Да, да, он дал свое согласие! .. «К тому же, — говорил себе не без основания Джон Мильнер,
— раздробленная челюсть или выбитый глаз не помешали бы Тому Краббу продолжать путешествие и оставаться на лучшем счету в матче Гиппербона».
Да, реванш нужно было взять и лучше раньше, чем позже.
Между тем произошло следующее: так как бои подобного рода запрещены даже в Америке, местная полиция запретила предполагаемую встречу двух героев под угрозой заключения их в тюрьму и штрафа. Правда, быть задержанным в этой западной исправительной колонии, где заключенных заставляют учиться на каком-нибудь инструменте и играть потом на нем целыми днями (какой получался ужасающий концерт, в котором преобладали унылые звуки гармоники, легко представить! ), еще не составляло чересчур строгого наказания, но самая эта задержка, невозможность выехать в назначенный срок… Они поплатились бы запозданием, подобно тому как Герман Титбюри в штате Мэн.
Но, быть может, оставалась еще какая-нибудь возможность принять вызов, не боясь вмешательства в дело шерифа?
Действительно, разве нельзя было встретиться в каком-нибудь укромном месте, не говоря никому, где именно и в какое время, и разрешить этот вопрос вне стен Филадельфии?
Так и было сделано. Одни только секунданты двух боксерoв и несколько любителей, пользующихся особым почетом, оказались в курсе предпринятых мер.
Таким образом, все должно было произойти среди профессионалов, и по их возвращении в город местным властям незачем будет заниматься этой историей. Нужно сознаться, что особой осторожности проявлено не было. Но что поделать, когда замешано самолюбие!
По окончании предварительных переговоров (новых афиш с вызовом больше не появлялось) разнесся слух, что встреча отложена до окончания матча, и можно было думать, что никакого поединка не произойдет.
А между тем 9-го числа около восьми часов утра в маленьком городке Эрондале, лежавшем в тридцати милях от Филадельфии, несколько джентльменов собрались в одном из городских залов, тайно нанятом для этой церемонии.
Фотографы и кинооператоры присутствовали тут же, чтобы сохранить для потомства все фазы этой захватывающей борьбы.
Среди присутствующих находились Том Крабб в полной форме борца, готовый дать работу своим громадным рукам, уже тянувшимся к противнику, и Кавэнэф, не такой высокий, как Крабб, но такой же широкий в плечах, обладавший совершенно исключительной силой. Словом, это были два борца, способные дойти до двадцати или тридцати раундов, то есть схваток.
У первого ассистентом был Джон Мильнёр, у второго — его собственный тренер. Их окружали любители и профессионалы, жадные до зрелища состязания этих двух машин силой в четыре кулака.
Но едва только руки борцов приняли требуемое положение, как в зале появился шериф этого города Винсент Брюк в сопровождении Гуго Хюнтера, священника приходской церкви методистов. Он торговал большим количеством библий, являвшихся одновременно антисептическим и антискептическим средством. Предупрежденные одним, из жителей города, оба они прибежали на поле сражения, для того чтобы не допустить этой антиморальной и унизительной встречи, причем один действовал во имя пенсильванских законов, другой — во имя законов божеских.
Никто, конечно, не удивится, узнав, что они были приняты очень плохо обоими чемпионами и зрителями, большими лакомками до этого вида спорта, успевшими уже заключить несколько пари на значительные суммы.
Шериф и священник хотели говорить — им в этом отказали. Они хотели разнять борющихся — им оказали сопротивление. Что, в сущности, могли они сделать вдвоем против таких двух мускулистых и коренастых борцов, достаточно сильных, по-видимому, для того, чтобы одной рукой заставить их отлететь по крайней мере на двадцать футов от места поединка?
Без сомнения, за них говорил «священный» характер их миссии. Один из них был представителем власти земной, другой — небесной, но не хватало содействия полиции, которая обычно приходила им на помощь.
И в тот самый момент, когда Том Крабб и Кавэнэф становились в позу, один — нападающего, другой — защищающегося:
— Остановитесь! — закричал Винсент Брюк.
— А иначе — берегитесь! — крикнул, в свою очередь, досточтимый Гюго Хюнтер.
Но это не помогло, и несколько кулачных ударов были пущены в дело впустую, благодаря удачным маневрам обоих боровшихся.
И вот тогда произошла сцена, вызвавшая сначала изумление, а зтем восхищение всех присутствовавших в зале.
Оба — и шериф и священник — не отличались ни высоким ростом, ни крепким телосложением, оба были среднего роста, oба худощавые. Но они обладали исключительной гибкостью, ковкостью и быстротой.
В один момент Винсент Брюк и Гуго Хюнтер очутились на боксерах. Джон Мильнёр пытался преградить дорогу священнику, но получил от него такую пощечину, что свалился и едва не потерял сознания, а секунду спустя Кавэнэф получил сильнейший удар кулаком в левый глаз от шерифа, в то время как священник наносил такой же удар по правому глазу Тома Крабба.
