как покойный Вильям Гиппербон!
— Великий боже! — воскликнула Джовита Фолей сдавленным от волнения голосом, но слова эти среди гула изумления, стоявшего в холле, были услышаны только Максом Реалем и Лисси Вэг.
И, протянув руки, она прибавила:
— Да ведь это почтенный мистер Гемфри Уэлдон!
Да, почтенный Гемфри Уэлдон, но не такой пожилой, каким он был, когда навещал Лисси Вэг. И этот джентльмен и Вильям Гиппербон были одно и то же лицо…
Вот переданный в нескольких словах рассказ, который был напечатан в газетах всего света и объяснил то, что казалось необъяснимым в этом изумительном приключении.
1 апреля в особняке на Мохаук-стрит во время партии в благородную игру «гусек» Вильям Гиппербон внезапно потерял сознание от кровоизлияния в мозг. Принесенный в свой дом на Салль-сгрит, он умер спустя несколько минут, или, правильнее сказать, о его смерти объявили явившиеся к нему доктора. Но, несмотря на этот приговор докторов, несмотря на знаменитые лучи профессора Фредерика Элбинга, который подтвердил сделанное врачами заключение, Вильям Гиппербон не умер. Он находился в состоянии каталепсии, но со всеми внешними признаками умершего человека. Действительно, он был счастлив, что в своем завещании не выразил желания быть после смерти набальзамированным, так как, без всякого сомнения, после такой операции он в живых не остался бы. Но ведь ему так всегда везло! Как всем известно, похороны были очень торжественные, а затем 3 апреля двери его мавзолея закрылись и самый почтенный из членов Клуба Чудаков остался лежать в своей гробнице.
И вот вечером 3 апреля кладбищенский сторож, гасивший в это время в холле мавзолея последние лампы и свечи, услышал какой-то шорох внутри катафалка. Оттуда вырывались слабые стоны, сдавленный голос кого-то звал… Но сторож не потерял головы. Он побежал за своими инструментами, приподнял крышку гроба, и первыми словами, произнесенными Вильямом Гиппербоном, проснувшимся от своего летаргического сна, были:
— Никому ни слова, и богатство тебе обеспечено!
Потом он прибавил с присутствием духа, необыкновенным у человека, возвратившегося из такой дали:
— Ты один будешь знать, что я жив… Ты и еще мой нотариус Торнброк, к которому ты сейчас же пойдешь и позовешь его сюда…
Сторож, не говоря ни слова, выскочил их холла и побежал как только мог быстро к нотариусу. И каково же было изумление — о, самое приятное, разумеется! — нотариуса Торнброка, когда через какие-нибудь полчаса он очутился в обществе своего клиента, такого же здоровяка, каким он привык всегда его видеть! И вот к каким соображениям пришел Вильям Гиппербон после своего воскресения и на каком решении, неудивительном для такого человека, он остановился.
Так как в своем завещании он дал подробные указания, касающиеся организованной им знаменитой партии, которая должна была вызвать столько волнений, разочарований и неожиданностей, то он желал, чтобы в этой партии участвовали те партнеры, которые были уже выбраны по жребию, и, с своей стороны, готов был нести за это всю ответственность.
— В таком случае, — возразил нотариус Торнброк, — вы же совершенно разоритесь, так как один из шести несомненно выиграет и получит все ваше состояние. Но дело в том, что раз вы не умерли, с чем я вас самым искренним образом поздравляю, то ваше завещание теряет силу и все его параграфы сводятся к нулю. А потому, для чего хотеть, чтобы эта партия состоялась?
— Потому что я тоже приму в ней участие.
— Вы?
— Да.
— Но каким образом?
— Я прибавлю приписку к моему завещанию и введу в партию седьмого партнера, который будет Вильямом Гиппербоном, под инициалами X. К. Z.
— И вы будете играть?
— Я буду играть так же, как и все остальные.
— Но вам придется подчиняться установленным правилам.
— Я буду подчиняться.
— А если вы проиграете?
— Я проиграю, и все мое состояние получит выигравший.
— Это ваше окончательное решение?
— Окончательное… Так как я до сих пор не сделал ни одного эксцентричного поступка, то, по крайней мере, теперь сделаюсь наконец достойным членом моего клуба, воспользовавшись своей мнимой смертью.
Что за этим последовало, угадать нетрудно. Оксудсский сторож, щедро вознагражденный и получивший обещание еще большей награды, если он до развязки всей истории будет о ней молчать, свято сохранял эту тайну. Вильям Гиппербон, покинув кладбище до дня «страшного суда», отправился, сохраняя полное инкогнито, к нотариусу Торнброку, прибавил к своему завещанию известную всем приписку и сообщил, куда он собирался на это время удалиться, для того чтобы нотариус мог, если бы это понадобилось, с ним сообщаться. Потом он простился с этим достойным человеком и ушел, преисполненный уверенности в той счастливой звезде, которая никогда не покидала его в течение всей жизни и которая, по всей вероятности, не изменит ему, — если так можно выразиться, — и после его смерти.
Дальнейшее ясно. Партия началась при известных уже условиях, и Вильям Гиппербон мог составить себе ясное представление о каждом из «шестерых».
Ни бешеный Годж Уррикан, с которым никакого дела иметь было нельзя, ни скряга Герман Титбюри, ни это животное Том Крабб его не интересовали и интересовать не могли. Некоторую долю симпатии он чувствовал к Гарри Кембэлу, но в том случае, если бы, помимо себя, он пожелал выиграть еще кому-нибудь, то это был были Макс Реаль, Лисси Вэг и ее верная Джовита Фолей. Вотчем объясняется его появление под вымышленным именем Гемфри Уэлдоиа у пятой партнерши во время ее болезни и посылка ей трех тысяч долларов в «тюрьму» Миссури. И какое удовлетворение испытал этот щедрый человек, когда молодая девушка была освобождена Максом Реалем, а тот, в свою очередь, Томом Краббом!
Что касается его самого, то он следовал уверенно к цели по мере хода матча покровительством своей счастливой звезды, своей неистощимой удачи, на которую он имел полное основание рассчитывать и которая никогда ему не изменяла и не изменила теперь. Он первым прибыл к финишу, он, этот добавочный партнер последней минуты, победив всех фаворитов на этом национальном ипподроме!
Вот что произошло, вот что говорила и повторяла публика. И вот почему коллеги этого члена Клуба Чудаков приветливо жали ему руки, почему Макс Реаль горячо его приветствовал и почему он получил благодарность от Лисси Вэг и Джовиты Фолей, которая попросила у него разрешения, — которое, конечно, она получила, — его поцеловать. После этого, окруженный приветствовавшей его толпой чикагских граждан, он совершил шествие по главным улицам города в такой же торжественной обстановке, в какой три месяца перед тем был препровожден на Оксвудсское кладбище.
Теперь не оставалось ни одного человека во всем Чикаго, которому не была бы известна развязка всей той волнующей истории.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106