Оба профессионала готовы были убить нападающих, но те, избегая атак и делая прыжки и скачки с ловкостью настоящих обезьян, не попали ни под один из направленных на них ударов.
И начиная с этого момента (что не должно никого удивлять, так как это происходило среди группы знатоков) уже не боксерам, а Винсенту Брюку и Гуго Хюнтеру восхищенные зрители стали аплодировать и кричать громкое «ура».
В конце концов методист оказался методичным в своей манере действовать по всем правилам искусства и, сделав Тома Крабба кривым на один глаз, едва не выбил у него и второй.
Вскоре появилось несколько полицейских, и лучшее, что можно было сделать, это очистить зал, что и было сделано.
Так закончилась эта незабываемая борьба, к чести шерифа и священника, действовавших во имя закона и во имя религии.
Что касается Джона Мильнера, то со вздутой щекой и с подбитым глазом он привел Тома Крабба обратно в Филадельфию, где оба они заперлись в своей комнате и, преисполненные стыда, стали ждать прибытия на их имя очередной телеграммы.
Глава IX. ДВЕСТИ ДОЛЛАРОВ В ДЕНЬ
Талисман супругам Титбюри? .. Разумеется, в нем чувствовалась большая надобность, и даже если бы таким талисманом оказался только кусочек веревки, на которой повесили этого разбойника Билла Аррола, и тот оказался бы желанным. Но, как это и заявил судья в Грэй-Солт-Лейк-Сити, чтобы его повесить, надо было сначала его поймать, а это, по-видимому, не так-то скоро делалось.
Разумеется, талисман, обеспечивающий Герману Титбюри выигрыш партии, не был бы приобретен чересчур дорогой ценой, если бы за него было уплачено три тысячи долларов, украденных у господина Титбюри в гостинице Чип-Отель, но пока что мистер Титбюри был без гроша, а потому, разозленный и разочарованный ироническими ответами шерифа, он ушел из полицейского управления и вернулся к ожидавшей его миссис Титбюри.
— Ну что же, Герман, — обратилась она к нему, — этот жулик, этот мерзавец Инглис? ..
— Его имя — не Инглис, — ответил Титбюри, в изнеможении опускаясь на стул — его зовут Билл Аррол…
— Он арестован?
— Будет.
— Когда?
— Когда его смогут поймать.
— А наши деньги? Наши три тысячи? ..
— Я не дал бы за них и полдоллара!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
— раздробленная челюсть или выбитый глаз не помешали бы Тому Краббу продолжать путешествие и оставаться на лучшем счету в матче Гиппербона».
Да, реванш нужно было взять и лучше раньше, чем позже.
Между тем произошло следующее: так как бои подобного рода запрещены даже в Америке, местная полиция запретила предполагаемую встречу двух героев под угрозой заключения их в тюрьму и штрафа. Правда, быть задержанным в этой западной исправительной колонии, где заключенных заставляют учиться на каком-нибудь инструменте и играть потом на нем целыми днями (какой получался ужасающий концерт, в котором преобладали унылые звуки гармоники, легко представить! ), еще не составляло чересчур строгого наказания, но самая эта задержка, невозможность выехать в назначенный срок… Они поплатились бы запозданием, подобно тому как Герман Титбюри в штате Мэн.
Но, быть может, оставалась еще какая-нибудь возможность принять вызов, не боясь вмешательства в дело шерифа?
Действительно, разве нельзя было встретиться в каком-нибудь укромном месте, не говоря никому, где именно и в какое время, и разрешить этот вопрос вне стен Филадельфии?
Так и было сделано. Одни только секунданты двух боксерoв и несколько любителей, пользующихся особым почетом, оказались в курсе предпринятых мер.
Таким образом, все должно было произойти среди профессионалов, и по их возвращении в город местным властям незачем будет заниматься этой историей. Нужно сознаться, что особой осторожности проявлено не было. Но что поделать, когда замешано самолюбие!
По окончании предварительных переговоров (новых афиш с вызовом больше не появлялось) разнесся слух, что встреча отложена до окончания матча, и можно было думать, что никакого поединка не произойдет.
А между тем 9-го числа около восьми часов утра в маленьком городке Эрондале, лежавшем в тридцати милях от Филадельфии, несколько джентльменов собрались в одном из городских залов, тайно нанятом для этой церемонии.
Фотографы и кинооператоры присутствовали тут же, чтобы сохранить для потомства все фазы этой захватывающей борьбы.
Среди присутствующих находились Том Крабб в полной форме борца, готовый дать работу своим громадным рукам, уже тянувшимся к противнику, и Кавэнэф, не такой высокий, как Крабб, но такой же широкий в плечах, обладавший совершенно исключительной силой. Словом, это были два борца, способные дойти до двадцати или тридцати раундов, то есть схваток.
У первого ассистентом был Джон Мильнёр, у второго — его собственный тренер. Их окружали любители и профессионалы, жадные до зрелища состязания этих двух машин силой в четыре кулака.
Но едва только руки борцов приняли требуемое положение, как в зале появился шериф этого города Винсент Брюк в сопровождении Гуго Хюнтера, священника приходской церкви методистов. Он торговал большим количеством библий, являвшихся одновременно антисептическим и антискептическим средством. Предупрежденные одним, из жителей города, оба они прибежали на поле сражения, для того чтобы не допустить этой антиморальной и унизительной встречи, причем один действовал во имя пенсильванских законов, другой — во имя законов божеских.
Никто, конечно, не удивится, узнав, что они были приняты очень плохо обоими чемпионами и зрителями, большими лакомками до этого вида спорта, успевшими уже заключить несколько пари на значительные суммы.
Шериф и священник хотели говорить — им в этом отказали. Они хотели разнять борющихся — им оказали сопротивление. Что, в сущности, могли они сделать вдвоем против таких двух мускулистых и коренастых борцов, достаточно сильных, по-видимому, для того, чтобы одной рукой заставить их отлететь по крайней мере на двадцать футов от места поединка?
Без сомнения, за них говорил «священный» характер их миссии. Один из них был представителем власти земной, другой — небесной, но не хватало содействия полиции, которая обычно приходила им на помощь.
И в тот самый момент, когда Том Крабб и Кавэнэф становились в позу, один — нападающего, другой — защищающегося:
— Остановитесь! — закричал Винсент Брюк.
— А иначе — берегитесь! — крикнул, в свою очередь, досточтимый Гюго Хюнтер.
Но это не помогло, и несколько кулачных ударов были пущены в дело впустую, благодаря удачным маневрам обоих боровшихся.
И вот тогда произошла сцена, вызвавшая сначала изумление, а зтем восхищение всех присутствовавших в зале.
Оба — и шериф и священник — не отличались ни высоким ростом, ни крепким телосложением, оба были среднего роста, oба худощавые. Но они обладали исключительной гибкостью, ковкостью и быстротой.
В один момент Винсент Брюк и Гуго Хюнтер очутились на боксерах. Джон Мильнёр пытался преградить дорогу священнику, но получил от него такую пощечину, что свалился и едва не потерял сознания, а секунду спустя Кавэнэф получил сильнейший удар кулаком в левый глаз от шерифа, в то время как священник наносил такой же удар по правому глазу Тома Крабба.
Оба профессионала готовы были убить нападающих, но те, избегая атак и делая прыжки и скачки с ловкостью настоящих обезьян, не попали ни под один из направленных на них ударов.
И начиная с этого момента (что не должно никого удивлять, так как это происходило среди группы знатоков) уже не боксерам, а Винсенту Брюку и Гуго Хюнтеру восхищенные зрители стали аплодировать и кричать громкое «ура».
В конце концов методист оказался методичным в своей манере действовать по всем правилам искусства и, сделав Тома Крабба кривым на один глаз, едва не выбил у него и второй.
Вскоре появилось несколько полицейских, и лучшее, что можно было сделать, это очистить зал, что и было сделано.
Так закончилась эта незабываемая борьба, к чести шерифа и священника, действовавших во имя закона и во имя религии.
Что касается Джона Мильнера, то со вздутой щекой и с подбитым глазом он привел Тома Крабба обратно в Филадельфию, где оба они заперлись в своей комнате и, преисполненные стыда, стали ждать прибытия на их имя очередной телеграммы.
Глава IX. ДВЕСТИ ДОЛЛАРОВ В ДЕНЬ
Талисман супругам Титбюри? .. Разумеется, в нем чувствовалась большая надобность, и даже если бы таким талисманом оказался только кусочек веревки, на которой повесили этого разбойника Билла Аррола, и тот оказался бы желанным. Но, как это и заявил судья в Грэй-Солт-Лейк-Сити, чтобы его повесить, надо было сначала его поймать, а это, по-видимому, не так-то скоро делалось.
Разумеется, талисман, обеспечивающий Герману Титбюри выигрыш партии, не был бы приобретен чересчур дорогой ценой, если бы за него было уплачено три тысячи долларов, украденных у господина Титбюри в гостинице Чип-Отель, но пока что мистер Титбюри был без гроша, а потому, разозленный и разочарованный ироническими ответами шерифа, он ушел из полицейского управления и вернулся к ожидавшей его миссис Титбюри.
— Ну что же, Герман, — обратилась она к нему, — этот жулик, этот мерзавец Инглис? ..
— Его имя — не Инглис, — ответил Титбюри, в изнеможении опускаясь на стул — его зовут Билл Аррол…
— Он арестован?
— Будет.
— Когда?
— Когда его смогут поймать.
— А наши деньги? Наши три тысячи? ..
— Я не дал бы за них и полдоллара!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106